Double spirit. Часть 3 (СИ)

К счастью, в то время как он переступил порог, парни уже завтракали на кухне, и поэтому знакомство обошлось без сердечных приступов и гипертонических кризов.

— Доброе утро, герр Штернберг, — поднял брови Алан, казалось, нимало не шокированный внезапным вторжением. В отличие от Лео, который немедленно подавился от неожиданности и мучительно закашлялся.

— Здравствуй, мальчик мой, — кивнул рыжеватый нотариус, с ленивым и, как показалось Лео, неприязненным любопытством оглядывая и изучая незнакомца.

— А Вы, молодой человек? Познакомишь нас, Альберт?

— Да, конечно, — немного смешался Алан. — Это мой друг и партнер, то есть, он снимает у меня комнату и живет здесь.

Получилось коряво и непонятно. И как-то смазано. А Лео вдруг хотелось расставить все точки над «и».

Если рассуждать с позиций зоопсихологии, а кто такой есть человек, как не зверь со всеми его инстинктами и скрытыми мотивами поведения? Зверь и есть, только в красивой нарядной приличной шкурке, конечно же. Так вот, если рассуждать с позиций этой самой науки, то Лео до боли в стиснутых зубах необходимо было обозначить свой статус. Пометить, так сказать территорию. Что он и сделал, не задумываясь.

— Я его бойфренд, — ляпнул он, глядя в невыразительные глаза пришедшего гостя. Сам от себя не ожидая такой прыти, что впрочем не помешало ему в полной мере насладиться охуевшим видом этого самого душеприказчика.

— Вот как? — обретя дар речи, пробормотал Штернберг и растерянно уставился на Алана, словно ожидая от того опровержения. Но Свиридов молчал, только руки развел в сторону. Так и есть, мол.

— Ну, ладно, — довольно быстро взял себя в руки стряпчий. — Я, собственно, на пару минут, за подписью. Поднимемся наверх, в кабинет, или здесь подпишем, Альберт Вальтерович?

Он, видимо, намеренно взял официальный тон, чтобы дать Лео понять, что он тут лишний.

— Давайте в моей комнате, герр Штернберг, — не моргнув глазом, предложил Алан. — К чему нам наверх?

Лео закусил губу. Комната, где они полчаса назад еле-еле выбрались из кровати, могла бы стать яркой иллюстрацией к любому порнороману. Расхристанная постель, раскиданные презики, хорошо еще, если под кроватью, а то… бля…

— Давайте прямо тут! — он подорвался, быстро сгребая гору посуды и обрушивая ее в раковину. — Я мигом тут все уберу, можно поработать тут прямо на столе.

— Ну, я такой сноровкой, как Вы, молодой человек, похвастаться не могу, — протянул Штернберг, — на кухонном столе работать не приучен.

Лео застыл от неожиданности с тряпкой в руках. Сказанная фраза была настолько оскорбительна, насколько и невинна. Все зависело от того, какой смысл ей придать. Он кинул взгляд на гостя, однако вид у того был настолько привычно непроницаемый, что он тут же стушевался и растерялся. Жабьи мутные глаза скользнули тем временем по потерявшему дар речи парню и сразу потеряли к нему интерес.

— Так что давай-ка лучше к тебе в комнату, Альберт, — завершил нотариус тираду. — Там и света поболее.

Рыжеватый, а вернее сказать, пегий мужчина прошел вперед, ориентируясь как у себя дома. За ним направился Алан, в домашних шортах, свободной майке и босой. В дверях он обернулся и с полуулыбкой моргнул обеими глазами Лео, словно ощутил его смятение и хотел подбодрить.

Лео, чувствуя себя не в своей тарелке, автоматически вымыл посуду. Протер стол привычным движением и тоже поплелся к себе. Искушение подслушать тихонько, о чем говорят Алан с нотариусом, было довольно сильным, однако чувство собственного достоинства не позволяло ему пробраться в общую ванную, откуда без сомнения был бы прекрасно слышен весь диалог.

Он рухнул на диван и попытался сосредоточиться на своих делах, однако ничего не выходило. Мысли то и дело возвращались к неприятному визитеру. Он то вскакивал и подходил к окну, такому же огромному, как в комнате Свиридова, то вновь всей массой обрушивался на диван и пытался отвлечься.

