Второй шанс (СИ)

Руки у этой твари слишком длинные - обойти не получится, а вот оттолкнуть…

Тяжелый ботинок врезается в его грудь, слышу хруст ребер. Даже такой силы удара недостаточно, чтобы опрокинуть эту тушу, но вполне хватит, чтобы заставить немного подвинуться. Поднимаюсь на ступень выше, чтобы следующим ударом грубой подошвы снести с его лица эту чертову, словно прилипшую, широкую ухмылку, а вместе с ней и большую часть лица.

Хруст сломанного носа, чавканье поврежденной плоти…

Дальше все словно в тумане, призрачной дымке, затянутой алым маревом.

Перехватить трубу и локтем блокировать ответный выпад пудового кулака. Вывернуться из сомкнувшихся было смертоносных объятий, все также, не разжимая пальцев, мертвой хваткой вцепившихся в трубу.

Оказаться за широкой спиной, неестественно выгнув длинную руку, и ногой с силой вдарить по голени, прямо под коленную чашечку, двигаясь как можно быстрее, выставляя из сустава конечность.

Все слишком быстро…

Слишком стремительно.

Не знаю как, но длинный металлический огрызок систем отопления оказывается у меня под аккомпанемент хруста сломанных костей.

Что это было?

Пальцы? Запястье?

Плевать.

У меня есть куда более важные дела, нежели возня с падалью, пусть и разумной отчасти.

Задумчиво подкидываю этот примитив на ладони - никакого баланса. Единственный плюс - так это немалый вес и длина больше метра.

Но то ли дело катана - изящное орудие смерти, ни с чем не сравнить ее стальное перо, окрашенное багряной краской, способное столь легко поставить точку в той или иной истории чьей-то жалкой жизни.

- Ничего личного, Киривар. Ты никогда мне не нравился, - насмешливо кривя губы и специально растягивая слова, проговариваю я, прежде чем замахнуться и, уходя от медвежьего броска, обрушить стальной обломок на спину нападавшего. Еще и еще, раз за разом, пока он не окажется неподвижным мешком костей на полу, а мое дыхание не собьется.

Неужели все?

Так быстро и, как оказалось, просто.

Труба падает рядом с неподвижным телом хозяина. Ее лязг еще несколько секунд стоит в моих ушах, не желая затихать.

Сейчас, когда адреналин все еще бушует в крови, повреждения кажутся незначительными, но нога уже ощутимо распухла, а ладони ноют, плюс пара хороших синяков на спине…

Отчего-то медлю, кругом обхожу тело, замираю у ног, после отворачиваюсь и, обходя его вдоль туловища, направляюсь к котельной.

Шорох и резкая боль в покалеченной лодыжке, чуть выше голенища высокого сапога, заставляют меня зашипеть от боли и пинком свободной ноги скинуть вцепившиеся намертво пальцы.

Мразь!

Опираясь на стремительно немеющую от противной тупой боли ногу, изо всех сил опускаю другую на поднимающуюся голову.

Раз за разом, пока противное чавканье не перешло в хруст, а кровь, из ранее нанесенной раны, грязной тягучей лужей не растеклась по почти белому, выщербленному мрамору пола.

Отвратительно. Морщась и подволакивая нежелающую сгибаться ногу, среди обломков мебели и кусков стекла нахожу свой нож, вытираю лезвие об куртку, и так порядком изгвазданную, и возвращаю его в ножны.

До котельной я добираюсь черепашьим темпом и с почти острой зубной болью думаю о том, сколько же мне придется ползти до квартиры.

Тяжелая дверь, которую я раздраженно отпихиваю рукой, гулко бьется об облезлую, крашеную стену. Слишком громко. Не могу не скривиться еще больше при мысли, что придется разбираться еще и со сбежавшейся на звук трупачиной.

Ну, может, мне повезет хоть немного, всего один раз за весь этот гребаный день.

Бетонные ступеньки, тусклый свет ламп дневного освещения, едва пробивающийся в этот закуток из основного помещения. Уже распахиваю еще одну дверь, последнюю на пути к бесконечным канализационным лабиринтам, как замираю и прислушиваюсь к быстрому топоту ног.

Твою… Не успел выругаться, как в мою грудь на всем ходу врезается светлая макушка.

- Я велел тебе убираться час назад! Так какого хера ты все еще тут?!

Сказать, что меня распирает от злости - ничего не сказать.

- Я ушел, а там… Там ЭТИ. Везде.

- Что, парочка тухляков - и ты уже наложил в свои распрекрасные клетчатые штанишки?

- Вот сам туда и иди, урод!

- Захлопнись, выродок.

Отпихиваю малявку в сторону и уже заношу ногу над железным проржавевшим порогом, как низкий гул голосов заставляет меня прислушаться. Десятки надрывных стонов, завываний… И длинные ломаные тени в тусклом свете, едва долетающем из котельной.

Что же вы друг друга-то не жрете, твари? Силуэты совсем близко - уже вижу, как они плотной пробкой своих гниющих тел закупоривают единственный выход из подвала котельной.

Матерясь, звучно захлопываю тяжелую дверь и этим звуком лишь призываю эту разлагающуюся массу двигаться с повышенным энтузиазмом.

Подпираю дверь здоровой ногой и оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы подпереть дверь. Взгляд натыкается на Рина - стоит у дальней стенки, сложив руки на груди.

- Что, парочка тухляков - и ты уже наложил в свои распрекрасные штанишки, братик? - В точности копирует мою интонацию и точно так же насмешливо кривит губы. Вот сученыш.

- Заткни пасть и лучше поищи что-нибудь подпереть дверь.

Кивает и скрывается в котельной, спустя пару минут до меня доносится его приглушенный крик:

- Лом подойдет?

- Тащи.

Вот черт. Я что, действительно разговариваю с ним? И что, даже диалогом?

Твое отсутствие слишком плохо влияет на меня, мышка - я так привык трепаться с тобой, что привычная ранее тишина начинает угнетать.

Дверь начинает ходить ходуном, и я покрепче стискиваю ручку. Мерные шлепающие удары тел, налегающих на дверь и утробно урчащих от запаха жертвы, снова заставляют меня кривиться. Но в их непомерной тупости есть один большой плюс: не знаю, сколько бы я продержался, если бы у них хватило мозгов подергать ручку.

Звон стекла. Этот недомерок все это время ходил вокруг пожарного щита и не знал, чем разбить стекло? Вот идиот.

Наконец-то возвращается и замирает на минуту. Наверное, думает: огреть меня этой херовиной или же все-таки сдержаться и запереть ей дверь.