Собачьи зубы, собачье сердце (СИ)

Он бы подумал: как можно жить в конуре, вроде этой?

Им здесь вообще хватает воздуха, чтоб дышать?

Отвратительные мысли. Ничего подобного раньше даже не приходило ему в голову. Какая вообще, в задницу, разница, что подумал этот уёбок? Пусть дальше жрёт свою утку на ужин и смотрит в свою вонючую плазму. Пусть подавится своими деньгами.

Тем более, после того, как Рыжий сказал ему выметаться, он просто взял и исчез. Сука, просто взял и испарился. Вот это внатуре — чудо! Дэвид Блейн отдыхает.

Аж зло берет от того, насколько гнилыми оказываются эти мажорные существа. Интересно, чего ждал Хэ Тянь. Что Рыжий живёт в таких же хоромах, как и он сам? Что у него стеклянная крыша и Порш припаркован на газоне? Ага. Трижды. Прямо между старым садовым фонтанчиком, плюющим на мамины розы ржавой водой, и сломанным почтовым ящиком, который всё равно косится вбок, сколько его ни приколачивай.

Ну, что ж. Теперь он узнал. Прекрасно. Хуй с ним.

Рыжий против воли ускоряет шаг и хмурится сильнее. От него шарахается какая-то милая девушка, выходящая из кондитерского магазина. До «Тао-Тао» шагать ещё минут семь. Издали уже виден парк и та лавка, на которой когда-то ждал его Хэ Тянь прямо посреди школьного дня.

Рыжий яростно думает: мне поебать. Было и будет.

Думает: какого хуя я вообще о нём вспомнил?

И: если теперь в школе он прекратит преследовать меня, как долбаный доберман, будет лучше для него же. По крайней мере, не придётся поджидать его в коридоре и позорно выбивать дурь. Конкретно так. До бурой юшки из дебильно ухмыляющегося рта.

Этот урод просто-напросто сам себя спас.

6

Рыжий сначала удивляется, когда Хэ Тянь тупо мимо проходит: никаких задрочливых улыбочек или руки на плече. Никаких: «привет, дворняжка» и «сыграем в мяч после уроков». Никаких странных взглядов, от которых хочется отвернуться, а потом — отмыться. Ничего. Хэ Тянь просто проходит мимо.

У Рыжего аж челюсть отвисает на секунду.

Он смотрит ему в спину и не верит своему счастью.

Нет, конечно, он подозревал, что рано или поздно этот ебанутый интерес подохнет, но чтобы вот так? Чтоб скромное Жилище Мо настолько изменило все слагаемые, что плюс на плюс внезапно дал минус… вот это эффект.

Получается, вот в чём вся тайна? Надо было в первый же день волочить его к себе домой?

Только когда в застывшего Рыжего врезается какой-то перец (судорожно извиняясь и заливаясь обморочной бледностью), его отмораживает. Он отмирает, отводит глаза от болезненно прямой спины Хэ Тяня, который как раз исчезает за поворотом.

Бросает, не глядя:

— Смотри, куда прёшь.

И молча шагает в класс.

Ничего особенного не произошло, но он зачем-то прислушивается к себе. Внутри херово. На удивление. Херово, тревожно. Рыжий убеждает себя, что так в нём выражается буйная радость. Он не особенно к ней привык, так что хрен его знает, может быть, этот зуд в солнышке и напряжённые мышцы лица — как раз то, что надо. Но-о короткая вспышка облегчения, когда это уёбище протискивается мимо, когда даже головы не поворачивает — точно была.

Облегчение сложно спутать с чем-то ещё. Это то, что испытывает Рыжий, когда побеждает бой, когда видит Ли после долгого отсутствия, когда мать улыбается искренне. Когда школьный мажор проходит мимо тебя, ничего не сказав.

Рыжий очень плох в распознавании эмоций, поэтому просто старается выкинуть всё это из головы.

В понедельник Хэ Тяня больше не видно ни в коридорах, ни на площадке. Ни в курилке, ни во дворе. Рыжий пробегает коротким и хмурым взглядом по всем дылдоватым парням, но мажорчика не находит. Интересно, где эта уёбина потерялась.

Он сам не знает, для чего его ищет. Получается само.

Но Хэ Тяня нет, и Рыжий, мусоля фильтр сигареты в зубах, шагает домой.

Во вторник он снова чуть не проходит мимо.

