Право на защиту (СИ)

Халат, надетый на голое тело, создавал уют, даря тепло, и контраст с замерзшими ногами не давал цепляться за остатки сна. Надо бы пойти в прихожую, надо бы надеть тапочки или хотя бы носки найти, но было так лениво, так не хотелось двигаться и совершать осмысленные действия. Если бы курил, вот сейчас как раз сигарета была бы очень и очень кстати. Иногда я жалел об отсутствии вредных привычек.

Тело слегка ныло от любых, даже самых легких движений. Ныло приятно, вызывая воспоминания о прошедшей ночи, о горячем, полном страсти и томной неги времени. Надо с этим завязывать, а то он стал мне уже необходим. Привыкание, Станислав Ильич, лечится только воздержанием. И вы это знаете. К сожалению, никакого будущего у таких отношений нет, как бы ни был идеален партнер, тонко чувствующий настроение и любовно пестующий твоих тараканов, Стасик.

Кофе приятно горчил на языке, и некстати подумалось, что Макс предпочитает чай. Зеленый, черный – без разницы. Макс. Слишком много его стало в моей жизни, и так сложно стало разделять две жизни, личную и общественную.

Родители тоже что-то почувствовали. Отец стал подтрунивать, что сынок-то, похоже, влюбился, мать непрозрачно намекала на желание познакомиться с той девушкой, которая заставила мои глаза светиться. Вот ведь выдумала тоже: светиться! Но, видимо, веду я себя и в самом деле иначе…

Макс. Чертов Макс. Который всегда лучше меня знает, что мне надо, чувствует настроение и подстраивается, бывая то нежным, то страстным, а то и жестким и грубым.

После первого раза я боялся, что он решит, что я саб, и решит вести себя соответственно. Собственно, так и есть в каком-то смысле, но не все так просто, порой я и сам себя не понимал. Чулки, корсеты, игрушки - это все хорошо и очень здорово, но иногда хотелось и без них. Макс понимал, каким-то образом чувствовал и давал мне именно то, что было нужно, доминируя, но не давя. Идеально настолько, что в это верилось с трудом. И это пугало.

Почти три месяца достаточно регулярных встреч. Что дальше? Я не раз и не два задавал себе этот вопрос: дальше что нас ждет? И каждый раз выходило, что либо мы признаем, что пара, либо разбегаемся. Второй вариант был со всех сторон более предпочтительным, более жизненным, что ли. Тем более в идеалы жизнь давно отучила верить. Нет в жизни совершенства, и это не я придумал. Где-то просто есть неучтенный фактор.

Признаваться в своей ориентации я был не готов. Сразу вспомнился разговор с отцом, состоявшийся не так давно, на очередном семейном обеде, куда меня вытащила мама. Благо, что Макс был на дежурстве, а дома одному сидеть не хотелось. По телевизору показывали что-то о запрете пропаганды нетрадиционных отношений.

- И правильно, - сказал отец, - давно нужно было запретить, а то детей совращают. Сидели бы тихо и не рыпались, а то за права борются, как будто их притесняют.

- Ты о ком? – решил уточнить я, чувствуя холодок в груди.

- О геях, о ком еще. Такое ощущение, что они хотят весь мир под себя подмять. Вон Европу под себя продавили, нас попытались, но шиш-то вышло.

- Тебя послушать, так существует всемирная организация геев, - не сдавался я.

- А то ты не видишь, что это похоже на заговор и на попытки заставить всех людей быть такими, как они, - выдал мне отец.

- Прямо как жидомасоны, помнишь, не так давно они во всем были виноваты, - попробовал напомнить я историю.

- Не передергивай, при чем тут это?!

- Папа, ну ты же образованный человек и сам прекрасно знаешь, что ориентация не поддаётся пропаганде. Даже в дикой природе существуют животные, предпочитающие свой пол. И в конце концов, какая разница, с кем человек спит? Ты же не лезешь к нему в койку, да и он к тебе. Просто представь, что вот, например, кто-то из твоих друзей гей…

- Не могу, - отрезал он, - вот постороннего человека могу представить геем и даже руку подам, а вот свой кто-то… Нет, не смогу. Как же… Нет!

- А что изменится от того, что ты просто узнал это? Человек вдруг станет хуже, или что? – настаивал я, честно пытаясь понять логику.

- Не хуже, - нехотя признал отец, - но… Сразу бы не смог. Потом, может быть…

И это родной отец. От воспоминаний опять стало больно. Когда даже родная семья, скорее всего, никогда не примет твою ориентацию, то что уж говорить о посторонних людях? Скрывать отношения тяжело, где-нибудь все равно проколемся. Поэтому, пока не прикипели друг к другу капитально, надо рвать. У меня скоро отпуск, поеду… Уже знаю, куда, и попробую все забыть.

Внутри заныло. Забыть. Как будто это возможно, вот даже при одной мысли об этом уже больно. Как там говорят: сердце кровью обливается? Воистину так, как по живому резать придется. Но как привык, так и отвыкну, потом-то хуже будет.

Поборовшись немного с собой, решил все-таки Максу не сообщать смской о разрыве отношений. Счел, что такой поступок охарактеризует меня как последнего труса, нужно набраться мужества и поговорить с человеком лицом к лицу, тем более он сейчас на работе.

Кофе закончился, и пока я раздумывал, сварить ли себе еще чашечку или все-таки не стоит, в комнате бодро заиграла мелодия вызова, которая была установлена на маму. Черт, опять к предкам тащиться, но вроде бы обижать их не хочется, да и отвлечься от страданий надо, а то настроение испортилось и хандра навалилась. Надо будет по дороге к ним зайти в кондитерскую, купить что-нибудь сладкое: бабушка всегда говорила, что в тяжелых жизненных ситуациях нет ничего лучше шоколадного торта. Вот и случай представился проверить. Сестренка-то рецепт чаще пользовала, уверяла, что помогает. Посмотрим.

У родителей все было как всегда. Как в лучших домах Лондона, Парижа и Жмеринки: закуски холодные, закуски горячие… На горячее жареная курочка с картофельным пюре – дань моему плебейскому вкусу.

- Сынок, - мама, завидев меня, чуть нахмурилась и попыталась пощупать лоб, - ты не заболел?

- Устал просто, - вымученно улыбнулся я, чмокая ее в пахнущую пудрой щеку, и постарался взять себя в руки. Оказывается, принятое решение отпечаталось на моем челе, вызывая тревогу у родных. Странно. Мне казалось, что я лучше владею собой, лучше умею держать себя в руках, все-таки специфика работы предполагает умение держать лицо в любых обстоятельствах.

Мама покачала головой, взлохматила волосы у меня на макушке и пригласила к столу. Иногда мне казалось, что ее наипервейшей задачей является меня накормить. Можно подумать, что всю неделю я голодаю, питаясь исключительно подножным кормом.

- Привет, - поздоровался я, войдя в комнату, где за столом сидел отец, подслеповато щурясь в экран телевизора. Порадовало то, что посторонних в этот раз не было. Никаких Даш, Насть и прочих представительниц прекрасного пола. Даже любимая сестра сегодня отсутствовала, неужели личная жизнь стала налаживаться?