Всерьез (ЛП)

— Ты правда переживаешь из-за призраков бывших бойфрендов?

— Слушай, да я из-за всего переживаю. — Он уткнулся головой мне в плечо и громко выдохнул. — Знаю, что думать надо о деде, а в голову лезут только мысли обо мне. Черт знает что вообще.

— Я же говорил, что тут нет правил. Что бы ты ни чувствовал, это нормально.

— Даже изводиться из-за… — Он смущенно коснулся подбородка. — …того, какой я сейчас бородавчатый? Это тоже нормально, да? Не делает меня конченым недалеким эгоистом?

— Нисколько. И я тебе завтра куплю масла чайного дерева.

— Господи, я страшнее атомной войны. — Он спрятал лицо у меня в изгибе шеи.

— Кожные воспаления обостряются при стрессах и эмоциональных потрясениях.

— Спасибо, утешил, мистер Доктор.

— Тогда как насчет такого? — Я потерся щекой о его скулу, неуклюже ласкаясь без рук, которыми можно было бы коснуться или ухватиться. — Ты красивый.

Он извернулся и взглянул на меня широко раскрытыми, чуть влажными от слез глазами.

— Я так боюсь, Лори. Боюсь остаться один и… и вообще всей своей жизни боюсь. — Он со свистом втянул воздух, и слова так и хлынули целым потоком: — А потом начинаю реально злиться на деда за то, что меня оставил. А потом чувствую себя полным уродом. А потом нервничаю из-за чего-то, совершенно не относящегося к делу, типа прыщей или незавязывающегося двойного скользящего узла. Или того, что мне не затмить какого-то мужика, с которым ты был лет десять назад.

— И все это можно понять, — успокаивающе сказал я. — Кроме идиотизма про Роберта.

Я поцеловал его в щеку. На экране бежали титры, купая нас в мерцающем свете.

— Но… — как всегда настойчивый, Тоби вывернулся из-под моих рук и отсел. — …вы же прожили вместе целую вечность, а когда расстались, ты не хотел быть больше ни с кем, и…

— Я хочу быть с тобой.

Секунду помедлив, он кивнул:

— Ладно. — Я надеялся, что на этом все и закончится, но Тоби продолжил: — Просто сейчас кажется, будто вся жизнь похерилась. И не хочу похерить еще и это.

Мое желание его успокоить боролось с боязнью говорить о «навсегда». Мы с Робертом много чего друг другу пообещали. Возможно, слишком много.

— Давай не будем прыгать с мостов, пока мы до них не добрались.

Тоби сморгнул влагу с ресниц.

— Скажи хотя бы, почему ты порвал с ним, чтобы я знал, чего делать не надо.

Боже, как объяснить? Как собрать всю ту боль, и потерю, и замешательство в одну поучительную притчу?

— Ну, ты мог бы попробовать не завязывать скользящий узел на единственном несущем тросе, и тогда я не упаду и не заработаю перелом запястья и трещину в тазовой кости. — Я услышал пораженный вздох Тоби, но продолжил, чтобы покончить с этим раз и навсегда. — И ты мог бы попробовать не дать своему чувству вины за случившееся поглотить тебя настолько, что ты перестанешь заниматься со мной сексом.

Да, эти слова не назовешь справедливыми по отношению к Роберту. Тогда все было непросто, и пострадали мы оба, пусть по-разному. Я превратился в постоянное напоминание о той единственной ошибке — неудивительно, что он не смог вынести моей близости.

Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов перед тем как продолжить, поскольку голос частично потерял свою выверенную модуляцию.

— А потом ты мог бы не начинать ходить по клубам и не делать там все то, чем занимался со мной, с другими людьми. А когда я выскажу тебе свое мнение по поводу происходящего, ты мог бы не утверждать, что это не измена, поскольку секса не было. Потому что это именно они и были. Секс. И измена. Были.

Наступила долгая тишина.

Руки Тоби обняли меня и держали крепко-крепко, а мои и так уже связанные запястья оказались заперты между нашими телами, отчего я чувствовал себя одновременно защищенным, и потерявшим душевное равновесие, и оголенным. Как когда-то в веревках у Роберта.

— Я такого не сделаю, — зло произнес Тоби. — Никогда не сделаю.

— Пожалуйста, — сказал я, вдруг осознав, как смертельно устал, — пойдем обратно в кровать.

