Хрустальный дом (СИ)

8. Новый дом

Катрин оглядывалась с непосредственностью ребёнка, попавшего в Диснейленд. Скорее с любопытством, чем с восторгом, бродила она по комнатам.

– Это же настоящий дворец! – прошептала она. – Кристалл-холл в миниатюре.

– Так и было задумано. Тебе нравится?

– Нравится.

Но в глазах её застыл скорее испуг, чем восторг.

– Что не так? – взял я её за руку.

Ладошка была холодная, совсем иззябшая.

– Нет-нет! Здесь чудесно…

– Катрин, просто скажи, что тебя смущает и мы это исправим. Не нужно молчать. Я могу очень многое, но читать мысли не умею, ведь я не волшебник.

– Размеры, – прошептала она. – Дом такой огромный, что в нём просто теряешься. Не могу представить, что это и в самом деле наш дом.

– Не переживай. Когда мы здесь поселимся, наймём прислугу, заведём питомцев – дом оживёт и уже не будет казаться таким пустым. Без людей любые стены лишь стены. А человеческое тепло, смех, воспоминания превращает строение в уютное жилище. Пойдём в гостиную? Ты наверняка проголодалась?

– В самом деле хочу есть, – согласилась Катрин, следуя за мной. – Как тут красиво! – восхитилась она, когда мы вошли в гостиную.

В глазах её наконец-то появился тот огонёк, что я мечтал увидеть.

Она прошла на середину комнаты, занятую двумя диванами, огораживающими журнальный столик от остального пространства.

Сами собой, словно по волшебству, засветились на стенах бра, эмитирующие свечи в канделябрах. Свет заискрился, преломляясь в хрустальных подвесках.

– Всё это действительно наше? – развела она руками.

– На самом деле по-настоящему всё здесь только твоё. Документы составлены на имя Катрин Кловис.

Катрин обхватила себя руками.

– А откуда здесь еда?

– Заказал в ресторане. Ну что? Отметим? Приобретение новой недвижимости отличный повод выпить.

Катрин присела на краешек дивана, проведя рукой по его поверхности.

Жест лёгкий, выполненный машинально, но в моём воображении отчего-то интимный.

Мне представилось, что она так же легко, едва касаясь, проводит пальчиками по моей груди…

– Не знаю, какие вина ты предпочитаешь, – сказал я внезапно севшим голосом. – Рискнул взять «Боллинжер».

Её смех был тихим и немного робким, словно Катрин боялась разбудить дремавшее в доме эхо.

– Я совершенно не разбираюсь в спиртном. Для меня все шампанское на один вкус.

– Что ж, за новый дом? И новую жизнь, – добавил я.

Когда фужеры соприкоснулись, раздался лёгкий звон.

Катрин сделала несколько глотков и поставила бокал на стол.

– Не хватает музыки, – заметил я. – Как думаешь, куда в этой комнате будет лучше поставить рояль?

– Рояль?

– Ну да, рояль. Если бы он был здесь, я бы рискнул сыграть что-нибудь романтическое. «Лунная соната» вполне сгодилась бы, как думаешь?

Катрин напоминала мне испуганного оленёнка, к которому приходилось осторожно подкрадываться. Одно неловкое движение, и он рванёт в свои лесные пущи и пиши пропало.

Как моллюск в раковине. Все мои попытки пробиться через зону отчуждения, которой она себя окружила, терпели фиаско.

И не из-за того, что она враждебно или неприязненно ко мне относилась. Вовсе нет. Катрин просто отчего-то поминутно смущалась. Даже в начале нашего знакомства она вела себя куда более непринуждённо.

– Но рояля у нас нет, – с улыбкой продолжал я. – Зато есть музыкальный центр и диски. Сейчас выберу симпатичную мелодию.

Я отдал предпочтение лирической композиции, ведущую партию в которой исполняли скрипки.

– Потанцуй со мной, Катрин?

– Я не умею…

– Танцуй, как можешь, здесь нет строгих ценителей. Только ты и я.

Её пальчики вновь оказались в моей руке и, притянув её к себе, я обнял мягкий, теплый стан, окунаясь в лёгкий флёр духов, окружающих её горьковатым прохладным облаком.

– Я никогда не танцевала.

– Это не страшно, – поспешил заверить я её.

