Константа Роджерса (Т8-25, Мужская дружба, etc) (СИ)

— Ты удивишься, Старк, но я не всегда катаюсь на крыше машины и спрыгиваю с нее на полном ходу.

— Хотел бы я знать, из чего сделаны твои колени, ковбой, — задумчиво произнес Тони, окинув Бак взглядом с головы до ног.

— О коленях разговора не было, — отрезал Баки.

— Верно. Чертов Санчос. Эй, Лэнг, иди сюда, вскроем эту малышку. Спокойно, Барнс, больно быть не должно. Но ты, Роджерс, все-таки будь настороже.

— Я всегда настороже, — отозвался Стив.

— Левую лучше зафиксировать, — предупредил Баки. — Старк, ты мне не нравишься, но я пока не собираюсь тебя убивать. Во всяком случае, при таком количестве свидетелей.

Тони окинул его оценивающим взглядом, видимо, что-то прикинул в уме и позвал:

— Ботти, — робот подкатился ближе и что-то вопросительно прожужжал, — Ботти, знаю, это опасно и тебя проектировали не для этого, но не мог бы ты подержать своего собрата, пока я посмотрю, что там внутри?

Ботти что-то обиженно ответил и, сложившись, подъехал под руку Баки, позволив прикрепить ее к себе широкими ремнями.

— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, — с сомнением протянул Баки.

— Нет, но раз тебе так спокойнее, пусть твоя суперрука будет зафиксирована.

— Еще бы скотчем примотал.

— Все, не сбивай меня. Лэнг?

— Тут три щитка, которые мне было позволено обнаружить. Плечо, около локтя и на предплечье.

— А вообще их шесть, — вставил Баки. — И вообще вибраниум снимается полностью по определенной схеме. Под ним — гибкая сетка, на которую посажены пластины. Она очень тонкая и прочная. При рекалибровке, — он шевельнул рукой, отчего пластины между плечом и локтем встали дыбом, как чешуя у рыбы во время чистки, — их видно.

— Рекалибровка предусмотрена для охлаждения.

— Нет. Никогда не замечал особого перегрева. Как, впрочем, и переохлаждения. Рекалибровка позволяет временно усилить некоторые участки. Например, — он крутанул запястьем, отчего пальцы стали короче и толще, — при ударе пальцами, когда нужно что-то пробить, но не разломать. Или, — пальцы вернулись в исходное положение, а пластины наползли друг на друга в районе локтя, — при ударе локтем. Или когда нужно что-то сбросить, от чего-то очиститься, не применяя вторую руку. Порвать веревку, например, или тонкую цепь. Сбросить пятачок электрошокера, которые так любит Вдова.

Тони теперь рассматривал руку Баки с еще большим восторгом.

— Как снять пластины полностью?

— Это занимает больше часа, а обратный монтаж — два часа у очень опытного техника. Без брони я отсюда не уйду, а потому подумай, стоит ли тратить не менее четырех часов на то, чтобы просто посмотреть, что внутри, или лучше отложить вопрос до завтра? Я не собираюсь сидеть здесь ни минуты сверх восьми часов, оговоренных контрактом.

— Бюрократия! — притворно вздохнул Тони. — Лэнг, показывай лючки, начнем с малого.

Скотт подошел вплотную и аккуратно подцепил тонкой отверткой абсолютно гладкую пластину у плеча, чуть раскачал ее, и она отскочила, как крышка у карманных часов. Баки поморщился, но ничего не сказал. Тони, скомандовав: «Свет!», принялся осторожно заглядывать внутрь, а Баки отвернулся к Стиву и вымучил для него улыбку.

— Больно? — спросил тот, наклонившись ниже.

— Нет. Но приятного мало. Как на приеме у проктолога.

— Фу, — прокомментировал Тони. — Проктологом меня еще никто не называл. Интересно. Лэнг, твоя работа?

— Да, паял года два назад на скорую руку с дулом, прижатым к виску, так что выглядит не очень.

Тони присвистнул, но больше ничего не сказал. Потом они с Лэнгом заспорили о каком-то блоке, отключающем чувствительность, но Баки смотрел на Стива, не отрываясь, глаза в глаза, будто постоянно напоминал себе, что он не у ГИДРЫ. И больше не является бездушным оружием, практически неодушевленным предметом. Стив молча гладил его запястье и что-то говорил без слов, и обоим хотелось верить, что они друг друга понимают.

