Ежик в тумане, или Тяжелые будни финансового директора (СИ)

— Нет, со мной не все в порядке, — сказал я, схватил Рыжика за шкирку, закинул в кабинет и закрыл за собой дверь на ключ, — но скоро будет.

— Максим Валерьевич, что это вы такое задумали? — отпрыгнул за мой стол Санек.

— Скоро узнаешь, — пообещал я, стаскивая пиджак.

Рыжик окатил меня внимательным взглядом, облизал губы и спрятался за мое любимое кресло.

— Максим, не надо.

— Что не надо? — спросил я, снимая галстук и вытаскивая из брюк ремень.

— Ну, вот этого — не надо, — неуверенно ответил Санек, настороженно следя не за ремнем в моей руке, а за моим пахом. Я аж остановился.

— Ты что думаешь, я тебя трахать собираюсь?

Он жестоко покраснел, вцепился в кресло пальцами и жалобно посмотрел мне в глаза.

— Да.

— Да нахер ты мне такой сдался! — заорал я и кинулся к нему с ремнем наперевес. — Блядун! Взрослый мужик, а мозгов так и не нажил! Свербит в паху — женой займись, идиот.

— Макс, ай! Прекрати, ой!

— Отец тебя в детстве мало лупил, так я исправлю! — шлеп, шлеп, шлеп.

— АЙ! Ой! Макс, придурок, хватит!

Санек носился по кабинету, смеялся и только изредка попадался под мою горячую руку.

— Не смей изменять жене, не смей крутить у меня перед носом своей шикарной задницей, не смей сводить меня с ум…

Договорить он мне не дал: неожиданно остановился, выхватил ремень и огрел по заднице меня. Я аж воздухом подавился.

— Да как ты посмел!!!

— Не ори на меня, Ежик, — сурово сказал Рыжик, многозначительно поигрывая моим ремнем.

Я посмотрел на него: растерзанного, разгоряченного беготней, запыхавшегося и возбужденного донельзя и решил, что сегодня буду самым настоящим пидоргом. Схватил его за шею, впечатал в стену всем телом и принялся целовать, сдирая с него одежду к чертовой матери. Он думал, я буду его трахать? Я не собирался, но теперь передумал. Зачем разочаровывать человека?

- Макс, что… — поцелуй.

Долой куртку и рубашку. Так и знал, что Рыжик великолепен. Засос в шею, в ключицу, цепочка укусов от сильного плеча до уха. Довольный стон в ответ. Прекрасно!

— Перестань, не делай так бо… — поцелуй.

К черту ремень и джинсы. Иди ко мне, малыш, я знаю, ты ждешь ласки. Ого! Ни хера себе малыш! Ладно, так и быть, поцелую я тебя. Ты же сдал своего хозяина с потрохами. Заодно джинсы с плавками с Рыжика стяну.

— Ежи-и-ик, сумасше-е-е-едший… — выгнулся мне навстречу мой потерявший голову мальчик. Вцепился в волосы, закрыл глаза, засадил мне в рот по самое не балуйся и кончил.

Я отплевался, поднялся с колен и решил, что с Рыжика на сегодня хватит, пора подумать и о себе. Потянул его вниз, но он вцепился в мои плечи, распахнул ошалелые глаза и замотал головой.

— Нет. Я так не хочу. Я не могу!!!

— Я тебе шею сверну, — озверел я. — Ты что о себе возом…

— Ты придурок, Макс, — оборвал меня Рыжик. — Я же сказал: не так!

— А как? — жестоко затупил я.

Он страшно покраснел, а я принялся виновато целовать выступившие конопушки, бешено бьющуюся жилку на шее, постепенно поворачивая его лицом к столу.

— Кто из нас гей? Ты или я? — возмутился Санек, послушно опуская руки на столешницу.

— Никто, — честно ответил я, прижимаясь к широкой спине и ягодицам всем телом. Кожа к коже. Щека к щеке. Блаженство. — Ты — натурал, а я — пидорг.

— Кто? — довольно простонал Рыжик, прогибаясь в пояснице от моего наглого пальца, не слишком вежливо орудующего в его анусе. У меня больше не было сил терпеть, так что…

— Сейчас узнаешь, — пообещал я, подготовился и залез в него целиком.

С уговорами, ласками, подсказками, обещаниями и прочей ерундой, но все равно недостаточно медленно для того, чтобы ему не было больно.

— Ты мужик, Санек? — сдерживаясь из последних сил, спросил я.

