Цветы сумерек (СИ)

- Раймон? – Ингвар приподнял голову, заметив, что Раймон не двигается.

Будто неживой, Раймон опустил пальцы на напряженную плоть Ингвара. Снова прильнул губами к впалому животу, старательно выискивая те точки, которые заставят Ингвара застонать, и вскоре преуспел. Пальцы полуэльфа неторопливо задвигались на белоснежной плоти, постепенно ускоряя движения. Ингвар уже стонал в голос, когда ритм достиг предела, и прозрачные брызги упали ему на живот.

Секунду Ингвар лежал неподвижно, пытаясь отдышаться.

- Я не этого просил, - сказал он, резко впиваясь пальцами в затылок Раймона и заставляя приподнять голову.

- Не надо, Инг.

Ингвар тут же оттолкнул полуэльфа в сторону и принялся одеваться.

Раймон тоже подобрал рубашку и принялся застёгивать пуговицы. Теперь он видел, что дрожат пальцы Ингвара. Эльф был напуган. Или попросту зол. Злого Ингвара Раймон видел редко, но ничуть об этом не жалел.

Ингвар молча подошёл к виверне и вскочил в седло. Не дожидаясь, когда Раймон последует за ним, он рванул в небо, наслаждаясь ледяным ветром, бьющим в лицо. Первый раз он предложил себя - и был отвергнут так открыто. Гордыня терзала сердце эльфа ледяными когтями. Он мог выбрать любого. Любого из самых красивых сыновей дома Синего Дракона. Но он хотел полукровку – жалкую и случайную находку отца, которую пригрел рядом с собой. Вот только полукровка. Не хотел. Его.

Раймон нагнал Ингвара уже на посадочной площадке. Протянул руку, чтобы остановить, но Ингвар обернулся молниеносно, будто готовился к удару, и голубые глаза обожгли полуэльфа таким холодом, какого не встретишь самой суровой зимой.

Ингвар отвернулся и молча пошёл прочь. Раймон выждал немного и направился следом.

В башне царил странный переполох. Слуги и стража носились в разные стороны, но Раймон не сразу заметил неладное – лишь когда Марлин перегородила дорогу Ингвару и что-то закудахтала.

Раймон разобрал только два слова, от которых озноб прошиб его с ног до головы: Тауфин мёртв.

========== Глава 5. Выбор ==========

Вереница домочадцев тянулась к хрустальному алтарю, на котором возлежало неподвижное тело Владыки дома Синего Дракона Тауфина.

Во всех помещениях царил полумрак. Окна и зеркала были занавешены, цветной камень стен, казалось, потускнел.

Ингвар едва мог заставить себя оставаться в комнате – как старший Хранитель Дома он обязан был провести церемонию над телом погибшего и всю следующую ночь бдеть, охраняя бренный сосуд его тела от гостей из Преисподней.

Ингвар обшарил взглядом очередь, выстроившуюся, чтобы проститься с покойным. Раймон почему-то стоял в самой середине, хотя как сын владыки должен был подойти к нему одним из первых. Ингвар попытался поймать взгляд своего вечного спутника, но не смог. Раймон смотрел в одну точку и, казалось, отсутствовал. Ингвар отвернулся и тоже стал смотреть перед собой. Ему не было грустно от того, что он потерял отца. Странно, но это событие он принял как данность. В тринадцатую ночь лета бессмертный Владыка дома Синего Дракона принял удар тёмного клинка и отправился к Предкам. Так же, как до этого отправились к Предкам мать, дядя и брат. Ингвара не слишком интересовали подробности. Он знал: граница – это опасно.

Куда больше Ингвара терзали мысли о том, что ждёт его впереди. Такая спокойная и размеренная жизнь внезапно раскололась на две части, и Ингвар мог лишь просить Духов, чтобы новая часть не была хуже прежней.

Раймон тоже не питал излишних надежд. Однако времени подумать о том, что будет дальше, у него ещё не было. Всю ночь он не спал, пытаясь смириться с мыслью о том, что Тауфина больше нет, но по-прежнему не верил. Уже остановившись у мёртвого тела, он долго смотрел в спокойное, будто бы озарённое внутренним светом лицо. Казалось, Тауфин вот-вот поднимется и объявит всё происходящее фарсом.

