Last Stardust (СИ)

Говорил, как приговор себе выносил.

Юра встрепенулся, хотел подняться, но Отабек не пустил, крепче обхватил руками.

— Ты не должен так больше думать, — сказал Юра. — Не надо. Разве ты виноват в том, что тебе больно? Или страшно? Ты же человек. Ты… ты сильный, я знаю. Но со мной… мне же ты можешь не врать. Не притворяться. Я пойму, обещаю.

— Я знаю, Юр, — сказав это, Отабек опустил одну руку на матрас, оперся на нее, сел повыше, втащив вместе с собой Юру, придерживая его за спину. — Прости, что я так сделал.

Юра выдохнул и высвободился из его объятий, поднялся, перекинул ногу через бедра Отабека и сел, положив руки на его плечи. Отабек молчал и смотрел на него внимательно и спокойно. С виду спокойно. Только ладони, легшие Юре на согнутые колени, подрагивали.

— Прекрати передо мной извиняться, — твердо сказал Юра. — Любой человек имеет право на срывы и на боль. И ты тут не исключение. И я хочу быть рядом, а не черт знает где. Не скрывай это от меня, хватит пытаться меня уберечь, я не стеклянный. Что бы ни случилось, говори. Не молчи и не прячься от меня. Пожалуйста.

Отабек отвел взгляд, посмотрел куда-то мимо Юры в темноту, до которой не добирался даже свет от экрана телевизора.

— Она меня одна понимала всегда так, как никто. И даже объяснять ничего не надо было. Всегда находила нужные слова. Ты прав, мне было плохо. И еще хуже оттого, что я пытался это сдерживать и скрывать, а, когда понял, что не получается, старался остаться один. Но одного я не учел, — пальцы Отабека сжали колени Юры, но взгляд так и был направлен в никуда. — Не учел того, что все изменилось, когда у меня появился ты. Если бы я позволил тебе приехать, возможно, Сара бы сейчас не вздрагивала каждый раз, когда о бабушке речь заходит. И не косилась бы на меня, как будто я сейчас опять что-то выкину. Юр, я больше не забуду о том, что ты тоже, как она, всегда знаешь, как и что сказать, чтобы стало легче. Может, ты этого даже не осознаешь, но это так. Да даже когда ты молчишь, а просто вот так… рядом… мне намного лучше. Что бы ни было, — Отабек все же перевел взгляд на Юру. Темный, напряженный, но все равно теплый.

Юра почувствовал, как дрожат собственные губы, и упрямо поджал их, говоря себе, что сейчас не время для его эмоций. Вот они — напротив. Нервы наружу, высказано все, как на духу. И боль настоящая, не чужая, а такая, которую даже примерять на себя не надо — она сама проникает, тянет в груди. И не сделаешь с ней ничего, потому что она не твоя, но ощущается всем нутром.

Он приподнялся, подался вперед, обнял Отабека за голову, прижал к себе. Руки ломило и выкручивало от желания стиснуть еще сильнее, обхватить всего, впечатать в себя. Словно что-то разрешили еще, пустили туда, куда до этого — никого и никогда.

— Спасибо, — сказал Юра Отабеку в волосы.

Отабек ничего не ответил, только обхватил Юру за поясницу, выдохнул ему горячо в футболку, скомкал ткань на спине в пальцах.

Ноги быстро устали от такого положения, но Юра так и продолжал обнимать Отабека, слушая его дыхание и невольно подстраиваясь по него.

Вдох-выдох.

И уже не было слышно той дрожи. И чужие ладони вскоре расслабились и тепло легли ему на спину.

Все получится, думал Юра. Все получится, если будет вот так — с доверием, открыто, без страха напортачить. Когда знаешь, что тебя поймут и примут.

Отабек зашевелился, и Юра немного расслабил собственные руки, которые уже покалывало от напряжения. Отабек немного отстранился, не убирая с тела Юры ладоней, коротко поднял глаза, встречаясь с ним взглядами. Перевел одну руку с бока, поскреб пальцами Юре по груди.

— Та самая футболка.

Юра выдохнул с дрожащим смешком. Кивнул.

— Останься в ней завтра. Я тоже надену.

И снова кивок, потому что шаг вправо-шаг влево, и Юра получит чемпионский разряд по рыданиям в Японии.

Отабек улыбнулся. Светло так, искренне. Снова подался ближе к Юре, поцеловал в солнечное сплетение — прямо туда, где был нос тигра. Юра зарылся обеими руками ему в волосы, потянул, пропуская между пальцами смоляные пряди.