Обычно, когда Хэ Тянь появлялся в пределах видимости, Рыжий отводил взгляд и упёрто смотрел в противоположную сторону, уходил, добровольно сдавал позицию. Даже если бы ядерный взрыв шибанул за спиной Хэ Тяня, он бы не повернул головы. Всё, что происходило на той стороне света, где был Хэ Тянь, резко переставало его интересовать. Резко прекращало своё существование.

Сейчас Рыжий подпирает лопатками стену курилки и исподлобья следит за теми, кто заходит на школьный двор. Конечно, никого не ждёт. Просто наблюдает.

Первым он видит Йонга. Этого педоватого дружка мажорчика, который носит психованные футболки со странными надписями и вылизывает глазами каждую девчачью жопу в школе. Сегодня на нём белая футболка с кривым принтом «Даже темнота боится Чака Норриса». Выглядит жалко.

Йонг активно жестикулирует и что-то рассказывает, как обычно, только вот слишком часто косится на Хэ Тяня, идущего рядом. Как будто проверяет его реакцию.

У Хэ Тяня обычное выражение лица: то ли надменное, то ли выёбистое. Наверное, дело в этом блядском изгибе губ. Он смотрит перед собой, солнце бьёт в неподвижную рожу, глаз не видно за солнцезащитными очками, рука сжата на лямке сумки. Не то чтобы Рыжий изучал его поведение, но обычно он руки держит расслабленными. Так, просто наблюдение. Просто привычка бойца — замечать мелочи. Следить за руками.

Боже, какого хрена.

Рыжий резко мажет бычком по стене, щёлкает его в урну и несётся вверх по школьным ступенькам, прежде чем Хэ Тянь и Йонг подходят к курилке. Прежде чем замечают его.

Что-то в сегодняшнем дне необъяснимо выводит из себя. Он бесится.

Сдавленно матерится и бросает какую-то мерзость девчонке, на которую налетает в коридоре. Она роняет сумку; тут же слышится пластиковый цокот по полу. Они оба молча смотрят на рассыпанную стопку тетрадей и разлетевшиеся из пенала цветные ручки.

Рыжий рычит:

— Твою ж…

Приседает и начинает резкими движениями собирать всю эту ебаторию. Мать твою. Какого фига стоять посреди коридора. Через секунду девушка тоже опускается рядом, как будто ей подломили колени, поднимает сумку, складывает свои тетради обратно в аккуратную стопку.

Рыжий на автомате считает подобранные ручки и шумно, разъярённо сопит.

— Пожалуйста, извини, — говорит она.

Рыжий молча считает: четыре, пять.

— Я немного неуклюжая.

Шесть. Семь. Сколько у неё, блядь, ручек?!

— Совсем не смотрю под ноги. — Она сдувает с глаз мягкую чёлку, задевающую ресницы, и Рыжий чувствует её неуверенный взгляд. Зло косится в ответ и бурчит:

— Чего вытаращилась?

— Это ты… друг Хэ Тяня?

— Что?! — выпаливает он, чуть не выронив букет разноцветных ручек. Это было реально внезапно. — Что ты несёшь. Нет, я не друг этого уёбка.

— Прости, я… я видела вас и решила…

Она быстро облизывает губы, и Рыжий замечает, что волосы собраны на затылке в неряшливый хвост, так что несколько медовых прядей выпадают из-под резинки и касаются покрасневших щёк.

Что за день.

Он грубо суёт ей ручки. Замечает валяющуюся недалеко точилку и тянется за ней. Неловко сталкивается с её пальцами. Отдёргивает руку и резко поднимается. Мрачно смотрит в сторону. Она поднимается следом.

Говорит:

— Меня зовут Ван.

Рыжий хмурится. Подтягивает съезжающую лямку рюкзака на плечо и почему-то смущается. Отвечает негромко, глядя на бесконечный ряд железных шкафчиков:

— Да пофигу мне, как там тебя…

— Вот это манеры.

И этот голос шилом впивается в мозг. Рыжего почти коротит.

Он резко оборачивается одновременно с тем, как Ван поднимает взгляд ему за плечо.

«Даже темнота боится Чака Норриса» и Хэ Тянь стоят за его спиной. Оба. Хэ Тянь поднимает руку и снимает с носа очки. Судя по теням под его глазами и бледным заострившимся скулам, уёбку действительно жопа. Несмотря ни на что, на его лице появляется неживая, натянутая усмешка.

Рыжий смотрит на неё, как идиот.

— Это тебя, что ли, на прошлой неделе отпинали? — подаёт голос Йонг.

Приходится рывком перевести взгляд.

— Не твоего ума дела, мудень.