Раймон видел смерть. Это всегда были чужие, грязные люди, убитые в подворотнях за гроши. Только однажды это была мать – но она была стара, долго мучилась, и смерть стала для неё избавлением от вечных мук голода и холода.

Тауфин был другим. Он был вечным, как стены башни, в которой он царствовал. Он был крепким и сильным. И он стал Раймону отцом. Настоящим отцом, на чью силу и справедливость Раймон всегда мог положиться. Да, Тауфин наказывал его, и куда чаще, чем избалованного младшего сына. Но Раймон никогда не чувствовал обиды на отца – почему-то полуэльф всегда твёрдо знал, что именно его долг остановить Ингвара, если тот заиграется. И Тауфин будто бы соглашался, что эта ответственность лежит на плечах более крепкого из сыновей. Он доверял Раймону, и поэтому спрашивал с него больше, но несправедливости в нём не было никогда.

Тауфин стал для Раймона светом. Ярким и тихим солнцем, неспешно плывшим над его жизнью. Теплом, согревшим его в трущобах. Порой Раймону казалось, что всё, что происходит с ним – просто сон. Ещё чуть-чуть - и он очнётся у стены припортового кабака, а глаза как прежде будут мутиться от голода. Он просыпался – и ничего не менялось. Башня, Тауфин и Ингвар – все они были на своих местах.

Теперь что-то рухнуло в привычной картине мира. Тауфина не было, и разум не хотел смириться. Поймав на себе раздражённый взгляд одного из кузенов, Раймон сделал над собой усилие и коснулся губами холодного лба Владыки.

- Прощай, отец, - прошептал он и, возвращаясь в тиски обязательного ритуала, побрёл прочь, к выходу.

Остаток дня он сидел на стене, окружавшей башни, и смотрел вдаль, туда, где бессмертного Тауфина настигла смерть.

А на следующее утро Белл собрал домочадцев в зале, где когда-то Раймона принимали в семью. Он сидел в кресле, принадлежавшем отцу, и Раймон поминутно сжимал кулаки, стараясь сдержать непрошеную ярость. Ингвар стоял рядом – и в то же время так далеко. За всё утро он ни разу не заговорил с Раймоном. Под глазами Хранителя залегли глубокие тени – бессонная ночь давала о себе знать. В первую секунду, когда брат показался в дверях, Раймон ощутил почти непреодолимое желание обнять его и погладить по растрепавшимся волосам – но вокруг были люди, да и Ингвар вёл себя так сдержанно, будто видел Раймона в первый раз.

Белл начал длинную и наполненную пафосом речь о враге, который подобрался к сумеречному народу слишком близко. О последних его стражах – воинах дома Синего Дракона. Слова его могли бы быть смешны, если бы их не наполняла сила древней крови, заставлявшая натянутую струну в груди каждого вибрировать при звуках голоса Владыки. Но даже магия Древних не могла победить злость, накрепко утвердившуюся в сердце Раймона. При каждом упоминании «хищных тварей», пришедших украсть покой сумеречного народа, Раймон вспоминал вымотанное и исхудавшее лицо Свена. Да, они были врагами. Но они не убивали братьев. Напротив, пленные держались вместе, и даже когда голод настиг их, оставались заодно.

- Все вы можете идти. Я прошу остаться леди Айниру, моего брата Ингвара и полуэльфа Раймона.

Раймон вздрогнул. Титулы, присвоенные каждому из них, уже говорили о многом. Вот только зачем он нужен был в этом кругу, если был для них всего лишь «полуэльфом»?

Выбора, впрочем, не было. Раймон остался стоять неподвижно, дожидаясь, пока эльфы младших ветвей покинут зал.

Леди Айнира так же молча стояла справа от трона, на том месте, которое занимала уже много лет – а может быть, и веков.

Белл встал, будто ему неуютно было сидеть под её пристальным взглядом, и, сложив руки на груди, уставился в пол.

- Все мы понимаем, - сказал он, - что после смерти отца Дом не останется прежним.

Ответом ему была тишина. Видимо, это в самом деле понимали все.

- Полагаю, - он сверкнул глазами в направлении Айниры, - найдутся те, кто считает свои права на титул Владыки более законными, чем мои.

- Я чту завещание Тауфина, - сказала Айнира спокойно. – В тот день, когда мои дети перестанут считать тебя своим господином, мы покинем этот дом. Но рушить то, что построил мой брат, я не собираюсь.