Шепотом (СИ)

Мы ведь редко куда ходим вместе, а дома никто из нас не обращает внимания на внешний вид: одежда мнётся, волосы лохматятся из-за очередного подушечного боя.

Забавно получается.

По пути обратно садимся в автобус. На моё любопытствующее – куда это мы, Никиша отвечает, что на его дачу, и, предупреждая следующий вопрос, добавляет, мол, на байке не получилось бы, так как точной дороги он не знает, а вот на какой остановке встать – это да.

В итоге мы забредаем в не то что глушь, но где-то около того. Вместе с нами встаёт едва ковыляющая бабулька. Правда, едва автобус отъезжает, она бодро скрывается в ближайших зарослях.

– Пойдём, – Никиша несильно тянет меня за рукав.

Сначала мы направляемся по тому же пути, что и старуха, видя впереди её неясный из-за веток силуэт, но потом сворачиваем вправо и попадаем на небольшую лужайку, рядом с которой стоит двухэтажный кирпичный дом.

Присвистываю:

– Да-ача, говоришь? А по-моему, целый загородный дом.

Никиша только весело хмыкает, доставая ключи. Открывая дверь, говорит:

– Дом хороший, но убирать – большая проблема, да и сорняки всякие в огород лезут.

Пропускает меня первым.

Изнутри дом как дом. Но красиво, да.

В рюкзаке Никиши оказывается хавчик, так что сначала мы едим, а чуть позже чалим на прогулку.

Почти не разговариваем – просто идём на пару, обмениваясь редкими репликами.

Натыкаемся на ручей – не слишком большой, но достаточно глубокий, чтобы с удовольствием в нём поплескаться. Не сговариваясь, стаскиваем обувь и закатываем штанины и рукава.

Забегаю с лёту, намачивая всё, что можно было намочить. Никиша фыркает, прикрывает руками лицо, чтобы на него не попала вода, которой я с таким старанием на него расплёскиваю. А потом босиком бежит ко мне, обрушивая на мою голову целый ливень.

Некоторое время издеваемся друг над другом.

Отхохотавшись, садимся оба на грязный травянистый бережок, оставляя в воде только ноги. Мальчишка беззаботно ими болтает, а я зеваю и гляжу вверх. Опуская голову, натыкаюсь взглядом на стоящие неподалёку гриндерсы. Гляжу на них и почти поражаюсь – как они «постарели». Обувка и при первой нашей встрече была далеко не новой, а теперь совсем походит на дешевую груду хлама. Эдаких родимых сердцу лохмотьев.

Цвета поблекли и, даже сохраняя свой «кислотный» цвет, выглядят менее вызывающе.

Транспарант протеста миру поистёрся и подрастерял былую актуальность.

Они всегда казались мне загадкой, интересно, Никиша решит её для меня сейчас?

– Всё никак не вспомню спросить: зачем ты их постоянно таскаешь? Если так любишь, надевал бы пореже, может, они бы и выглядели получше.

Выныривает из каких-то своих мыслей, поднимая взгляд:

– Ты правда хочешь узнать? – и сам же отвечает: – Нет, не хочешь. Вот когда ты вправду захочешь – я отвечу.

Сбивая весь пафос доморощенного ясновидца, фыркаю:

– Это ты по глазам поймёшь? Как в прошлый раз?

В насмешке кривит правый уголок губ и передразнивает меня:

– Кто знает, – потом вскакивает, отряхивая ноги. – Я уже всё. Пойдём?

Качаю головой:

– Хочу ещё посидеть.

– Как хочешь, только не заблудись.

Подхватывает обувку и идёт с ней в руке прямо – к дому. Шнурки телепаются по земле, а мне всё кажется, что мы не поговорили о чём-то более важном. Но о чём?

Да и не клеятся у нас с ним разговоры.

Гляжу в спину мальчишки и достаю сигарету. Верчу её в пальцах – в последнее время я курю больше, чем хотелось бы – обычно предпочитая куреву выпивку. Наверное, это в преддверии.

Прежде чем вернуться, без единой мысли в голове извожу как минимум половину пачки.

Кругом темнища – особенно из-за кучи кустов и деревьев. Уверен, если бы было чуть темнее, я бы заблудился.

В доме на первом этаже горит свет – двери открыты нараспашку. Не спеша захожу, останавливаюсь у дверного проёма.

