Deux Ex Machina/Slow (СИ)

Какая прелесть.

Крис пел тихо, хрипло, но хорошо. Келли знала эту песню, ведь она была гимном её пятнадцати лет.

И всё что нужно, чтобы снять киношку, это ствол и красивая девушка.

Мисс Манипенни, ох, мисс Манипенни.

Он досидел до конца её смены, то есть до четырех утра, и проводил домой. По большей части молчал, и даже не аргументировал своё поведение, не показывал никаких видимых эмоций, но Келли всё равно поцеловала его в щёку. Ей пришлось для этого подпрыгнуть, отчего Крис засмеялся и сам обнял её за плечи, осторожно, будто она была фарфоровой статуэткой.

– Ты себе не представляешь, как давно я хотел тебя обнять.

С тех пор Крис провожал её домой с каждой смены, даже если через четыре часа начиналась первая пара в его дне, и однажды остался. Ховард в “Кубе” больше с Крисом не появлялся, так что не нужно было долго думать, кого благодарить за внезапного кавалера. Келли никогда не нравились тихие парни, но взбаламученные оторвы всегда приносили много проблем.

Поэтому, с новым этапом своей жизни и сообщением благодарности, она раз и навсегда изменила своё мнение о Доминике Ховарде как о совсем ещё неопытной эгоистичной сучке. Что ж, никогда не мешает дружить хоть с одной эгоистичной сучкой, даже несмотря на то, что это – парень.

========== Акт Второй. О последствиях ==========

Белый свет вселял в него чувство ужаснейшего раздражения, сбивал с толку и мешал сосредоточиться на собственных действиях. Резко подавшись к столу у окна, где обычно покоился его телефон ночью, испуская мягкие волны звуков по утрам и помогая определиться со временем суток, он понял, что звук доносился вовсе не оттуда. Но привычка была сильнее, и это раздражало не меньше, учитывая то, что всё, начиная с пяти часов вечера предыдущего дня, шло не по плану.

Вернувшись в один шаг к постели и отыскав устройство среди смятого комка вещей на полу, он выключил будильник и рухнул в постель, отворачиваясь к окну спиной, накрываясь одеялом с головой и сгибая ледяные ноги, которые не были укутаны в одеяло. Чёртово кровообращение.

Сон прервало тихое жужжание телефона за спиной, на подушке.

– Да, – он лёг на спину, не считая нужным открывать глаза.

– Дорогой, у нас сегодня совещание.

– Чёрт, – Мэттью сел так резко, что в глазах потемнело. – Стесняюсь спросить, – прохрипел он, но мистеру МакСтивену не требовалось много слов, чтобы понять его.

– Одиннадцать двадцать три. У вас есть сорок минут.

– Тридцать семь, вы хотели сказать, – он спустил ноги на пол, потирая глаза, и начал оглядываться вокруг в поисках одежды.

– Моими стараниями, у вас есть даже час. Всё для вас, мистер Беллами, – в трубке усмехнулись. – Хорошо погуляли, наверное?

– Лучше всякого, – проворчал Беллами, выскакивая из комнаты и начиная спускаться на первый этаж. Тело не желало его слушаться, на каждом шагу он пошатывался, голова гудела. Каково же было Доминику?..

Он охнул, остановившись посреди лестницы.

– Мне пора, полиглоты ждут, – вздохнул МакСтивен в трубку. – А я жду вас.

– Скоро буду, – он сбросил звонок, пытаясь как можно быстрее спуститься, но решил не рисковать жизнью и ухватиться за перила одной рукой.

– Пресвятая матерь божья дева к дьяволу Мария и сын её блять младенец трижды проклятый Иисус, скотское дерьмо, – протянул он, оглядывая гостиную.

На полу валялось больше окурков, чем он мог сосчитать с одного раза, пепельница лежала в развёрнутом виде на ковре, книги и непонятные статуэтки, покоившиеся на полках многие годы безо всяких приключений, валялись где ни попадя, покрывало, на котором, как он мог припомнить, он лежал, было скомкано на полу, а столик накренился вправо.

Помимо всего прочего, на полу покоилась пустая бутылка, довершая картину; в ней вроде бы даже оставался виски в незначительных количествах, но и тот уже оросил многострадальный ковёр.

Он наскоро накинул покрывало на небольшой диванчик, морщась от гудения в голове, и медленно подковылял к окну, открывая его и повисая на сдвижной раме, прикладываясь горячей щекой к холодному стеклу и вдыхая со всей жадностью свежий утренний (всё ещё) воздух. Перспективы, которые обещал принести с собой день, были вовсе не радостными.

Затянутое совещание преподавателей, консультация для третьего и четвёртого курсов, две лекции, которые он даже не мог припомнить. Вздохнув, Мэттью отлепился от окна, прикладывая ладони к лицу, благо, хоть таким образом плохое кровообращение было удобно.

Он изо всех сил боролся с искушением залезть в ванну и проваляться там пару часов кряду, но вместо этого задёрнул шторку. Его опасно кренило на бок, когда он включил максимальный напор холодной воды. Тихо взвыв, Мэттью перетерпел около минуты, чувствуя, как просыпается от анабиоза разум, и прислонился к кафелю стены, включая тёплую воду.

Думать о произошедшем совершенно не хотелось, и он сощурился, подставляя лицо воде. После недолгого душа он, по крайней мере, почувствовал себя чуть более человеком, чем до него. Изучая своё отражение в грязном зеркале над раковиной, он сморщился, надавив пальцами на красный отпечаток рядом с кадыком; подобное напоминание вызывало доходящее до смешного отвращение к самому себе. Красные глаза блестели в нездоровой манере; ему казалось, что он состарился за одну ночь лет так на пять разом.

Поборов несколько желаний сразу, он вернулся в гостиную, забрал оттуда пачку, в которой оставалось три сигареты, и отправился наверх, на кухню. Солнце издевательски выглядывало из-за облаков, воды у побережья, что виднелось за окном, были спокойны, вселяя то же состояние и в Беллами. Он наполнил чайник, схватил старую миску и уселся за стол. Часы на плите показывали неутешительные одиннадцать часов сорок пять минут.

– Блядская ирония, – пробормотал он с сигаретой меж губ и щёлкнул любимой зажигалкой у кончика. Подаренная давным-давно вещь была знакомой на ощупь и этим отвлекала от воспалённого ощущения новизны. Мэттью не любил перемены.

Он подбросил зажигалку на ладони, ещё раз крепко сжал и бережно положил на стол, стряхивая пепел в миску. В одной только майке становилось холодно и, заварив кофе, он направился в спальню, чтобы достать из шкафа костюм. Голова была блаженно пуста, только знакомые образы время от времени вызывали кривую усмешку.

Наскоро выпитый кофе, обжёгший язык, усиливал чувство самосознания и немало помог найти себя среди ноющей головной боли, немытой посуды и разбросанных вещей. Такая обстановка казалась ему адом на земле.

Горючего в баке оказалось едва ли достаточно, чтобы доехать до работы, но, во избежание ещё большего опоздания, он рискнул, прячась в своё Рено от начинающего накрапывать дождя. Солнце всё ещё пыталось объявиться на небе, то и дело заявляя лучами свои права, и тем более раздражало Мэттью. Он провёл по волосам рукой, понимая, что совершенно забыл про утренний парфюм, и это отнюдь не спасало от ужасного табачного душка, который обычно сопутствовал людям с куда более низким по общественным меркам социальным статусом.

Он притормозил на красный, копаясь по карманам в поисках жвачки, и закинул пластинку в рот, с недовольством понимая, что на ещё перекур времени и вовсе не оставалось.