Отражение (СИ)

Едва они вышли на улицу, Кайл заскулил, поджимая то одну, то другую лапу.

— Такое чувство, что за полчаса похолодало градусов на десять, — Себастьян засунул руки поглубже в карманы. — Пойдем домой.

Его телефон пискнул. Себастьян прочитал сообщение.

— Ого! — воскликнул он. — Штормовое предупреждение!

Они успели вернуться домой до того, как ветер стал немилосердно завывать, бросая в лицо прохожим хлопья снега. Барнс посмотрел в окно и поежился от неприятного воспоминания о кошмаре, где он падал в такую же снежную круговерть.

— Давай задернем шторы, — попросил он Себастьяна, обнимая его, прижимаясь к нему, словно искал защиты.

— Конечно, — согласился Себастьян и погладил Баки по волосам. — Пойдем задернем.

Они задернули все шторы и включили свет во всех комнатах. Себастьян нашел альбом с подборкой рождественских песен в рок-обработке и включил его, чтобы не было слышно завывающего за окнами ветра. С кухни чарующе пахла пекущаяся индейка, Кайл свернулся клубком на своей подстилке, положив морду на свой любимый мячик с разноцветными хвостами.

— Посмотрим рождественские фильмы? — предложил Себастьян.

Не видя метели на улице и не слыша завывания ветра за окнами, Барнс успокоился, расслабился и периодически тискал Себастьяна.

— Давай, — согласился он, устроившись на диване в гостиной. — А какие?

— Ну, можно классику — «Один дома», «Как Гринч украл Рождество», «Кошмар перед Рождеством». Можно что-то более современное, — Себастьян привалился к Баки под бок. — Можно просто включить телеканал с рождественскими фильмами.

— Включи, что тебе больше нравится, — сказал Барнс, не представляя, чтобы он сам хотел посмотреть, но все фильмы, которые ему Себастьян показывал, ему понравились.

Себастьян поставил «Гринча» и вернулся на диван. Телефон снова пискнул входящей смской. Себастьян посмотрел и ахнул. Показал Баки.

«Служба спасения предупреждает о сильном ветре со снегопадом и резком похолодании. Пожалуйста, не выходите из дома без острой необходимости. Счастливого Рождества!»

— Pizdetz погодка на улице, — прокомментировал сообщение Барнс. — Значит, вечерняя прогулка с Кайлом накрылась, я правильно понимаю?

Откровенно говоря, в такую погоду ему вообще не хотелось выходить за пределы уютной теплой квартиры. Было так хорошо лежать в обнимку на диване и смотреть фильм, так уютно. Барнс так давно не испытывал ничего подобного, что уже и забыл, как это.

— Похоже, да, — кивнул Себастьян. — Я выведу его вечером на крыльцо, думаю, он быстро сделает свои дела, я уберу, и мы вернемся.

Ему было тепло и спокойно. Себастьян с некоторым злорадством думал о сегодняшних рождественских балах в Нью-Йорке, от которых он отказался. О полупустых залах, о несчастных светских дамах в совершенно не греющих платьях и туфлях на шпильках. О светских львах в безупречно сшитых костюмах. Ему было только жаль обслугу — официантов, водителей, швейцаров. А еще — высокие наряженные елки на улицах города, которые повалит штормом.

— Будешь торт? Все равно, кроме еще не готовой индейки и торта, у нас, кажется, больше ничего нет, — предложил Барнс. — Я тебе кофе сварю.

— У нас были овощи для салата и какая-то заморозка, — вспомнил Себастьян. — Неужели съели? Я пока не хочу сладкого. Но от кофе не откажусь.

— Да, кажется, что-то из заморозки еще осталось, — отозвался Барнс уже из кухни, но в морозилку не полез, решив проверить потом.

Он сварил две чашки кофе и все-таки решил отрезать себе кусок торта.

— Держи, — подал он чашку Себастьяну, принимаясь за торт. — Очень вкусно. Попробуй.

— Потом, — покачал головой Себастьян. — Что-то пока мне не хочется сладкого.

Он проверил новости, посмотрел фотографии на сайтах. Температура упала до минус пятнадцати. Нью-Йорк стремительно заметало.

Пожав плечами, Барнс не стал настаивать на своем, просто устроившись поудобнее рядом с Себастьяном. Он смотрел на переливающуюся огнями гирлянды елку, уплетал торт и думал о том, как ему хорошо. Но можно сделать еще лучше.

