Черное племя. Война (СИ)

Альфа осознавал, что Давид прячется где-то в кустах, но делал вид, что не догадывается. По идее, он должен был бы прогнать нерадивого папашу, но не прогонял. Так продолжалось пару месяцев. Волчонок рос, он был счастливым крепким малышом. Однако это нельзя было сказать об Аскольде и Давиде. Выслеживая тайком друг друга, они не испытывал от этого никакого удовлетворения. Они оба раздражались от мысли, что им друг от друга может быть что-то нужно.

Жизнь Давида, между тем, делилась на две части: часы, когда он наблюдал за альфой и волчонком, и на оставшуюся часть суток. Первое время он просто слонялся по селению, но довольно быстро оборотень стал ощущать на себе косые взгляды омег, особенно пленных из красного племени. Давиду они все были неприятны. Белокожие, рыжеволосые, в светно-коричневых веснушках, красные волки все как один напоминали ему Арне. Не то чтобы оборотень остро жалел о своем поступке. Но он чувствовал, что убив беременного омежку, он убил что-то в себе, что-то важное. Иногда Давиду хотелось плакать, но он не мог.

Вскоре омега стал прятаться в шатре и подолгу там сидеть, не принимая пищу, ничем не занимаясь. Но никто не ходил к нему. Даже Роджер перестал интересоваться братом.

Так продолжалось какое-то время, пока однажды, в один прекрасный день, к омеге не явился Арен. Отец был удивительно спокоен и равнодушен. Давид вообще заметил, что все перестали испытывать к нему какие-либо эмоции. Ни страх, ни любопытство, ни ненависть. Перешептывания были. А были ли? О нем ли шепчется племя? Иногда омеге начинало казаться, что на самом деле его уже не существует. Он умер для всех. И это произошло после того, как он убил Арне и Мертена. Никто не сказал ему ни единого слова осуждения. Но и замечать его окончательно перестали.

- Давид, ты должен чем-то заниматься. - Арен вошел в шатер сына, в одно из самых бедных и аскетичных жилищ в племени. Здесь было не найти ни расшитых подушек, ни вычурной мебели, ни посуды, ни принадлежностей для наведения омежьей красоты. Зеркала, расчески, одежда из разноцветных материй - это все не интересовало Давида. Всего-то было: небрежно валяющаяся на земле постель из мешковины, набитая сеном и расстеленная тряпка, на которую омега перед сном складывал оружие. Да и сам шатер был небольшой, из хорошо прошитых кусков кожи, без намека на окна. Внутри него было темно даже в самый солнечный день.

Арен отодвинул ткань, прикрывающую вход, давая проникнуть в помещение небольшому лучу света. Его нисколько не удивлял быт сына. Единственное, что на самом деле поражало альфу, что оборотень до сих пор жив, что еще не покончил с собой. Вождь отчего-то ждал этого, ждал, что он однажды зайдет в шатер и увидит Давида мертвым. Альфа не хотел смерти сына, но видя, что тот старается не оставлять после себя ничего, ни за кого не цепляется, ни к кому не привязывается, а все его цели уже достигнуты, враги убиты, опасался, что однажды оборотень придет к тупику. А может, он уже в тупике. - Ты целыми днями сидишь в шатре и ничего не делаешь. Так не пойдет.

- Будет война, я поучаствую. - Омега сидел на постели, скрестив ноги, глядя перед собой в темноту.

- Какая война? Ты ополоумел? - Арен оскалился, но сдержал себя, чтобы не давать ход раздражению. - Не с кем воевать. А у нас много пленников, много омег и их волчат из красного и белого племени. Их кормить нужно.

- И с чего мне их кормить? - Давид повернул голову к отцу. - Может, вырезать их всех, да и проблема решена?

- А может тебя вырезать? И тоже проблему решим?

- Да режь. - Омега произнес это как-то буднично и бесцветно, отчего злость Арена тут же испарилась. Он почувствовал желание как-то приобнять сына, поговорить с ним о чем-то о другом, о чем-то по-настоящему важном. Но, глядя в сероватое лицо омеги, вождь понимал, что это бесполезно. Между отцом и сыном выросла огромная стена, а как ее разрушить, вождь не имел представления.