Мальчишка, видимо, только из душа, весь в себе, рассеянно трёт волосы полотенцем. Они у него от влаги слегка завились и сделали похожим на мелкого забавного зверька.

Это, может, игра света, потому что из-за неё мне случается увидеть то, что я видеть не могу и не должен – и Его, и не Его одновременно.

Без понятия, как описать это – у меня просто нет нужных слов, да и я почти уверен, что таких слов ещё не придумали, но если попробовать… Будто в голове разом собрались множество фрагментов фотоплёнки – одновременно вспомнились все те случаи, когда Никита был со мной. Как он незаметно, целеустремлённо подбирался ко мне, через осколки разбитых бутылок, свадебные фотографии и распотрошенные страницы детских книг.

«…почему ты так себя презираешь?»

«Мне не нужны мечты, мне нужны цели…»

«Ты нравишься мне…»

«Шутка. Правда, весело?»

«А ты жестокий».

И сколько их – таких его фраз, волей-неволей врезавшихся в мою память?

Не возьмусь посчитать.

Все эти кадры собирательным образом ожили в по-мальчишески сутулой фигуре, освещённой парой тусклых желтых светильников.

И не успеваю, отвернувшись, сбросить наваждение, как оказываюсь на крючке тёмных внимательных глаз.

А в них – прорва для утробы, в которой прячется отчаянно родной мне светляк души.

Да Господи, откуда же ты такой взялся?

И, словно наяву, чувствую, как этот мой взгляд прячут в ржавую птичью клетку, чтобы унести её к собранию сотен других.

И почти понимаю, зачем я здесь, но по-прежнему не очень-то верю, что Никиша мог додуматься до такой глупости. Он же щурит глаза и говорит языком обладателя золотой лампы:

– Эй, джинн, ты помнишь наш уговор? Тогда пойдём, я покажу теперь пещеру острова Монте-Кристо.

У него улыбка чешира, которая почему-то вырывает у меня скепсис и недоверие к этому его образу.

Тем не менее, иду следом.

На мальчишке расстёгнутая рубашка, мокрые спортивки, свисающее с плеч полотенце. Кроме кухни, я ещё не видел ни одной комнаты, поэтому оглядываюсь: посередине одна двуспальная кровать, на которую меня тут же подталкивают сесть.

Непонимающе поворачиваюсь:

– Зачем?..

Умолкаю, натыкаясь на повелительный взгляд сверху вниз, в котором не вижу ничего, кроме своего отражения.

Застываю, готовый ко всему.

Почти ко всему.

Нет, я ведь мог додуматься. Черт подери, стоило серьёзно над этим задуматься, однако меня часто приглашали и более подозрительные личности, чтобы всего лишь потрепаться и выпить наедине…

Да, я оказался готов даже к настоящей грозе, но не к гипнотизирующему взгляду и брошенному: «Эй джинн, просто смотри», – после которого Никита начнёт медленно стягивать расстёгнутую рубашку.

* Кальдерон – «Жизнь есть сон».

Комментарий к Глава 23: Жизнь есть сон

Возвращаю название ориджу. Всё-таки, как ни крути, а первое название более подходящее.

========== Глава 24: Rescue ==========

Выхожу из ступора, будто от щелчка, когда мальчишка скрыто неловким движением переступает через свои трусы.

Гляжу на него: отчаянного, встрёпанного, с совершенно пустым взглядом и тотчас ощущаю такую злость, какой, наверное, никогда не ощущал.

Подскочив на кровати, хватаю мальчишку за плечи и шандарахаю дурной башкой о стену:

– Ты, мать твою, сучий ребёнок, соображаешь, что делаешь?

Я ору на него, как, наверное, не орал бы на Соньку за её серьёзнейший проступок, и знание этого злит меня ещё больше.

Какого чёрта он это делает? Какого чёрта так… унижается.

Он не имел права поступать так – с собой, и именно это особенно бесит.

Ещё и зная его характер.

Мальчишка слушает молча, отвернувшись, но вид у него такой, будто он одну за другой получает пощёчины. Меня так и подбивает зарядить парочку.

А на каком-то моменте, не смогу точно сказать на каком, Никита резко поворачивает ко мне голову, с жестким прищуром перебивает:

– Не смей винить во всём меня! Если бы ты вправду не хотел ничего такого, ты бы давно меня выгнал – из своей квартиры, из своей жизни. Так выгони! Выгони меня в конце концов! – голос хрипнет и срывается на высокой ноте.