Пробка (СИ)

Омежонок посмотрел на меня удивленно.

— Продается, наверное, — протянул он, выпрямляясь, в руках упаковка сахара. — Я не знаю, тятя. А чем тебе замороженая плохая?

Я вкратце объяснил, и Ярик понятливо покивал.

— Вона ты про что, — сказал, аккуратно кладя сахар на стол. — Ну да, так было бы быстрее, сразу раз — и в кастрюлю. Тять, а ты молодец. Идея отличная, пять!

Мы с сыном звонко хлопнулись ладонями и вновь зашуршали мешками. Я доставал упаковки продуктов, Миша и Андрюшка споро рассовывали их по полкам. Управились минут за десять, и облегченно выдохнули — минус морока.

— Кто мне поможет менять белье на кроватях? — спросил я у сыновей.

Вызвался Мишка, Ярик не мог, на нем висели кухонные хлопоты, а Андрюшка не захотел — малыш вовсю зевал, пытаясь слиться с интерьером. Я махнул на него рукой, разрешая немножко полениться, после опять махнул, уже другой рукой, Мишке, мол, мужик, айда, и мы с Мишкой пошли.

В четыре руки сняв с кроватей грязные простыни, я и мой старшенький альфенок запихнули их в стиральную машинку и постелили новые, чистые, из платяного шкафа в нашей с Сашей комнате.

— Миша, — велел я сыну. — Даю тебе ответственное задание выловить Юпитера и помыть. Выполняй.

Мишка вяло салютнул мне — тоже устал, бедный ребенок, суперы кого угодно доведут — и убежал за шваброй. Ни словечка не вякнул против, понимал — нужно. Сознательный мальчик, весь в Сашеньку.

Наделив его работой, я прошел в ванную, завести стирку. Стиральная машина встретила меня откинутой к стене дверцей верхней загрузки и зловеще торчащим из недр мятым бельем. Некоторое время я и она изучали друг друга. Я молчал, потому что не имел понятия, с какой стороны к ней подступиться, она потому, что стиральные машины не болтливы по натуре. В конце концов мне надоело стоять соляным столбом, и я решился: для начала запихнул белье в машину поглубже. То запихнулось, но не полностью — не влезало. Тогда я поразмыслил, вспомнил об ограниченности объема любой полости, решился вторично и вытащил из машины одну простыню. Теперь — влезало вполне, но оставалась не охваченная стиркой лишняя простыня.

«И хрен с тобой, — плюнул уставший я, с раздражением швыряя простыню, комом, в раковину. — В следующий раз».

За моей спиной скрипнула, приоткрываясь, дверь, и в образовавшуюся щель просочился Мишка, держащий под мышкой жалобно скулящего Юпитера.

— Стой, тятя, подожди заводить! — тявкнул альфенок. — ПапА еще стиральный порошок насыпает, в эту дырочку! — и он показал мне отверстие на наружном торце дверцы машины.

Вовремя успел. Я про порошок не подумал. Сколько порошка насыпает папА, Мишка не знал и пожал плечами:

— Сыпь побольше. Лучше отстирается.

Я послушался, побольше так побольше, сыпанул в «порошковую» дырочку из коробки порошка до краев, примерно с четверть коробки, захлопнул дверцу машины и завис, разглядывая кнопочки на ее панели. Кнопочек было штук десять или двенадцать. На какую нажать, чтобы застирала? А, методом тыка, хоп-хоп-хоп. Авось угадал.

Машина замигала красной лампочкой, загудела и ожила. В ней, внутри, зашумела льющаяся вода. Ура, получилось!

— Я молодец, — гордо похвалил я сам себя, оставил Мишку отмывать Юпитера и поспешил на кухню, помогать Ярику с курицей. Хватит с нас пожаров, утренней яичницы за глаза и за уши.

========== Часть 10 ==========

На кухне я потыкал размораживающуюся в раковине курицу взятым из сушилки ножом. Та была каменно-твердой и, по-моему, не разморозилась ни на чуть-чуть. Как раз доставший из настенного шкафчика кастрюлю Ярик наблюдал за моими манипуляциями, сдвинув брови.

— Как ускорить размораживание? — спросил я его довольно резко. — Может, папА что-нибудь рассказывал?

Омежонок плаксиво скривил ротик, подумал пару мгновений и утвердительно кивнул.

— Надо взять курицу, — сказал он сквозь замученный, горестный всхлип, — положить ее в микроволновку и включить режим «разморозка мяса».

