Не без греха (СИ)

— Переночуешь здесь, — отрезал Чонгук, садясь в кресло.

— Но…

— Или можешь сам добраться. Как угодно. Я хочу расслабиться.

— Типа - «отъебись, Ким Тэхён»? — Тэ не уверен, уместны ли шутки.

Следующие полчаса тянулись и тянулись, а привкусом отдавали противным, как палёная резина. Чонгук убивал бутылку и взялся курить, Тэхён молча сидел, обнимая колени. Показалось, что им двоим было, о чём поразмыслить.

— Как настроение? — Тэхён завязывал беседу.

— Никак, — Чонгук смотрел вдаль, пьянея и затягиваясь.

Весь вечер чувство, будто зашивает язвы вручную, а те рвутся, опять и опять. Тэхён запрокинул голову и вытянулся, ударившись в печальные мечтания. Полы халата разошлись в стороны, приоткрыв мягкую тень бёдер, тонкие ключицы скобами торчат из-под воротника, на розовых губах теплится запёкшееся пятно крови. Чонгук выпил ещё и отвёл глаза.

По правде, он был в участке, тряс следователя, занимавшегося делом Юнги. И вместо точных ответов добился только подтверждений многочисленным сомнениям. Потом решился на звонок по номеру, который незаметно вытащил у Чимина. А не надо было, совсем-совсем не надо. Он позвонил и услышал: «Да?». И эхо от той гласной проскочило через глотку пикой, затащило на распятие и накормило терновыми венками. Чонгук поверить не мог, не зная, радоваться ему или бесноваться, ненавидеть или каяться. Звонок оборвался гудками. Чонгук повторял ещё и ещё. Пустота и ощущение, будто использование по назначению прошло успешно…

Проголодавшись, Тэхён прошлёпал босыми ногами на кухню, стащил из холодильника шоколадный батончик, умял его. А когда обернулся, замёрз окончательно, врастая в плитку. Напротив источало жар уже полуголое свирепое тело, футболка валялась поодаль, пара пьяных глаз точила его до кости.

— Чонгук… — он попятился назад и врезался задом в столешницу.

Чонгук грубо оттянул его за волосы и прижался к губам, прикусил язык.

— Нет-нет, стой… Стой…! — Тэхён отпирался, но Чонгук оказывался в сто крат сильнее, горой мышц.

Взревев, Чон подсадил его на стойку и задрал халат, по знойным смуглым ляжкам прокатилась дрожь, проявились красные царапины. Тэхён отбивался и кричал, извивался, а Чонгук выпек на его шее засос и… застыл. Грудь его тяжело вздымалась и опускалась, поплывший взгляд не сулил ничего хорошего. Тэхён продолжал спрашивать: «Что случилось, что случилось?», и Чонгук снова слышал голос в голове. «Да?».

Голос с того света.

Вообще-то, он яро хотел изорвать вверенный подарок, изнасиловать его и выкинуть вон, спрашивая тем самым: «Какого чёрта? За что?!». Когда у него один хозяин, двоих быть не может. Так зачем ему иллюзия? Пусть он и хранитель, но не этого тела. А если сказанное верно, то не имеет права и портить.

Отряхиваясь от наваждения, Чонгук отпрянул и, отерев лицо ладонями, проговорил исчерпывающе грозно:

— Уходи. Прямо сейчас уходи, пока я хуже не сделал.

Запахивая халат, Тэхён воззрился на него в страхе, но всё же благодарный за остановку посреди хаоса. Он помотал головой, колени у него дрожали. Онемел. Ни слёз, ни слов.

И тогда Чонгук, набрав воздуха в грудь, вернулся в гостиную и принялся рушить и колошматить всё, что видит, ушёл вглубь квартиры.

— Блядь, блядь… блядь! — заводился Чонгук и сметал всё со столов, полок, крушил, ломал, пинал и разбивал к чертям собачьим. И звенело стекло зеркал, столько отражений кануло в лету. — В пизду это всё! Нахуй! Сука! Чтоб тебя! Ненавижу!

Надумав искалечить Тэхёна, Чонгук подсознательно желал причинить боль его истинному обладателю. Всего лишь потому, что любил. Потому что любовь, по его мнению, то единственное, за что вообще стоит бороться. Так почему одни сражаются до конца, а другие позорно сбегают?!

…Шум стих. Тэхён притаился, затем на негнущихся ногах прошёл в спальню. Чонгук сидел на полу за сброшенным абажуром напольной лампы и судорожно, почти беззвучно, всхлипывал, держа в окровавленных руках их с Юнги фотографию, засыпанную осколками.