Он кивнул и принялся развязывать узлы.

В это время я бы уже стоял на пороге, будь сегодня рабочий день, поэтому казалось немного странно — хронологически беспорядочно — снимать сейчас халат и в сером предрассветном полумраке залезать под одеяло с до сих пор горящими от веревок Тоби запястьями.

Но тем не менее я заснул с внезапной и ужасающей легкостью.

Проснулся я вскоре после полудня. И с облегчением обнаружил Тоби рядом, под боком, но он уже разглядывал меня, и неизвестно, сколько до этого смог поспать.

Я вытянул руку, чтобы взъерошить его волосы.

— Ты как?

— Я… не знаю. Странно вот так с тобой просыпаться.

— Это же далеко не первый раз.

— Да, но обычно ты меня сразу подгоняешь на выход, потому что тебе надо на работу.

Еще одно нежеланное, но заслуженное напоминание, каким козлом я был.

— Такого больше не повторится. И по крайней мере всю следующую неделю можем делать, что хочешь. Я… Хм… Полагаю, я в отпуске.

— Ты… ты… — округлил он глаза, — взял отпуск? Для меня?

Врать я не мог.

— Э-э, технически я взял отпуск, чтобы забыть о тебе, потому что думал, что мы больше не увидимся.

— Все равно из-за меня, так что считается. — Он чуть прикусил мое плечо, одновременно по-хозяйски и игриво. — Я засчитаю.

И тут у меня наконец наклюнулась возможность проявить себя. Дать ему все, в чем я по тем или иным причинам до сих пор отказывал.

— Ты не хочешь… Если это поможет… давай съездим куда-нибудь? Вдвоем. — Я услышал, как у него перехватило дыхание. И, вспомнив все те восторги по поводу ночи в Оксфорде, не удержался от мягкого поддразнивания. Все, что угодно, лишь бы достучаться до него сквозь горе и вернуть ко мне. — Ну, знаешь, как мини-отпуск.

— Ох, Лори. — В голосе Тоби звучала скорее горечь, чем веселье, и я четко ощутил еще один свой промах. — Я бы с радостью, но не могу.

— Почему?

Он слабо улыбнулся.

— Ты-то, может, и в отпуске, но мне надо работать.

— Сразу после похорон деда? — Я нахмурился, изучая потолок.

— Ничего страшного.

Далеко не ничего. Ему же должен полагаться какой-то отпуск по семейным обстоятельствам, оплачиваемый или… а.

— Это из-за денег? — Я не собирался спрашивать так напрямую и внезапно, но от беспокойства растерял всю деликатность.

— Здрасьте, приплыли. Что, потактичней не судьба?

— Извини.

Он вздохнул.

— Не из-за денег.

— А из-за чего тогда?

— Слушай, ну это ж работа.

На пару секунд захотелось взять его за плечи и встряхнуть. Упрямство Тоби, хоть и милое, временами обладало слишком уж разрушительным действием.

— Ты помощник повара в кафе, Тоби. Таких работ пруд пруди. — Его молчание и набычившееся тело красноречиво намекали, что этого говорить не стоило. — Я лишь имел в виду, что у тебя есть права, и ты в трауре из-за потери близкого человека и не должен вкалывать как проклятый.

— Только сказал-то ты совсем другое, — пробормотал он. — Слушай, может, для тебя такая работа ничего не стоит, мистер Консультант, но это все, что у меня есть, и для меня она имеет значение.

— Если тебе нравится, тогда, конечно… — Нет, все равно не то.

— А теперь ты словно повторяешь за моей мамой.

«Ему же девятнадцать. Он запутался. И в горе. Терпение, Дэлзил, терпение».

— Тоби, я не знаю, чего ты от меня сейчас хочешь.

— Как насчет не поливать грязью мою жизнь?

— В каком месте мое предложение взять несколько отгулов, чтобы прийти в себя после потери деда, поливает ее грязью?

Он перекатился на дальний край кровати и свернулся в запятую. Запятую, которая не хотела, чтобы ее трогали.

— Ты глумливо предлагал, — тихо сказал он.

Я очень осторожно положил ладонь на гладкий изгиб его бедра, и он ее не скинул.

— Прости, Тоби.

— Никто не понимает. Все, с кем я познакомился в универе, слились, а школьные друзья, которые тоже поступили, думают, что это странно.