— Земля — Барнсу, прием, — позвал Тони, и Баки неохотно повернул к нему голову. — Сейчас я ткну кое-куда, осторожно, а ты постарайся не свернуть мне шею. Роджерс, готовность номер один.

— Что должно произойти? — спокойно спросил Баки.

— Если я прав, а я чаще всего прав, то мы отключим тебе чувствительность.

— И как я почувствую, если вы что-то сломаете? И если потом окажется, что сломанное не починить?

— Никак. В этом и смысл, Барнс. Тебя послушать, так резать тоже должны без наркоза, чтобы пациент чувствовал, то ли ему ковыряют.

— Там должен быть диагностический разъем, — нехотя признался Баки. — В ладони. Понятия не имею, что за программа там стоит, и какой тип ответной части нужен, но ты можешь посмотреть.

Тони закатил глаза.

— И когда ты собирался мне об этом сказать?

— Сразу, как ты соберешься ломать мне руку, действуя na avos’.

— Это как?

— Это методом «а не ткнуть ли мне отверткой вот в эту красную фиговину и не посмотреть ли, что из этого выйдет», Старк.

— Na avos’ звучит короче, — Тони вооружился отверткой и принялся рассматривать ладонь Баки. — И я начну делать это прямо сейчас, если не найду лючок и не пойму, как он открывается. Нет, не подсказывай, — он предупреждающе взглянул на Баки и усмехнулся. — Я знал, что с тобой может быть весело, Барнс.

Он долго выстукивал что-то на металлической ладони, пока не нашел едва заметный, отлично заполированный стык лючка с основным металлом и не придумал, как его открыть.

— Блеск, — сказал Тони через пять минут. — Джарвис, анализ.

— Тип разъема мне не известен, сэр.

— Это похоже на ШРАП, — сказал вдруг Стив.

— На что? — переспросил Тони.

— На штепсельный разъем аэродромного питания. Такие были на советских военных самолетах. Только поменьше, конечно. Что?

— Ничего, — отозвался Тони. — Джарвис, все по ШРАПам на третий экран, а также запусти анализ контактов. Мне жаль, — начал он, но тут же себя перебил, — нет, мне не жаль, конечно, мне безумно интересно, а когда мне интересно, я не в состоянии испытывать жалость, а потому я просто скажу это. Нам нужно провести полное сканирование тела, Барнс. Я — без ложной скромности — лучший по робототехнике в мире, но я пока понятия не имею, как работает твоя рука.

— Говард говорил «я без ложной скромности лучший механик в мире», — усмехнулся Стив. — Баки, что скажешь?

— Что все к тому и шло, — отозвался тот. — Что нужно делать? МРТ мне нельзя.

— Я сказал, что я гений, а не идиот, — ответил Тони. — Для тебя отмечу, что эти слова — далеко не всегда синонимы. Поднимайся.

Тони освободил руку Баки и указал ему на красный круг в углу лаборатории.

— Вставай сюда, руки в стороны. Джарвис, быстрое сканирование, результаты на второй экран, а потом повтори подробно.

На втором экране появляются очертания скелета, четкие, как на рентгене, прочерченные серебристыми нитями. Каждая кость, каждое ребро и позвонок, опутаны белыми лучами, как паутиной.

— Господи, — говорит Тони. — Как? — он крутил проекцию так и эдак, приближая отдельно изображения суставов и позвоночника. — Гореть им в аду. Как вообще можно… выжить после этого?

У Тони сделалось по-детски беззащитное лицо, на котором проступила смесь ужаса и восхищения, но теперь уже не гением ГИДРЫ, а стойкостью человека, способного пережить подобное.

— Без анестетиков, — едва слышно произносит он. — Без… без возможности выбирать.

— Будто у меня сейчас есть такая возможность, — подал голос Баки. — Руки можно опускать?

— Что? — Тони посмотрел на него так, словно видел впервые.

— Руки, говорю, можно опустить или мне еще так постоять, пока ты…

— Опускай, — быстро сказал Тони. — На сегодня все, мне… мне нужно подумать. Проанализировать все. Беннер?

— Я остаюсь, — ответил на незаданный вопрос Брюс.

— Лэнг?

— Я тоже.

Доктор тоже коротко кивнула и подошла ближе к экрану. Баки молча взял Стива за руку, заставил отвернуться от чертова экрана и вывел из лаборатории, успевшей ему изрядно надоесть.