Надо так надо. Я, кипя вот-вот готовым бабахнуть раздражением, выхватил у сына кастрюлю, сунул в нее ледяную курицу, лапки-растопырки, и вместе с кастрюлей поставил в микроволновку. С рыком захлопнул дверцу и заводил взглядом по кнопкам панели, ища опцию «разморозка». Нашел, нажал, и микроволновка, коротко пикнув, деловито зажужжала и осветилась изнутри желтым светом.

С полминуты там, внутри, ничего особенного не происходило: свет светил, не мигая, кастрюля с курицей медленно вращалась вокруг своей оси на стеклянной тарелочке, и тут, одновременно с первой вспыхнувшей синеватой, ослепительно яркой молнией, меня осенило — излучение, металл, плазменный разряд. Элементарная физика!

Ярик вскрикнул, испуганный и восхищенный красотой впервые увиденного чуда, а я застыл, идиот-идиотом, вспоминая учебу в универе и плазменные, лабораторные опыты в микроволновой камере. Мы, юные, неискушеннынные студенты, тогда стояли, пораскрывав рты, считали вслух разряды: один, два, три, четыре… Рядом со мной шумно вздыхал Ян, самый невзрачный и талантливый омега с моего курса, и крепко сжимал мою ладонь влажными от волнения пальцами… В точности как сейчас Яр.

Ипа-а-ать мою налево! Здесь не лаборатория, микроволновка не плазменная камера, а Ярик — не Ян! И если оно рванет, а оно вполне способно, то ни от меня, ни от Ярика мокрого места не останется!

— Ложись! — гаркнул я, очнувшись толчком. — Яр, на пол! — и, чувствуя, как по всей поверхности тела шевелятся, приподнимаясь дыбом, волоски, метнулся к потенциальной, мною же и активированной бытовой бомбе.

Я успел до взрыва. Просто выдернул из розетки питающий ее электричеством шнур, по счастью не вместе с розеткой — времени разбираться с кнопками не было — и обессиленно сполз по стене на пол, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Руки тряслись, по спине, противно щекоча кожу, ползла капля пота.

Браво. Я — профессор физико-математических наук, ученый. И я лично поставил в микроволновку алюминивую кастрюлю. Выпороть меня будет слишком мягкой карой. Саша никогда бы подобного не сделал, хоть он и не физик.

«Сашенька. Как же я по тебе соскучился. Возвращайся домой»…

Ярик уткнулся мокрой от слез мордочкой мне в плечо.

— Тять, в микроволновку нельзя класть железное, — тихонько пробормотал омежонок, шмыгая носиком. — ПапА мне объяснял — случится взрыв. Ты забыл, да? Или не знал? Неважно, главное — обошлось…

Он пытался меня утешить, чуткое сердечко. Меня, взрослого, налажавшего из-за недомыслия мужика — восьмилетний ребенок. Не ругал и не кричал, что я безмозглый болван — утешал. Какому-то альфе очень повезет с мужем, когда Ярик вырастет. И если этот пока не известный мне альфа не оценит по достоинству подаренного ему судьбой сокровища, я его придушу. Клянусь.

— Яричка, — я крепко обнял сына и поцеловал в подозрительно горячий лоб. — Простишь своего глупого тятьку?

Ярик слабенько улыбнулся сквозь всхлип и обвил мою шею руками.

— У меня голова болит, — пожаловался он. — Сильно. И живот. Я хочу в кроватку. Отнесешь?

Неужто заболел? Ох, нет. Ко всем остальным проблемам… Плохое Ярик выбрал время заболеть, неудачное. Но если я на него наору, срываясь, он не поправится.

«Терпение, терпение, вдох-выдох-вдох, и воздастся», — так часто говорит Саша, если кто-то из членов нашей семьи «наводит психи». Именно — терпение. Ярик заболел не специально мне назло.

— Отнесу, конечно, — встать с ребенком в охапке было трудно, но я справился. Распахнул дверь кухни, с прильнувшим к груди Яриком, охнул и пораженно отпрянул — нам навстречу из коридора наползало, шипя на пределе слышимости бесчисленными, лопающимися, крохотными пузырьками, шевелящееся, словно живое, белое пенное море… Хосподи, а это еще откуда на мою бедную голову?!

========== Часть 11 ==========

— Откуда столько пены?! — вопросил я с ужасом, отступая обратно в кухню.