Deux Ex Machina/Slow (СИ)

– Мистер Ховард, – заявил он с порога, привлекая к себе все взгляды аудитории, – со мной.

[*] мой драгоценный

========== О баррикадах ==========

В аудитории – холод. Всё явственно отражало его. Холодный прямой свет дня, падающий на них из окна, стол, за которым сидит комиссия, взгляд мистера Беллами. Он смотрит на Доминика и замечает, как тот то и дело проводит наверняка вспотевшими ладонями по бёдрам, кидает вопросительные и умоляющие взгляды, выглядит как никогда беспомощным и подчинённым воле преподавателей, которые могут сделать так, чтобы он никогда больше не появился в этом здании.

– Билет номер тридцать, – как на каторге озвучил свой судьбоносный номер Доминик, и мистер Беллами понял по одной лишь интонации – ему попался самый сложный из всех составленных билет. Он кивнул, записывая номер и пододвигая к Доминику лист с публицистическим текстом, который тот должен был для начала прочесть, разметив на ходу.

Доминик начал читать, не убавляя бравады во внешнем виде, но голос его невозможно изменился. Вся уверенность, ранее сквозившая в нём, куда-то испарилась, уступая место лёгкости артикуляции, свойственной только лишь французскому языку. Но нельзя было позволять себе заслушиваться прекраснейшим чтением, которое не отличил бы от носителя языка и он сам. Мистер Беллами поглядывал на пометки, которые делал Резгар; Лезго же сидел по левую руку, не собираясь больше писать ни строчки, и лишь ободряюще улыбался Доминику, который ему нравился, как он сам признался парой часов ранее, одобряя выбор мистера Беллами и восхваляя его благородство. Да, не каждый бы согласился взять под крыло старшекурсника с некоторыми проблемами, но мистер Беллами всегда был уверен в том, что он делал.

Поэтому он кивнул ещё раз, и Доминик чуть улыбнулся, делая паузу, а после продолжил читать. Мистер Беллами отвлёк Резгара на документацию, и тот отложил ручку, позволяя увидеть некоторые неясные перечёркивания – было видно, что он хотел подловить Доминика на чём-то, но веских причин так и не нашёл.

– Comment est-ce qu’on prononce ce mot? – улыбнулся Лезго. [*]

– Comme une declaration? – с готовностью повторил Доминик. [**]

– Ca c’est mieux, – довольно кивнул Лезго. – Vous avez d’autres questions, monsieur Bellamy? [***]

– Non, c’est tout, – он покачал головой, не давая Доминику знать ни намёком, что он уже сдал. [****] Резгар вписывал в отчёт нужную информацию, и на тот же вопрос к нему качнул головой. Доминик продолжал нервничать. Постукивал пальцами по столу и глядел в окно. Мэттью едва заметно улыбнулся. Доминик заслуживал помучиться хоть какое-то время за все те потраченные на него нервы на прошлой неделе.

– Je demande un «А»! – воскликнул Лезго со свойственной ему жизнерадостностью. – С’était excellent! [*****]

Но в ту же секунду Резгар поднял голову и заявил о парочке пропущенных фонем и акценте, свойственном для жителей низших классов, в общем-то, перечисляя всё то, что приходило в голову. Однако все понимающе слушали его тираду, осознавая, что это было неизбежно. Французы всегда имели обострённое чувство собственного достоинства, задевать которое не стоило.

Лезго с извиняющейся улыбкой пожал Доминику руку и поставил в ведомость изящную «В». Все расписались, а довольный Ховард подскочил с места, раздавая благодарности всем, даже Резгару, да еще и такие, будто преподаватели как минимум спасли его жизнь, и не раз.

– Au revoir, messieurs! – с улыбкой отчеканил он, направляясь к двери абсолютно беспечной походкой. Проследив лёгкое покачивание его бёдер, мистер Беллами вздохнул. Одной проблемой меньше.

– Madame Jourvier, – позвал он следующую должницу и потёр переносицу большими пальцами рук. Пересдача обещала затянуться.

*

Раскинувшись на диване, желания подниматься с которого у него не возникло бы по ощущениям ещё целую вечность, Мэттью прикрыл глаза. Последние дни измотали его. Студенты, просьбы, зачётные, работы, отчёты, планирование, допуски, не допуски, зачётки, зачётки, зачётки и снова зачётки. Столько фамилий мелькало перед глазами, что тяжело было сосредоточиться на единственной светлой мысли о том, что всё это позади, а остатки этого разгребать можно было сколько угодно, хоть каждый день посещая университет на рождественских каникулах.

Однако снова туда прийти он не собирался ещё как минимум неделю. Хватило и за семестр мороки.

И снова звонок в дверь. Мэттью притворился мёртвым, прикрывая глаза и слушая шелестение за дверью. Он готов был поклясться в том, что если это Доминик, то он откроет ему дверь с ножом. В кармане пальто, покоящегося прямо на полке для обуви рядом со входом, зазвонил телефон, и в дверь постучали грубее и как будто даже издевательски.

С тяжёлым вздохом открыв, конечно же, Мэттью обнаружил на пороге Доминика с широкой улыбкой на лице и пакетом в руке.

– Вы зачастили.

– Можно?

– А что, если нет? – Беллами встал в дверях, скрестив ноги, в позу, которая так и сквозила безразличием.

– Тогда я напьюсь один и снова где-нибудь упаду - если не сверну шею, то во второй раз заработаю себе сотрясение мозга, – сжал губы в притворно извиняющейся улыбке Доминик, чуть приподнимая пакет.

Мистер Беллами с очередным вздохом посторонился, пропуская студента и закрывая дверь на все три замка.

*

Доминик пытался встать, и на секунду даже показалось, что это было неправильным – наблюдать, как напивается ваш студент, пока вы сами чувствуете лишь налёт легкомыслия и веселья. И, конечно же, ничем не выдаёте себя.

– Я отнесу, – Мэттью протянул руки, но ждать, пока в них опустят Пусиандра, пришлось ещё по меньшей мере пару минут; Доминик был в двух шагах от состояния «в хлам», потому сюсюкал с оценившим весьма радостно такое внимание крысом. Тот прикрывал глаза и вслепую тыкался в губы, пользуясь моментом, пока Доминик водил своим длинным носом по холке. Ему наверняка тоже нравилась его шёрстка, а Пусиандр будто знал об этом, позволяя наслаждаться ощущениями.

Когда крыс всё же оказался у него в ладонях, Мэттью и сам не удержался от мимолётного поцелуя в холку, прижимая к груди уже возжелавшего карабкаться по майке Пусиандра. Он не хотел возвращаться в клетку после часов безудержных игр с Домиником. Доминик, как было видно, до ужаса любил животных, хотя и никогда не заявлял об этом достаточно громко.

– Серьёзно? – спросил он самым пьяным тоном из всех, которые удавалось услышать на протяжении едва ли не всей довольно долгой жизни. Кризис тридцати лет давно миновал, оставалось лишь подшучивать над собой. В разрешении напиться под своим руководством Мэттью на секунду узрел попытку вернуть что-либо ушедшее, но поморщился от такой мысли. В этот раз алкоголь брал как-то несильно.

Доминик тем временем вертел в руках книгу, которую Беллами почти добил. Он развлекался подобным образом, думая о вещах, с которыми ему вряд ли суждено было иметь дело.

– Власть пронизывает каждый социальный институт и слой общества. Хотя бы в виде полномочий и системы руководства–подчинения, – запнувшись разок, Доминик состроил капризное лицо и откинул книгу на столик. – Разве вам не хочется расслабиться?