Паучий престол I (СИ)

Прямо сейчас, не сходя с места, он мог попросить телефон у Гаары, который, оказывается, рисовал с завидной профессиональностью. Правда, его рисовка была слегка странной, мрачноватой, можно сказать, готической. Аловолосый не использовал краски, только простой карандаш, занимаясь лишь контурами, фоном и прорисовкой важных деталей, а раскраску поручили кому-то другому, но все же это не отметало тот факт, что у парня явный талант, которым, получается, пользовались. Впрочем, возвращаясь к более не терпящей отлагательств проблеме, Учиха сразу же проанализировал, предположил и сделал выводы, которые не совсем его устраивали.

Нет, Собаку, скорее всего, не будет возражать и расспрашивать, в отличие от Инудзуки, у которого он точно не попросит телефон, дабы тот, ввиду своего настойчивого любопытства, не увился за ним неотцепным хвостом, но Саске аловолосому не доверял. Подросток и сам не мог сказать – почему, но что-то его в этом человеке сметало, пусть на самом деле Гаара и не был злобным, ненавидящим и нелюдимым, но что-то подсказывало Учихе, что этот парень тоже неплохой аналитик, а даже намекать Собаку на то, что у него есть какой-то секрет, Саcке был не намерен. К тому же, Гаара сам был полон секретов и противоречий, а ещё он был психом, потому что, и правда, выполнил желание Кибы, сделав татушку точно над левым глазом.

Войдя в школьный автобус Учиха едва не уселся на какую-то девчонку, когда заметил это нечто на лбу у Собаку. Да, татуировка была красивая – подросток это не отрицал, но она, во-первых, была ярко-алой, а, во-вторых, это был иероглиф, как позже объяснил ему сам Гаара – японское кандзи, обозначающее слово «любовь».

В «Harvard School» подобная выходка стоила бы места в ней. Да что там! Это был бы скандал, поэтому Саске и был удивлен тем, насколько естественно преображение Собаку было воспринято не только учениками, но и преподавательским составом, для которого подобное, именно со стороны Гаары, словно было нормой или даже меньшим из того, на что был способен этот человек. Да, он мог понять, что Гаара пытался самовыразиться, все подростки через это проходят, но куда, черт его дери, смотрели родители Собаку, спуская своему сыну с рук подобные выходки?! Впрочем, он непозволительно отвлекся от более важного, точнее, от, и правда, насущного, словно именно сегодня, в этот день, сейчас же, в эту минуту, и не часом ранее или позже, он должен был действовать. Он должен позвонить Итачи.

- Мне нужно отойти, - неопределенно бросил Учиха, подымаясь, Собаку в ответ только пожал плечами, не отвлекаясь от рисовки, и Саске мог бы поверить в то, что парню все равно, если бы за эти две недели не понял кое-чего важного – Гаара не из тех, кто просто плывет по течению. Аловолосый мог промолчать, мог сделать вид, что не увидел или не услышал, что отвлекся и что-то упустил, что не придал значения, что ему это неинтересно, скучно и неважно, а после, выждав именно тот момент, когда, расслабившись, не ждешь никакого подвоха, мог поразить с такой точностью, что апеллировать и крыть было просто нечем. Достаточно, например, случая, когда он заткнул за пояс практиканта местного колледжа, возомнившего себя не только всезнайкой, но и решившего показать, насколько он грамотен и образован, разбрасываясь фразами на японском, а Собаку всего лишь парой слов сумел вогнать его в краску и спустить с небес на землю, причем парой слов именно на японском, которые понял только он и неудачливый практикант.

Выйдя из пустого класса, Саске приостановился, нахмурившись, обдумывая свое, возможно, скоропалительное решение. Конечно же, Намикадзе ему не откажет и не будет расспрашивать, он никогда и ни при каких обстоятельствах не напомнит ему о том, что, мол, Учиха, ты мне должен за телефон, и не будет бросать на него загадочные взгляды, типа, я знаю, что у тебя есть какой-то секрет, который ты скрупулезно бережешь, но это же был Наруто, а с ним у Саске почему-то все было сложно.