Контроль над телом стремительно ослабевал. Прости меня, мой любимый мальчик. Прости.

— Мужик, — ответил Рыжик и уронил голову на руки.

— Тогда терпи.

Санек

— Прости, золотце мое. Ты такой красивый, такой узкий и гладкий, что у меня просто сносит крышу. Прости, мальчик мой, прости, я ждал тебя так долго! Слишком долго, любимый. Прости.

Ежик шептал и жестоко втрахивал меня в стол, а я кусал кулак, чтобы не орать от боли во весь голос. Он не гей, он пидорг, и этим все сказано. Не знаю, сколько он меня порол, мне было не до того. Я бы, может, и вырвался, не думаю, чтобы Макс стал удерживать меня силой, но его отчаянный шепот раз за разом оставлял меня там, где я был. Боль постепенно становилась все более терпимой, а Ежик — спокойным, так что когда он кончил, я чувствовал себя вполне сносно. Пошевелился, намекая, что пора бы меня разогнуть, и он скатился на стол. Лег на спину, прикрывая лицо руками, и я впервые увидел его обнаженным. Твою мать!

Я сменил ориентацию раз и навсегда, прогулявшись глазами по безупречным линиям его в меру накачанного и чертовски красивого тела. Этот умный, ироничный, страстный и невероятно романтичный мужчина любил меня до безумия, а я… я простил ему мою порванную задницу и собирался подставиться снова сразу, как только она заживет. В следующий раз Макс наверняка доставит мне массу удовольствия.

— Ежик, хватит валяться, — сказал я, проводя рукой по его ноге от колена к паху. — Пора нам отсюда сваливать.

Макс убрал руки от лица, виновато улыбнулся… а потом наткнулся на кровь на своем члене и побелел, как полотно. Ужас и вина в его глазах подсказали мне, что сейчас на меня обрушится поток извинений, признаний и прочих прелестей… но я ошибался, потому что Максим Валерьевич был не геем, а законченным пидоргом. Придурок! Он сполз со стола, выпрямился во весь рост, заледенел и сказал:

— Я никогда больше не прикоснусь к тебе, Александр. Возвращайся к жене и постарайся забыть о том, что здесь сегодня произошло. Мне очень жаль, что так получилось.

— У меня нет жены!

— Это неважно теперь, — заиграл желваками Макс.

Я замахнулся и хорошо поставленным хуком справа отправил его на пол.

…

На работе я появился только две недели спустя. Задница моя зажила через три дня, а все остальное время я валялся в постели, плевал в потолок и думал о будущем. Ладно, кого я обманываю? Я думал о прошлом. Вспоминал Ежика у своих ног, его страстные поцелуи, губы и руки, ласкающие меня везде. Я систематизировал все, что знал о нем, что подслушал и увидел в те три недели, что крутился возле моей бывшей жены Галочки в надежде на то, что Макс выйдет и поговорит со мной по нормальному. Он не вышел. Придурок отмороженный! Чтоб ему не спалось и икалось! Все у него не как у людей. За это время я понял почти все о нем, о своей жизни и о себе самом, кроме одного: как Ежик умудрился заставить меня полюбить его, ни разу не поговорив со мной толком?! Так или иначе, но теперь я прекрасно понимал разницу между словами влюбиться, хотеть и любить. Макса я любил — всем сердцем и до конца моих дней, несмотря на все его закидоны.

Офис встретил меня настороженной тишиной и растерянными лицами коллег. Нехорошие подозрения превратились в уверенность, когда навстречу мне попалась зареванная Галочка. Увидела меня и кинулась мне на шею.

— Санек! Это катастрофа! Дракон собрался увольняться! — затараторила она. Я похолодел. Как увольняться? Зачем? — Ему генеральный даже заявление подписал! Но Потапова такую бучу подняла, что просто конец света. Забрала у директора заявление, порвала на клочки и бросила их Максиму Валерьевичу в лицо. Он написал заяву на отпуск и уехал, а к Потаповой вечером скорая приезжала. У нее от нервов чуть сердечный приступ не случился.

— И долго наш загадочный Дракон в отпуске пробыть собирается? — спросил я.

— Полгода.

Э нет! Так не пойдет. Я успокоил Галочку, с трудом дотянул до конца рабочего дня и поехал домой собирать вещи. Хватит Ежику блуждать в тумане в гордом одиночестве. Если он не может найти правильную дорогу сам, значит, я ему помогу.

Максим

— А нам все равно, а нам все равно, ик, не боимся мы, ик, м-м-м-м. козу.