Право на защиту (СИ)

На первое заседание мы с Михалычем явились тик в тик, проклиная аварию на Южном проспекте. Хорошо, что успели, потому что судья Лозовский, хоть и был самым лучшим вариантом из всех возможных, но вот опозданий и задержек не терпел.

Михалыч занял свое место перед клеткой, в которую завели Макса и который от этого чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. А я тихонечко пристроился в зале, ожидая, пока пройдут рутинные процедуры сверки присутствующих свидетелей со списком, потом объявят состав суда, уточнят, есть ли ходатайства о замене судьи, секретаря или прокурора… А потом мне придется сидеть в коридоре, ожидая, когда вызовут для дачи показаний.

Суд прошел довольно быстро и, я бы сказал, гладко. Я кратко ответил на вопросы, подтвердил алиби Максима, Михалыч потребовал повторную экспертизу, вызвать свидетелей из театра и напомнил про видеозапись. На лицо «потерпевшей» было приятно посмотреть – такого варианта она не ожидала и выглядела растерянной и недовольной.

– Ну что, – потирал руки Михалыч, когда мы шли к его машине, чтобы вернуться в родную контору, – очень все удачно прошло, я считаю. Повторное заседание назначили через месяц, экспертизу независимую сделают, и девушке-красавице деваться уже некуда будет.

– Да, для нее алиби сюрпризом оказалось, – согласился я, с удовольствием вспоминая потрясенное лицо Ларисы. – Жаль только, Максу сидеть в СИЗО еще четыре недели.

– Ну это уже вопросы не ко мне, быстрее вызволить не получится, и так все, – он суеверно сплюнул, – идет более чем быстро. Пусть радуется, что не три месяца и не шесть. Люди вон годами сидят. Невиновные. Не мне тебе рассказывать.

– Да знаю, но все равно зло берет, когда в таких случаях ничего сделать не могу, – я плюхнулся на сидение его старенькой Мазды и пристегнул ремень.

– Плетью обуха не перешибешь, – ответил Михалыч, устраиваясь за рулем и трогаясь с места.

– Как думаешь, каких пакостей следует ожидать с той стороны?

– Ну что ты, какие пакости, – Михалыч ловко вклинился в плотный поток, – прежде чем они перейдут к пакостям, скорее всего попробуют договориться. Но ты все равно будь поосторожнее, господин полицейский сейчас как раненый кабан опасен и непредсказуем.

Я промолчал. Иногда Зотов обращался со мной совсем как с неразумным дитем, можно подумать, такие элементарные вещи я не понимал сам. И подставу можно ожидать любую, тем более что противник у меня сильный и руководит отделом по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.

Дня через три мне показалось, что за мной следят. Ничего против я не имел – пусть их развлекаются, бегать и уходить от наблюдения смысла не видел. Потом пару раз меня останавливали люди в форме, пытались проверить документы и даже покопаться в вещах, но были посланы далеко – за санкцией прокурора. После второго раза вроде бы даже отстали, особенно когда я потребовал уже их документы.

Михалыч тем временем тоже держал оборону – к нему подкатывали и предлагали разойтись полюбовно, говорили, что немедленно заберут заявление и что нашего клиента сразу выпустят. Если бы этой кодле удалось пробиться в СИЗО – а к счастью дядя не обладал такими возможностями и связями – то Макс мог бы и согласиться, но для него такой вариант был бы совсем не хорош, хотя бы тем, что пятно на репутации все равно бы осталось. Ему нужно было только полное оправдание за отсутствием события преступления.

Так что месяц мы с Михалычем прожили почти на осадном положении, стараясь не ходить поодиночке, я пользовался услугами знакомого таксиста, чтобы у некоторых не возникло желания стукнуть меня по затылку в темной подворотне.

Второе, и оно же последнее, заседание прошло так, как и должно было пройти: Макса освободили прямо в зале суда, судья вынес частное определение в отношении потерпевшей. Мать подзащитного благодарила Михалыча и меня со слезами радости на глазах, сам Максим стоял, переминаясь с ноги на ногу и счастливо улыбался, предвкушая скорую встречу с домом.

Единственное, что еще нам предстояло обсудить, – подача встречного иска, но сам Макс был настроен миролюбиво и, кажется, совсем не горел желанием это делать.

– Александр Михайлович, Стас, я вам очень благодарен, поверьте, но мстить не хочу, не хочу трясти грязным бельем, просто не хочу… Она просто была очень расстроена… Пусть все останется в прошлом.

– Максим, – всплеснула руками категорически не согласная с таким поворотом Мария Петровна, – это не месть, а только справедливость!

– Я тоже рекомендую подать иск, – сказал я, но наткнулся на твердый взгляд Максима и понял, что тот вряд ли прислушается и сделает так, как советуют.

В любом случае, обсуждать данный вопрос прямо здесь было бы глупо, и мы вежливо попрощались, расставшись у входа в здание суда: Макс с мамой пошли на автобусную остановку, а мы на стоянку, где была припаркована старушка-Мазда Михалыча.

Возвращаться на работу не хотелось, но в конторе ждала чертова прорва бумаг, которая сама по себе не рассосётся. Было немного жаль, что Макс не хочет довести дело до логического конца, но в конце концов, это было его право. Только он не учитывает, что вне зависимости от его иска уголовное дело на Ларису все равно заведут – когда она писала свое заявление, ее предупреждали об ответственности за дачу ложных показаний. Теперь девушке грозит реальный срок в колонии лет на пять, и только если очень повезет, или если у дяди есть связи, то сможет отделаться солидным штрафом. Хотя меня теперь это уже совершенно не касается.

Глава 6

К пятнице я вымотался так, что очередной поход к родителям воспринимался не иначе как пытка. От одной мысли о том, что вот завтра придется вылезать из кровати, приводить себя в порядок, напяливать унылый костюм и торчать полдня среди людей, которым мои интересы и проблемы не то чтобы по барабану, а скорее они судят о моей жизни по своим представлениям о ней, становилось еще тоскливее. Опять же почти невозможно объяснить, что по работе мне приходится столько общаться, столько вести разговоры, что иногда хочется просто помолчать, посидеть в тишине и чтобы никто, ни одна даже самая родственная душа не доставала нотациями и рассказами о распродажах.

Нельзя сказать, что я не люблю своих родных, что они меня раздражают и я не хочу их видеть. Совсем нет. Просто иногда накатывает желание забиться в раковину и не выползать из нее какое-то время. Пока шел домой, обдумывал идею позвонить предкам и сказать, чтобы завтра не ждали. Или даже отправить смску, чтобы не выслушивать стенания мамы. Да, я понимаю, что она соскучилась, да, ей хочется, чтобы сыночек хотя бы раз в неделю хорошо кушал, в идеале так вообще привел бы знакомиться невесту, но сыночку уже за тридцать, и у него вполне может быть личная жизнь, например…

– Алло, пап, я не смогу завтра прийти, – идея звякнуть отцу возникла неожиданно, маме он все передаст, а мне нет необходимости выслушивать ее монолог, – нет, ничего не случилось, меня друзья позвали на шашлыки. Ну и что, что зима? Там большой теплый дом, баня… Хорошо, пап, пока. Привет всем.