Double spirit. Часть 3 (СИ)

В то роковое утро все пошло не так. Роб не вернулся. Вернее, вернулся, но намного позже. Он был бледен и колотило его, словно в лихорадке. Ал даже не смог притвориться, вскочил на ноги, подхватил брата.

— Что! Что? Он… Что он сделал? Черт, я его… — он рванулся, хотя обещал никак не встревать, однако Роберт остановил его, вытолкнув одно единственное слово: «Отец…»

Альберт сделал усилие над собой, чтобы вернуться из того кошмарного дня, который перевернул их жизнь еще раз. Очередной раз. Штернберг между тем продолжал развивать свою мысль.

— Но я удивлен, пожалуй, даже не этим. Вернее, не столько этим. А вот этот мальчик… Одно дело встречаться там, решать свои физиологические потребности, а совсем другое — то, что я вижу сейчас, что увидел сегодня. Скажи, мальчик мой, ты уверен, что это хорошая идея — пускать его в свою жизнь? Я был убежден, что ты так близок к брату, что никто не сможет занять его место у тебя в душе. Не совершаешь ли ты ошибку, дорогой? Не предаешь ли сам себя, а заодно и своего брата, который не заслужил того, чтобы с его памятью обращались столь фривольно? Подумай об этом.

Алан помолчал с полминуты. Когда он заговорил, его голос был хрипловатым, но звучал довольно уверенно.

— Спасибо за то, что взяли на себя труд приехать, герр Штернберг.

— Не за что, господин Свиридов. Всего доброго.

— И Вам.

Альберт прислушался к шагам, которые постепенно затихли и сменились еле заметным щелчком закрывающейся входной двери.

Потом лег на кровать ничком и накрыл голову подушкой.

====== Глава 45. Шопен. Соната номер два. Часть третья ======

В такой позе его и нашел Лео, когда, едва заслышав хлопок двери и шум двигателя отъезжающего автомобиля, подорвался и залетел в их комнату.

Вид неподвижной фигуры, застывшей на кровати, заставил его сердце заколотиться громче, однако он старался пока не поддаваться дурному предчувствию. Не придушил же Альберта подушкой этот самый уродский пегий гоблин?

Ну, сказал какую-нибудь гадость по поводу постели, так Ал же и специально не скрывал от пришельца их отношения? Даже намеренно ему их открыл?

Ну, может быть, какие неприятности в бизнесе, дак это и вообще обычное дело? Тем более в их родной стране, где давно уже слово «бизнес» и слово «неприятности» являются синонимами.

Он осторожно опустился рядом на колени и тихонько погладил каменное плечо, обтянутое майкой.

— Эй, ты чего?

Он отчего-то почувствовал, что вот тут и нужно остановиться. Не обнимать, не устраиваться рядышком. Будто барьер какой сейчас стоит между ним и Свиридовым. В этот момент он в первый раз за все время пожалел, что принял решение о переезде. «Зря. А я предупреждал» — задушенно вякнул ВГ. Лео помотал головой. Не зря.

— Случилось что? — барьер хотелось если не разрушить, то хотя бы немного его расшатать.

Полминуты молчания.

— Нормально все. — сиплым голосом, приглушённо.

А вот это уже намного хуже. И даже более того — это полный пиздец. Потому что «нормально все» — это значит: «мне так хреново, что даже сказать нечего». «Нормально все» — это значит: «отъебись, Лео, я не хочу никого сейчас ни видеть ни слышать, даже тебя». А возможно и «особенно тебя».

Бля, вот и приплыли. Лео встал с колен и отправился к себе. Домой съездить, что ли? Да с хера ли? Его дом теперь здесь, и он даже и слышать ничего не станет. И клал он на всех этих Штангенциркулей с прибором! Да и на заскоки Алана тоже плевать.

Видимо, у того в запасе этих заскоков еще вагон и тележка, так что теперь, убиться что ли?

Да и вообще, у него своих дел, что ли, нету? Полно у него своих дел! Вот, например, надо привести в порядок свою планету, пусть и временную. Посуду он перемыл, хотя и не его очередь, между прочим. А теперь у него есть дело поинтереснее.

Он оделся и вышел во двор, впервые за сегодняшний день. Улица встретила его легким морозом и пушистым ковром свежевыпавшего снега. Следы от машины нотариуса были пока еще четко видны, а вот все пространство от дома до забора, дорожка, часть парковки, не занятая машинами — все это было покрыто толстым пуховым белоснежным одеялом. Он сбегал за лопатой и широким скрепером для снега, в подсобку, и принялся за дело.