Как ни странно, её неопытность и робость, готовность отпрянуть в любой момент, затаённая нежность, что ей не удавалось скрыть за своим отстранённо-холодным видом, заводили меня куда сильнее, чем любые искусственные ужимки опытных дам. Необходимость держать свои чувства в узде только обостряла чувства. Правда говорят – запретный плод сладок.

– Видишь? У тебя неплохо получается.

Она робко кивнула.

Не удержавшись, я притянул её к себе и поцеловал.

Губы были чуть прохладными и хранили аромат фруктового блеска, который Катрин использовала вместо помады.

Её тело было лёгким, хрупким, податливым. Я чувствовал себя так, словно держал в объятиях сильфиду или ангела. Одно неверное движение, и она рассыплется блестками, оставив по себе лишь горький осадок сожаления о невозможном счастье.

Хотелось пить аромат её невинности, омываться светом, освобождаясь от всего того, что налипло на душу.

Через мои объятия прошло столько женщин, но впервые я испытал чувство, будто держу в своих руках Психею – тонкую, неуловимую, трепетную.

Облечь душу в плоть и удержать её, опутав ласками, точно сетью! Не дать ускользнуть, спрятаться, огородить себя от того огня, в который я пытаюсь её увлечь.

Нежная кожа Катрин сводила с ума – или по-настоящему впервые приводила в разум?

Её губы, дрожащие, молившие то ли о продолжении, то ли о том, чтобы я немедленно прекратил свой натиск, были как тугие бутоны цветка, теплые, ароматные, влажные.

А стан, гибкий, как у змеи, в одно мгновение льнувший, как лиана к древесному стволу, в другое ускользающий, мне хотелось обнимать вечно.

Я чувствовал прикосновение её, наконец-то согревшихся ладошек к своей груди, биение сердца, трепет, зарождающийся в её теле.

Не знаю, сколько мы так стояли посредине комнаты и упоённо целовались, пока её голос не отрезвил, окликнув:

– Альберт?..

В прозрачных глазах Катрин читалась мольба:

– Отпусти меня. Я не готова идти дальше.

Я покорно разжал руки. Её воля. Нам некуда торопиться.

Пламя играло, переливаясь, на её платиновых волосах. Они были точно золотое руно – сокровище, которое неустанно сторожил Минотавр.

– Зачем ты это делаешь?

От неожиданной горечи, прозвучавшей в её голосе, я даже растерялся.

– Ты о поцелуе?

Она нетерпеливо тряхнула головой:

– Ты играешь со мной, как кошка с мышкой! Зачем? Я не железная!

– Ты сейчас вообще о чём?..

– Я понимаю, что кроме денег, тебя ничто во мне интересовать не может. Я – обыкновенная. Даже более, чем обыкновенная. Таких, как я – тысячи и даже миллионы. Я не сексапильная, не стервозная, совсем не из тех, кто всегда на коне в первом ряду. В толпе меня и не заметишь.

А ты? Ты – это ты! Звездный мальчик. Аристократичный, стильный, умеющий всё и вся. Разобраться в новом механизме, который видишь впервые в жизни, – пожалуйста! Сесть за руль автомобиля и с ходу поехать, не нарушая правил – легко. Пятизначное число поделить на двузначного быстрее калькулятора – да не вопрос. Ты играешь на рояле, танцуешь, умеешь безупречно подобрать интерьер, костюм…

– А ещё я хорошо рисую, говорю на пяти языках, прекрасный фехтовальщик, наездник и пловец. Что из этого? Хоть убей, не понимаю, как всё это может повлиять на наши отношения?

– Я тебе не пара.

– С чего ты взяла? С того, что у тебя с математикой и лингвисткой не лады? Может быть, для претенденток на руку и сердце конкурс аттестатов устроить? Катрин, ты сама-то хоть понимаешь, что несёшь бред?

– Это не бред. Рядом с тобой я чувствую себя маленькой, незначительной…

– Ну так перестань чувствовать себя такой и давай двигаться дальше! – не сдержавшись, повысил я голос. – С тем, как ты себя чувствуешь я мало что могу поделать, правда?

– Нет, не правда! Я бы чувствовала себя лучше если бы не твои Амары и Астории! Ты, не скрываясь, демонстрируешь мне своих подружек, не таясь, гуляешь по ночам, а потом…