Нарисуй (СИ)

Им я и позвонил.

Правда услышав, что ближайшая ко мне станция метро – Аннино, оператор сказал, что мастер будет, дай бог, через сорок минут. А выезд будет стоить мне дополнительные триста рублей.

Впрочем, искать другую фирму, занимающуюся вскрытием замков мне было лень, так что я не стал спорить и просто назвал точный адрес. Мне велели ждать и положили трубку, предупредив, что мастер позвонит на этот номер минут за десять до приезда.

А я выбросил истлевший до фильтра окурок и придавил его подошвой шлепанца.

– И что, будешь тут торчать? – вяло поинтересовался Фим, забирая телефон обратно.

– А куда мне деваться, – я выбил себе еще одну сигарету и снова закурил.

– Пошли ко мне, что ли, – он ткнул пальцем в кнопку вызова лифта.

– К тебе? – предложение меня почему-то озадачило. Я вдруг понял, что дальше кухни в квартире Фима ни разу не был. И сейчас этот вариант не рассматривал. Хотя, в принципе, это было бы логично.

– Звонить-то все равно на мой телефон будет мужик этот, – Фим крутанул колеса, въезжая в открывшийся лифт.

– Ну да, – я шагнул следом и надавил на кнопку с цифрой двадцать. – Спасибо.

Фим не ответил.

***

– Нифига, – я удивленно огляделся, так и остановившись в дверях комнаты Фима. – Я думал, ты только на планшете своем рисуешь.

Все небольшое помещение оказалось захламлено листами бумаги, посредине стоял потрепанный, видавший виды мольберт, к которому было прикреплено несколько листков явно с частями какого-то большого рисунка, в котором угадывался несущийся по трассе автомобиль.

Стол с ноутбуком был тоже завален какими-то явно художественными принадлежностями.

– Рисую, – через паузу, заторможенно отозвался Фим, – да. Это наброски. Идеи. Потом переношу уже в комп. Иногда и карандашные забирают.

– А зачем… – начал было я, поворачиваясь, но тут же осекся: Фим, закусив губу, стеклянным взглядом смотрел куда-то сквозь меня, а по его щеке медленно ползла крупная прозрачная капля. – Эй! Фим! – я схватил его за плечо, но вместо ответа получил невнятный сдавленный стон. – Ты чего?

– Все… нормально, – хрипло выдохнул он. – Просто… Со мной бывает. Лучше выйди.

– Что? – смотреть в пустые глаза Фима было жутковато. – Ты поехал, что ли? Давай я в «скорую» наберу.

– Нет, – Фим слепо махнул рукой, цепляя меня за предплечье. – Нет. Это у меня… Это после аварии. Фантомные боли. Помоги лечь. Пожалуйста.

– Ладно, – я подкатил его коляску к кровати, смахнул с покрывала рисунки и подхватил Фима под мышки, перетаскивая на матрас. Осторожно уложил его ноги.

Фим болезненно скривился, отворачивая лицо. На висках у него выступила испарина, глаза покраснели, в них стояли слезы.

– Может я все-таки… – начал я снова, но Фим перебил.

– Дай таблетки, – он махнул рукой в сторону стола. – В желтой упаковке.

Я молча послушался. Упаковка оказалась на самом краю, под потрепанным черным блокнотом на кольцах.

Таблетки Фим проглотил не запивая, сразу несколько штук. И замер, глядя в потолок. Его кофта сбилась в сторону, воротник растянулся, открывая выпирающую ключицу.

Я поправил его и, помедлив, погладил Фима по плечу. И вздрогнул, когда он накрыл мою ладонь своей.

Комнату заполнила неприятная звенящая тишина.

А потом Фим заговорил.