Однако ощущение опасности его не покидало. Бывает такое животное чувство, которое от тебя совершенно не зависит, оно живет отдельно и не поддается разуму. Так вот, когда Лео мыслями возвращался к тому, что сейчас происходит за дверями комнаты, уже их общей комнаты, чёрт возьми, как бы они оба ни пытались соблюсти хотя бы видимость раздельного существования, это было так! Короче, при мысли о беседе у него между лопатками становилось зябко. И ничего поделать он с этим не мог…

-… вот тут еще и вот здесь. Ага. Теперь все в порядке. — пегий собрал бумаги в стопку и, аккуратно запаковав их в прозрачную папку на кнопке, спрятал в кейс. — Мальчик мой, не устану тебе повторять, что намного проще было бы один раз оформить доверенность и не суетиться каждый раз с этими формальностями. Когда уже ты повзрослеешь и научишься доверять друзьям?

— Наверное, я еще маленький, — пожал плечами Альберт.

Ему всегда была неприятна эта тема, однако он всеми силами раз за разом старался свести все в шутку. Фамильная расчетливость и осторожность хотя и была у него в зачаточном состоянии, все же именно в этом вопросе поднимала голову и не давала пойти по легкому пути. Нет уж. Пусть хотя бы в общих чертах он остается в курсе всех событий компании, раз уж заниматься всей этой хренотенью в полной мере у него ни сил, ни желания не было.

— Ну, в остальном-то, как я погляжу, ты вполне уже себе взрослый.

Штернберг, приподняв рыжевато-седые брови, кивнул на разоренную кровать, которая буквально вопила о том, что с ней сделали сегодня ночью. Да и утром добавили по самое мама не горюй. Презики, правда, Алан попытался неловко запихнуть с глаз долой, но незаметно это сделать, разумеется, не удалось.

После этой фразы про взрослость он внезапно залился краской, словно мальчишка, и разозлился и на гостя и на себя самого. Однако комментировать не стал, а лишь чуть прикусил губу и немного исподлобья взглянул на душеприказчика, который на правах приятеля отца, и человека, который знал его с самого рождения как облупленного, мог позволить себе намного больше, чем просто помощник, секретарь и нотариус. А он и позволил.

— Я, конечно, в курсе того, что младшее поколение вашей фамилии весьма толерантно относится к вопросам самоопределения и ориентации… — Штернберг намеренно взял паузу, чтобы смысл сказанного в полной мере был усвоен его собеседником.

Алан закусил губу еще сильнее, до белизны.

— Однако я полагал, что это касается только Генри и Роберта. Ты, дорогой, сегодня меня удивил. Думаю, что Вальтер бы был в очень большом затруднении, если бы узнал сей факт. Впрочем, что это я? Это вовсе и не мое дело. К тому же волю свою он на момент составления завещания выразил довольно ясно… Ладно, не будем о грустном. Ты уже взрослый мальчик и имеешь право жить так, как считаешь нужным. А я всего-навсего стареющий нотариус. Какое я право имею судить новое поколение? Может быть, через сто лет гетеросексуальные связи будут исключением из правил, кто знает?

Алан молчал. Он не мог понять, к чему клонит визитер. А то, что он затеял этот разговор с какой-то целью, было бесспорно. Человек, который никогда и ничего не делает и не говорит просто так. Человек, который ни одного слова не проронил случайно, под влиянием настроения или мимолетной мысли. И который хранит информацию так же надежно, как в банковской ячейке.

Альберт не сомневался в том, что отец посвятил своего поверенного в детали скандала, который разразился тогда в этом доме два года назад. Когда Роберт, который спал как всегда, крепко обняв его и прижав к себе, на рассвете дернулся от еле слышного сигнала телефона. Смс. Алан знал, от кого это сообщение. Пять дней. Пять гребанных дней под сводами «свит хома». Их надо было просто выдержать — и все. Потом назад, в их с Роби уютный мир. Кто бы мог назвать уютным миром крохотную комнатку в стареньком здании интерната? Они могли…

Ал изо всех сил делал вид, что он не проснулся. Как обычно. Кого он хотел обмануть? Он делал вид, что спит, Роб делал вид, что верит. Осторожно, чтобы не будить, сполз со своего края и неслышно пошел к двери в ванную. Как обычно, вернется через час, заберется под одеяло со своей стороны и свернется там клубочком. Тогда можно будет, словно бы во сне, подползти к нему и обнять…