Тэхён нихрена не понимал в причинах, он добрался до Чонгука и всё, что сумел - обнять его и прижать к груди, как это мог бы сделать любящий старший брат.

Чонгук зажал Тэхёна в руках и повторами вспарывался об острую, как лезвие, мысль:«Мёртвое должно быть мертво, мёртвое должно быть мертво».

========== Глава 17. Птички в клетке. ==========

А если бы он не всадил ярость в разгром, то направил бы на Тэхёна и разорвал его. Чёрт знает, чем бы кончилось. За всю жизнь Чонгук впервые надрался до почти беспамятства, ругался и проклинал, пользуясь силой слов наравне с заболевшим фанатиком.

Поднялся он рано, трещавшую голову замочил в душе. Убирая за собой, страдал от похмелья и чувствовал себя немного виноватым, грязным. На дне «Джемесона» осталось пару глотков: Чонгук добил, облегчая симптоматику, и выбросил.

Тэхён тревожно спал на его кровати, свернувшись калачиком у изножья. Где-то глубоко ночью, когда они ложились (Чонгук не помнил точно), Тэхён проронил: «Юнги». Или ему приснилось. Не важно. Всё это, возможно, всего лишь мучительный кошмарный сон и не более.

К моменту, когда Тэхён встал, в квартире мало что напоминало о вчерашнем: заметать следы Чонгук, право же, умел в совершенстве. Разве что, фотографии Тэхён нигде не застал, спрашивать не осмелился. Яичницу и рис, чашку кофе на столе принял за само собой разумеющееся.

Завтракали в гробовой тишине. Выглядел Чонгук болезненно припухшим и отчуждённым на тысячу световых лет. Тэхён чуял: что-то здесь не так, началось ещё вчера и залегает растяжкой под ногами. Чуть не туда ступишь - раздастся взрыв гранат.

— Мне надо как-то домой добраться, — отерев рот салфеткой, сообщил Тэхён, вкладывая контекстом: «Сам доберусь».

В разрез ожиданиям, Чонгук не махнул рукой.

— Я тебя отвезу, — всполошился он.

— Тебе лучше пару дней отлежаться, привести себя в порядок, — как можно мягче посоветовал Тэ.

— Не ерунди, я в порядке, — Чон вскинул воспалённый взгляд.

Тэхён склонился над ним и уложил руку на плечо.

— Чонгук, от тебя перегаром пасёт за версту, попадёмся - отстегнуть мне нечего.

— Похуй, — он встал и заторопился собраться, — у меня есть.

Закинулся аспирином, жвачкой. Казалось, если не займёт себя чем-нибудь - точно рехнётся. На взводе: таким Тэхён Чонгука никогда не видел. Потому и препятствовать не стал. Честно, его потрясывало от той стороны, которая вчера оставила на бёдрах глубокие царапины, саднящие и сегодня.

Спустя десять минут они уже ехали по привычным сеульским дорогам в строжайшем молчании, остановились у дома: Тэхёну нужно было сменить пострадавшее в драке пальто и одежду, а после направились к университету.

— В пять? — Чонгук будто напрочь забыл расписание.

— Да, — кивнул Тэ и вышел из машины, но мигом заглянул обратно. — Слушай, если у тебя какие-то проблемы, просто знай, что я готов выслушать. И за вчерашнее никакого гона, давай зачтём это, как некий урок. Нам обоим.

Дверь захлопнулась окончательно, Чонгук перестал сжимать руль и тяжело вздохнул. Зазвонил телефон. Дёрнувшись, Чонгук достал его дрожащей рукой. Номер незнакомый. В динамике вежливо промолчали, но намеренно сдались.

— Чонгук, эй. Привет. Птички напели, что ты прекрасно говоришь. Хотелось бы услышать.

— Намджун, — Чонгук уже не сомневался.

— Есть времечко пересечься сегодня? Надо кое-что обсудить.

Сохраняя спокойствие, Чонгук договорился о встрече. Он планировал закончить пораньше, чтобы забрать Тэхёна и не подводить его снова.

***

Уговоры родителей вернуться домой и продолжить караулить койку Хосока на следующий день не подействовали. Чимин упрямо заявил, что останется со своим парнем на ночь и будет беречь его сон, подаст воды, еды, что угодно. Но одного не оставит. И потому, что беспокоился за любое его движение, и потому, что чувствовал себя немного виноватым за то, что не набрался храбрости высказаться до переполоха.

То, что Хосок вспомнил - новость наполовину радостная. Пока он будет переваривать события и пропускать через мясорубку, Чимин не собирается отсиживаться в стороне и принимать безучастный вид.