Возможно, слаженно и объективно думать ему мешала внутренняя, пусть и не масштабная обида. Так, всего лишь несбывшаяся надежда, которой не должно было быть и в помине по очень простым и банальным причинам, но досада вот уже который день скреблась у него внутри, омрачая его отношения с Намикадзе. И это заметили. Саске почувствовал это сразу же, как только, отсидевшись пару дней дома, вошел в школьный автобус и сел рядом с Кибой, потому что место рядом с Наруто, его место, занял Собаку, причем, похоже, намеренно или же по просьбе блондина. Как бы там ни было, но его начали задирать. Не издевались, конечно же, скорее, это были всего лишь проделки, например, исчезнувшие, как в воду канувшие, письменные принадлежности, якобы не нарочные толчки плечом, подножка во время игры в футбол, и прочие мелочи, в том числе и более назойливое внимание девушек, которые вдруг, как по щелчку, заинтересовались его персоной. И Саске понял, пусть это и было очевидно ранее: причина была в том, что со стороны Наруто больше не было ни предупреждающих взглядов, ни незримой опеки, той самой, которая его так тяготила, и даже Инудзука с Собаку начали относиться к нему более сдержанно, словно молчаливо приняв сторону своего друга.

Раньше подобное Саске не только бы не простил, но и начал бы действовать в ответ, ведь, по сути, он мог дать отпор всем и каждому, даже самым хамовитым и наглым старшеклассникам, ну, разве что против толпы он был бы бессилен, но это ещё не означало, что он бы не сопротивлялся до последнего, но сейчас ситуация была кардинально иная, и в первую очередь Учиха хотел знать, какого черта творится с Намикадзе.

Да, он надеялся, что Наруто навестит его, пока он отсиживался дома с забинтованной рукой, но тот его так и не навестил. Да, его травма была несерьезна, пусть Какаши и настоял на поездке в больницу, сам отвез его и даже лично поговорил с доктором, который заверил его, что, кроме легкого сотрясения и ушиба, никаких опасных повреждений нет, в общем, подопечному Хатаке сильно повезло, а вот сам Учиха думал немного иначе. В доме Намикадзе, даже несмотря на то, что его приняли столь радушно и гостеприимно, что-то произошло – это, во-первых, а, во-вторых, Наруто был просто придурком, в которого его угораздило влюбиться.

Последняя мысль и подстегнула Саске к действию. Нет, не о том, что он влюбился в Намикадзе, об этом брюнет вообще старался не думать, дабы не превратиться в сопливое нечто, стенающее по своей неразделенной любви, а то, что Наруто, каким бы сногсшибательным он ни был, всего лишь человек, а ещё кретин, засранец, чурбан и прочее, так что в своей ситуации Саске явно был в выигрыше. Приободрившись, Учиха уверенно зашагал по коридору, направляясь в актовый зал, в котором сейчас вовсю шла репетиция постановки с участием Намикадзе.

//-//

- А что вы думаете о короле Генрихе? – Саске застал репетицию в самом разгаре, но не потому он молчаливо прислонился к стене, наблюдая за тем, как в средневековых, пусть и взятых напрокат нарядах, под неторопливую музыку по площадке кружится десяток пар, а потому, что девять из них были будто фоном, вдалеке, в то время, как взгляд приковывала одна-единственная, гармоничная и прекрасная. И пусть лица танцующих были украшены масками, Саске и так знал, кто скрывается за этой мишурой, бережно, искусно поддерживая свою величественную партнершу.

- Он величайший король, которого знала эта страна. Большая честь быть при его дворе, высочайшая привилегия находиться рядом с ним, - Саске тихо фыркнул – настолько наиграна была наивность главной героини, да и не походила она ни на эту самую наивность, ни на прекрасную даму в целом, явно намеренно, сильнее дозволенного, прижимаясь к партнеру своей пышной грудью в глубоком декольте и улыбаясь слишком слащаво и заигрывающее. Подобную фразу нужно произносить шепотом, слегка смущаясь, чтобы легкий румянец покрыл щеки, но при этом в голосе должна звучать уверенность и готовность стоять за свои слова до последнего. В тоне голоса актрисы не было веры в собственные слова.

- Полюбили бы вы его как мужчину? – практически одними губами прошептал исполнитель главной мужской роли, а сердце Саске замерло, ведь ему было достаточно одного взгляда глаз цвета индиго в разрезе глазниц маски, чтобы прямо сейчас, даже не думая о последствиях, опрометчиво, но искренне выкрикнуть: «Да, полюбил бы, даже если бы он не был королем!». Но это была не его пьеса и не его роль, поэтому Учихе только и оставалось, что в бессилии сжимать кулаки и смотреть на очередное притворство. На этот раз актерка попыталась подделать смущение, опустив глаза и даже слегка покраснев, но её выдавала ухмылка – ликующая и слегка горделивая, явно неуместная и не присущая настоящей Марии Говард-Болейн.