— Ты уверен, что совсем не хочешь сладкого? — мурлыкнул Барнс, отставив пустую тарелку. Он забрался руками Себастьяну под футболку, поглаживая грудь и живот, и стал покрывать короткими поцелуями его шею.

— Я уверен, — Себастьян подставился под ласкающие руки. — А ты праздновал Рождество в Ваканде?

— Нет, — коротко ответил Барнс, стягивая с Себастьяна футболку.

Себастьян не стал спрашивать больше ни о чем. Он оседлал Баки и принялся целовать его. У губ Баки был вкус шоколада с привкусом орехов. Они целовались и целовались.

Оторвавшись от губ Себастьяна, Барнс скинул футболку и с себя, прижимаясь кожа к коже. Это всегда было таким невероятно прекрасным ощущением чувствовать его вот так — близко-близко.

Они занялись любовью прямо на диване, раскидав одежду вокруг себя. Играла музыка, переливалась гирлянда, а они тонули друг в друге, не обращая внимания ни на что вокруг.

После, когда на коже остыл любовный пот, Себастьян поежился.

— Кажется, еще похолодало, — сказал он. — Сейчас прибавлю тепла.

Он встал, не одеваясь, и выкрутил регулятор радиатора на максимум. Потом прошелся по комнате, собирая одежду. Но даже в футболке с длинными рукавами было зябко, и Себастьян сходил за свитером и принес еще один Баки.

— Прости, но рождественских свитеров у меня нет, — сказал он. — Не понимаю я эту традицию.

— И хорошо, что нет, — Барнс натянул на себя свитер, а потом взял плед и завернул в него Себастьяна, прижав к себе. — Что еще мне для тебя сделать, чтобы ты не мерз?

— Давай зажжем свечи? — предложил Себастьян. — В кладовке есть пара коробок. Я помню, когда мы еще жили в Констанце и зимой отключали электричество, мама зажигала свечи и становилось теплее.

— Давай. Пойду найду их, — Барнс пошел рыться в кладовке и уже через пару минут обнаружил искомое. — Расставляй теперь, как хочешь, — сказал он Себастьяну, — твоя же идея.

Поверх свечей в коробке лежала газовая зажигалка. Себастьян пощелкал ею, проверяя, а потом принялся ставить свечи на все поверхности подряд — на каминную полку, на журнальный столик, на пол, рядом с плазмой. Вскоре вся гостиная осветилась мягким пламенем, и Себастьян выключил электричество, оставив только гирлянду на елке. Напоследок Себастьян включил газовый камин и уселся перед ним, глядя на игру языков огня. Он оглянулся на Баки и поманил его к себе.

— Так хорошо, — сказал он. — Иди ко мне.

Оглядев маленькие язычки свечей, раскинувшихся тут и там, словно цветы на поляне, Барнс подошел к Себастьяну и, сев у него за спиной, обнял. Он не очень любил свечи, но сейчас это почему-то казалось действительно романтично. Ощущение, что они совершенно одни в этом мире, было сильнее, чем на необитаемом острове. Он чувствовал Себастьяна таким близким, родным, что от этого чувства странно защипало глаза.

Себастьян положил ладони поверх ладоней Баки. Он давно не делал различия между правой и левой рукой Баки. Любил обе одинаково.

Под елкой лежало несколько коробок в яркой подарочной бумаге. Больше двух. Себастьян не спрашивал, что в них. Три коробки были для Баки. В одной ждал завтрашнего дня пушистый теплый шарф, очень уместный в такую погоду. В другой — хороший швейцарский складной нож с гравировкой на лезвии. В третьей был подарок-сюрприз.

Себастьян чувствовал под футболкой жетоны, которые подарил ему Баки. Он всегда носил их, не снимая.

Что подарить Себастьяну, Барнс до последнего придумать не мог, но к браслету, который тот хотел, он заказал простое кольцо, с гравировкой под пластины его бионики. А еще смеху ради купил смешную оранжевую шапку с синим пышным помпоном, прекрасно осознавая, что такое Себастьян не наденет никуда и никому не покажет, так же как ту оранжевую панаму. Это было только для него.

Себастьян зевнул и вздрогнул, когда сработал таймер духовки.

— Индейка готова, — обрадовался он. Посмотрел на часы. — Восемь. Самое время для рождественского ужина. Поможешь мне приготовить глинтвейн?