Снег убирать он всегда любил, особенно вот такой, не слежавшийся, а легкий, свежий, только-только с неба упавший. Когда толкаешь перед собой этот скрепер, и даже почти усилий никаких не надо, снежный пух сам тебе поддается.

Спустя минуту к нему присоединился, в бешеном восторге от неожиданной игры, Морис.

Пес визжал от счастья, прыгал вокруг и тявкал, словно он не солидный разумный охранник, а молочный щенок. И изо всех сил пытался помочь, превратив тем самым уборку снега в цирк с конями. Вернее, с собаками. Лео хохотал, отпихивал увесистую мохнатую тушу с дороги, обнимал пса за шею и пытался даже его отругать, но Морис прекрасно чувствовал, что это не всерьез, а понарошку, делал вид, что поверил, но через полминуты снова срывался.

Когда снега осталось меньше половины, помощников у него прибавилось. Видимо, Свиридов, привлеченный шумом возни, лаем, повизгиванием и взрывами смеха, наблюдал за ними из окна, потом всё же не утерпел, и теперь, прихватив второй точно такой же скребок, приступил к расчистке своего края площадки. Собака очумела от двойной дозы радости и теперь носилась между ними обоими, вздымая фонтаны белого пуха, и сама превратившись в огромного снеговика, даже морда у нее была в снежинках, от которых Морс, как его окликал в шутку Лео, смешно отплевывался, пытаясь куснуть их зубами.

Довольно быстро оба добровольных дворника встретились со своими лопатами на середине, у последней оставшейся полосы снега. Алан раскраснелся от мороза, от работы и от смеха, который из него невольно вырывался при взгляде на кульбиты пса.

А у Лео же буквально отлегло от сердца. Может быть, и в самом деле, ничего страшного? Бывает же, что накатывает на тебя, да и тем более, Ал — вовсе не образец эмоциональной и психической устойчивости? Он и раньше-то, в спокойной жизни не мог особенно ею похвастаться, чего уж теперь от этого раздолбая ждать?

Вон он как разошелся, по контрасту с недавним ступором, вот уже и отпихивает Лео боком от его законной снежной дорожки. Да щас! Не на того напал! Лео ловко поставил подножку и опрокинул Свиридова в снежную перину. Пока тот отплевывался и поднимался, уже взял поудобнее скрепер и толкнул его перед собой, собирая оставшийся язык. Однако, не успев сделать и пяти шагов, он неожиданно взвыл, почувствовав, как за шиворот ему засунули горсть снега, да еще и припечатали ладонью! Мгновенно кинув лопату, он нагнал мерзавца и опрокинул его в так кстати подвернувшийся сугроб! И, не удержавшись, сам рухнул следом.

Ну, а поскольку противник оказался лежащим на спине, тут уж пришлось его окончательно обездвижить, навалившись всей тяжестью и тем самым еще больше впечатав его в сугроб. А щеки у него, как выяснилось, горят, словно огонь. Ярко-малиновые и горячие, так пышущие жаром, что даже обжигают губы, которые их трогают…

И губы тоже пунцовые и горят. И он еще и кусается, гад!

Лео куснул в ответ за нижнюю губу и тут же засосал эту окаянную губу, проводя языком по шершавым потрескавшиеся коркам. Как бы не до крови потрескались… Хотя через секунду им было уже не до этого. Жар метнулся со щек ниже, в грудь, заставив бешено колотиться два сердца, и еще ниже, в живот, а потом и еще ниже.

Алан стянул с Лео шапку, чтобы вцепиться в волосы на затылке, но Лео даже этого и не заметил. Ему было жарко, он словно бы лежал на печке, лицо пылало, словно факел, а растрёпанные волосы накрыли душной волной, и казалось, что они целуются в сумерках. Хотя ясный день на дворе.

Морис потерял к ним интерес и ушел шумно лакать воду из миски, устав от возни. А они все не могли остановиться и отдышаться. Наоборот, все жарче там, внизу живота, все сильнее сжимается пружина, и просто нет сил сопротивляться, да и зачем?

— Давай, черт! — как же трудно поддается молния! А вот Ал молодец, он умница, он в спортивных штанах, и это просто отлично! Их можно оттянуть вниз — и все готово, просто как в сказке!