- У нас большие потери в племени. Единтвенная возможность восстановить численность волков - это вырастить чужих оборотней как своих. А для этого их всех надо кормить. Так что хватит сидеть, бери копье, лук, все что тебе нужно и топай добывать еду. Теперь это твоя ежедневная обязанность.

- А если я не хочу?

- С каких пор приказы вождя оспариваются?

- Я твой сын и имею право на мнение.

- Ты имеешь право на повиновение, а мнение свое оставь при себе. - Рыкнул Арен и вышел из шатра. Немного подумав, омега взял оружие и направился в лес.

========== Глава 73. Флориан ==========

Энджи, тайком наблюдая за Аскольдом, пытался понять, что же все-таки на душе у сына? Что им движет? Остались ли у него чувства к Давиду? Любит ли он? И способен ли в принципе полюбить?

Омега догадывался, что Аскольд, несмотря ни на что, болезненно привязан к сыну вождей и меньшее, что хотелось шаману, чтобы они были вместе. И хотя волки между собой не общались, Энджи нутром чувствовал нить, связывающую их вместе, которую никак не получается оборвать. Но было еще кое-что. Ненависть. Глубокая, взаимная неприязнь и презрение. Так что их притягивает друг к другу?

Этого не понимал и сам Аскольд. Взяв к себе Аларда, он повиновался импульсу, но был ли у него осознанный мотив? А если был, то какой? Месть? Может быть. Жалость к волчонку? И это тоже, но далеко не все. Самое худшее, что волк боялся от самого себя, так это то, что он усыновил Аларда прежде всего для того, чтобы потом притянуть к себе самого Давида. Ведь теперь единственный способ для омежки официально стать отцом волчонка - это вступить в брак с Аскольдом. Иное дело, если бы новорожденного сразу забрали бы Арен и Кайлин. Давид мог перебеситься и спокойно начать его воспитывать самостоятельно, никто б не запретил. Но теперь, когда Алард у Аскольда, омега не имеет права и коснуться его.

Альфа начал осознавать ловушку, в которую угодил. Ему теперь не был так нужен волчонок, как могло казаться вначале. Но избавляться от него было поздно. Точнее, Аскольд любил Аларда, но он был альфой и возиться с малышом изо дня в день ему надоедало. Но кроме него, воспитывать маленького оборотня было некому. Энджи и Феофил целыми днями пропадали в селении, среди омег Белого и Красного племени, а если были не там, то лечили раненых в боях оборотней. Да и подойти к Энджи со словами: “Папочка, погуляй с малышом” Аскольд не мог. Это он взял на себя ответственность, теперь ему ее и нести.

Когда Аскольд стал замечать Давида, прячущегося и тайком наблюдающего за ним и Алардом, альфу охватила ярость и странное удовлетворение. Очухался! Вспомнил! Но что с этим делать, оборотень еще не знал. С одной стороны, он не хотел спугнуть омегу, уж слишком сладкой была мысль, что, наконец, Давид понесет заслуженное наказание за свою чертствость. Пусть походит вокруг, пусть помучается. Аскольд даже чувствовал злорадство, но старался его похоронить в себе, считая это недостойным альфы. Оборотень понимал, что при умелом поведении он сможет получить все. Но волк уже не хотел жениться на Давиде. Оборотень не представлял, как они вместе будут. Точнее, как ему жить с омегой, у которого на руках столько крови.

И хотя жениться Аскольду точно не хотелось, он с тревогой чувствовал, как по его телу пробегают мурашки, как только он чувствовал запах Давида. Сердце сразу начинало бешено колотиться и оборотень, стараясь не выдавать себя, мысленно повторял: “Ну подойди, гаденыш, попроси у меня что-нибудь”.

Но Давид не подходил. Пока что.

Между тем с появлением пленников у Феофила и Энджи прибавилось работы. Омеги, предоставленные сами себе, часто болели, кто-то рожал, у кого-то от пережитого стресса пропадало молоко, а кто-то из красных волков даже пытался нападать на альф и бет Черного племени. Но таких особей тут же запирали в подвалы крепости. Их судьбу решал уже Арен.