И услышал, как Отабек, обхватывая его руками под ребрами, тихо выдохнул:

— Родной.

*

— О-о-о, ребята, вы такие милые, — Мила прижала ладони к щекам и покачала головой. — Я даже прощу вам, что мне пришлось помогать Гоше искать в Сибуе юкату для Аннушки все утро без вас!

— Сумасшедший райончик! — тут же вскинулся Попович. — Я иду, значит, с навигатором, а он мне такой “перейдите дорогу!”. А я прямо на перекрестке этом их диком. И она мне “перейдите”. Куда я перейду, там пять пешеходных!

— А посмотреть, на какую именно сторону тебе навигатор указывает, не судьба? — спросил Витя.

— Сам бы разобрался, когда тебя толпа чуть ли не несет, хотя ты на месте стоишь! — гаркнул в ответ Гоша, посмотрев на Виктора так, будто тот лично не давал ему свериться с картой.

— Да без проблем! — со смешком ответил тот. — А вам штрафной за прогул! Как можно столько спать в Японии? — добавил он, обращаясь уже к Отабеку и Юре.

Уснуть в четыре, когда вроде уже и захотелось по-настоящему спать, не получилось, потому что едва Юра сомкнул веки, Отабек сказал “вау”, и все, дальше сна не было ни в одном глазу, потому что небо за окном и правда было иначе не описать. Город сначала был густо-сиреневым, как фиалки у Лилии в балетной студии в коридоре. А потом вдруг вмиг все изменилось. Токио весь стал рыжим, как драгоценность из красного золота. И горел, словно ведьма, заживо, пока прозрачный воздух не прорезали из-за дымки облаков солнечные лучи насквозь. И не пойти на крышу наблюдать за этой красотой мог позволить себе только слепой.

Ну и что, что заплатить за это пришлось тем, что они опять встали в час, и то после звонка Милы? Дежа вю.

Встретиться было решено в Синдзюку — Юри обещал всем прогулку по прекрасному парку, которой они и должны были попрощаться с Токио — завтра утром был самолет из Нариты в Москву. И вот теперь Мила очаровательно охала, увидев Юру с Отабеком в одинаковых футболках.

— А чего вы их до этого-то по-отдельности носили? — с искренним недоумением спросил Гоша.

Мила фыркнула, обмахиваясь ставшим уже излюбленным здесь веером.

— Попович, у тебя просто глаза на жопе, ты уж не обижайся.

— Э! С чего бы это?

— Потому что слепой, — Мила подмигнула Юре, который, на ходу выглядывая из-за Отабека, показал ей скрещенные руки — “не надо”.

— Да я…

— Ребята-ребята! — прервал перепалку Юри. — Мы пришли.

Так приятно было идти по городу — солнце скрылось пару часов назад, на небе зависли низкие и тяжелые тучи, так что из беспокоивших факторов осталась, пожалуй, только духота. Однако впереди маячила контроль-пропускная система — стандартная у японцев: с турникетами и кассами.

— Почему у вас все парки платные? — ковыряясь в кармане в поисках мелочи, спросил Гоша.

— Потому что ты вообще видел эти парки? Куда ни посмотри, памятник культуры или достояние из списка ЮНЕСКО, — ответил Витя.

— Это очень знаменитый парк с садами на месте бывшего имения, — добавил Юри.

Парк назывался Синдзюку-гёэн, и он весь был словно огромным сборником классических японских пейзажей: маленькие деревянные мостики, красиво изогнутые над прозрачной водой прудов, разноцветные толстые карпы, лениво даже не плавающие, а перетекающие с одного места на другое, ярко-зеленые сады, ивы и газоны.

Едва Юра уболтал Отабека сфоткаться на мосту, как пошел дождь. Настоящий японский дождь, когда вода заменяет воздух и льет отовсюду — теплая и прозрачная, как слеза.

— Ну вот, я идеально угадал с погодой, — улыбнулся Юри, совершенно спокойно стоя под этим водопадом.

— Это где ж идеально-то? — рассмеялся Крис, прикрывая голову ладонями.

— А что, никто не смотрел аниме “Сад изящных слов”? — расстроенно протянул Юри.

— Я смотрел, — с готовностью ответил Витя, у которого мгновенно намокли и потяжелели волосы, облепив шею и плечи. — Поэтому да, это идеально. Поищем те самые беседки?