– Мне говорили, что я должен представить, что мои ноги здоровы, – он болезненно улыбнулся. – Посмотреть на них и представить, как я их вытягиваю, а потом расслабляю. А я вижу, как у меня из-под кожи осколки костей торчат и битое стекло. Черт… Я ведь в сознании сначала был. Сразу после аварии. Только минут через пять от болевого шока и потери крови вырубился окончательно. И я видел, как их сплющило. Кровищи было… У меня же артерию бедренную повредило. Хотел вылезти, но даже двинуться не мог. А потом видимо что-то сместилось, наверное, потому что я дергался слишком. И я… – он тяжело втянул воздух, – я такой боли, Вадим, никогда в жизни до того момента не чувствовал. Я даже закричать не смог. И вот когда накатывает, это почти то же самое. Я сначала орал, руки себе до крови прокусывал. Даже вены резать пытался. Выписали антидепрессанты, транки, анальгетики. Наркоту в общем. Вроде легче стало. Но порой вот… – он осторожно тронул коленку, сжал пальцами. – Я тогда представляю, что нажимаю на педали. Сцепление, первая передача, газ, сцепление, вторая… – он сымитировал переключение передач. – И представляю, что гоню той ночью по Ленинградке. И в нужный момент торможу. А потом просто обгоняю того придурка и прихожу первым. Вот так.

Он неопределенно повел пальцами в воздухе и безвольно уронил руку. Ладонью вверх.

– Тебе легче? – как прокомментировать услышанное, я не знал, поэтому задал самый простой и нейтральный вопрос, пришедший в голову.

– Уже терпимо, – Фим смахнул с кровати оставшийся слегка помятый лист «А4». – Извини, что гружу этим дерьмом.

Я автоматически нагнулся, поднимая листок, но перед тем, как положить его на стол к остальным, зачем-то перевернул.

Это был… я. То есть, портрет меня.

Мой портрет.

С помятого листка на меня смотрело мое уставшее и недовольное жизнью отражение. Двухдневная щетина, растрепавшиеся волосы и запавшие глаза. Ну, точь-в-точь я после ночной смены.

Я дернул со стола еще лист. Очередной карандашный набросок. Я за рулем. Смазанный городской пейзаж за окном, мой тщательно прорисованный профиль. Моя рука на рычаге переключения передач.

Фим явно умел обратить внимание на деталь, которая по его мнению была важной в рисунке.

Я тупо перебирал их, через раз находя наброски, героем которых был я. В самых разных бытовых ситуациях.

Последним, что я нашел, был незаконченный странный рисунок. Просто две сцепленные руки на фоне приборной панели. На запястье одной – плетеный браслет.

И узнаваемый силуэт гостиницы «Украина».

Я обернулся к кровати, но Фим уже не реагировал. Видимо начали действовать таблетки. А потом завибрировал телефон. Я снял трубку, и хриплый усталый голос сообщил мне, что его обладатель уже в пяти минутах ходьбы от моего дома.

Так что я накинул на ноги Фима серое вытертое покрывало и вышел из комнаты.

========== Часть 3 ==========

Чтобы решиться зайти к Фиму после всего случившегося – мне понадобилась почти неделя. Пять дней, если быть точным.

Хотя, казалось бы: спуститься на один этаж и нажать кнопку звонка – плевое дело. Но перечислить набор простых действий и выполнить их стало, как говорят, двумя большими разницами. Я то отговаривал себя в последний момент, то издевался над собственной трусостью, мысленно характеризуя себя не самыми лестными эпитетами, обвиняя в бесхребетности.

Но в глубине души я все равно понимал, что дело вовсе не в этом. Дело было в том, что я не хотел ничего менять. Мне было уютно в своем тухлом мирке, ограниченном работой, ночными перекурами на кухне и молчащим телефоном. И в эту схему никак не вписывался Фим, со своими разными глазами и худыми ключицами.

А еще то, что я все чаще ловил себя на мысли, что думаю о нем. О его рисунках, о том, как он рассказывал о своей машине. О том, как…

Да, бля! О том, как я поцеловал его. И о том, какими на вкус были его губы.

И, естественно, в конечном итоге все это стало невыносимо. Именно поэтому субботним вечером я все же заставил себя проделать короткий путь по двум лестничным пролетам и занести палец над кнопкой звонка.

Но сделать этого мне не дал неразборчивый шум, который я вдруг расслышал. Он доносился из-за неплотно прикрытой двери. И звучал, как если бы…

Наверное, то, что я сделал, было в корне неверным, но я тихо толкнул дверь и вошел в прихожую. Разумеется, теперь шум стало легко идентифицировать. И даже слишком.

– Ты хоть понимаешь, что у тебя сестре двенадцать лет? – женский голос звучал раздраженно. – Мы всей семьей на кухне ужинаем, и тут вваливается эта полоумная и начинает рваться в квартиру!

– Мам… – Фим явно попытался было что-то сказать в свое оправдание, но был грубо оборван.