Монастырь (СИ)

====== Монастырь 1: 6-9 главы ======

6

Пять шагов по каменным истертым ступеням, поворот на узкой площадке, где из маленького витражного окна разноцветными пятнами проливаются на стену лучи утреннего солнца. И снова вверх по лестнице, до самого ее конца, а потом еще семь шагов по темному коридору с потушенными факелами в настенных креплениях – к самой двери кельи настоятеля Себастьяна. За прожитые в монастыре годы Микаэль выучил этот путь наизусть и мог повторить его с закрытыми глазами. Слишком часто приходилось ему обращаться к аббату – и притом отнюдь не в приемные часы, всегда находились вопросы по лекарне, закупке нужных трав и снадобьям, которые денег стоили – и немалых, а отказывать себе в чем-то, что касалось врачевания и зельеварения, Микаэль не привык совсем. К тому же, монах понимал, что все вопросы нужно решать по возможности с тем, кто ответ может дать сразу и с полной властью, а не разменивать свое время на объяснения с помощниками.... Свободного времени у лекаря-травника Валасского монастыря и так было очень мало. Причина визита на этот раз была не из приятных. Только он вернулся из поездки, уже предвкушая ночи за запертыми дверьми и закрытыми ставнями в маленькой комнатке над лекарней, у горящего очага, когда так пахнут свежесобранные или уже подсушенные травы, на полках стоят горшочки с топленым жиром или спиртом, а на столе горят свечи и можно предаваться святому таинству сотворения лечебных снадобий. Но, как оказалось, мелкие кражи настоек и зелий, так беспокоившие его в последние недели, не только не прекратились после строгой беседы с братьями, еще до отъезда, но теперь из личного кабинета лекаря было украдено три пузырька очень дорогого настоя. За каждый можно было выторговать трех хороших лошадей, да и настой не был безопасным. К тому же, некоторые моменты последней кражи очень настораживали юношу, и разговора с настоятелем Себастьяном было не избежать. Но, даже приняв решение, Микаэль продолжал сомневаться. Конечно, искать вора – это не его забота. Но на самом деле не хотелось никому об этом говорить. В лекарне ему помогали четыре брата-монаха да мальчишки послушники – и именно на кого-то из них и пало бы подозрение. А Микаэль сор за стены выносить не любил. К тому же – одно дело самому выпороть розгами провинившегося, если душеспасительные беседы и молитвы не помогли, а другое, когда наказывать будет брат Кристиан. Тогда несчастного еще и выхаживать придется несколько недель. И это – в лучшем случае... Рука у брата Кристиана была тяжелая, как и нрав, и понятия о послушании и подчинении уставу монастыря. А еще Микаэлю думалось, что только как бы на этот раз не пришлось ему самому отвечать и сносить наказание. За непослушание и утаение. И не посмотрят ведь, что главный лекарь-травник. С такими невеселыми мыслями он и замер перед дверьми, натягивая капюшон от рясы пониже и придавая взгляду надлежащее при встрече с отцом-настоятелем смирение. Затем негромко постучал и, услышав ответ, осторожно отворил тяжелую дубовую дверь. Аббат Себастьян разбирал корреспонденцию, которую привез монах, занимавшийся постоянно поручениями обители. Корреспонденции было очень много, но среди нее – немало от купцов и прошений разного толка. Пробегая глазами очередное письмо и обдумывая то, что должно наметить на следующий год, Себастьян услышал стук в дверь. – Луис, мальчик мой, открой, – приказал аббат юноше, что сидел рядом и переписывал труды великого Аугустино. А когда на пороге появился брат Микаэль, благожелательно улыбнулся. – Рад видеть вас в столь ранний час в трудах и рвении, – сказал аббат, подзывая робко толкущегося у двери Микаэля. – Что-то понадобилось для опытов, друг мой? Луис, распорядись подать нам чаю и принеси. Садись, садись, – мужчина вскрыл новый конверт. А юноша, бывший до этого при аббате, встал и направился к дверям. – И вам утра доброго. Микаэль ответил на улыбку, усаживаясь в предложенное кресло и провожая взглядом убежавшего по поручениям юношу. Луис появился в монастыре как раз в день отъезда Микаэля, и у монаха еще не было возможности разобраться, что за диво дивное привел с собой настоятель. Одного брошенного взгляда хватило, чтоб понять – мальчик явно не простолюдин – тонкие черты лица говорили о породе, да и грамоте обучен весьма хорошо, раз отец Себастьян книгу доверил ему переписывать. Легкий весенний ветерок ворвался в комнату сквозь распахнутое окно и зашелестел бумагой и письмами, разложенными на столе перед настоятелем, отвлекая Микаэля от размышлений и возвращая к проблемам более насущным. – Мне неловко вас тревожить, но в лекарне возникли неприятности. Вот уже третий месяц у меня пропадают снадобья и травы... Это не было страшно – ничего дорогого или важного не пропадало. Думал, кто-то из послушников балуется, сбывая настойки тихонько селянам... Потому и не обратился к вам ранее. Я надеялся, что сия заблудшая душа вернется на путь истинный. Но, к сожалению, из лекарни пропало дорогое и опасное снадобье. Пару капель в вечернее питье, тихая беседа после – и человек утром будет иметь ясную голову и угодные Богу мысли. Меня весьма заботит, в чьи руки попало столь опасное снадобье. Да и кто знал про него? Ключ от домика с зельями есть лишь у меня, вас и брата Кристиана. Я был в отъезде... Себастьян сразу отложил бумаги. Поднял черные глаза на монаха. Казалось, в них затаилась угроза. Но в следующее мгновенье губы снова сложились в улыбку. – Не думаю, что Кристиан воспользовался бы твоим отсутствием, чтобы взять столь опасный настой. Чем конкретно он опасен? – мужчина скрыл новое опасение за долгим молчанием. Все это время Микаэль сидел тихо, ожидая ответа. Вернулся Луис с горячим отваром ромашки и мяты. Поставил глиняные кружки на стол. А сам по знаку аббата удалился к себе, бросив удивленный взгляд на монаха с двумя длинными русыми косами. – Брат Микаэль, я сильно огорчен не фактом воровства, – продолжил Себастьян, когда дверь закрылась, – а тем, что ты так долго молчал о происходившем, чем покрывал ослушника. И давал ему повод подумать о безнаказанности. Неужели ты, с твоими талантами, не сообразил сразу, чем кончится дело? Разве не должен был отдать мне лично в руки столь опасное средство, чтобы я его убрал от взоров алчущих на время твоего отсутствия? Микаэль не спешил отвечать на укоры. Наставник перед смертью, выбирая обителью для своего ученика Валасский монастырь с опекой аббата Себастьяна, часто повторял: “Если хочешь от Себастьяна нужного тебе добиться, никогда не спеши... Подумай, остынь, найди нужные слова, горечь скрой за скромной улыбкой, а потом уже говори. И четко – по фактам. Милость Божья и дела праведные – это одно, а нужды и необходимость – несколько другое. И Себастьян глупо их смешивать не будет”. Вот и сейчас, молодой человек сперва попробовал на вкус мятно-ромашковый настой, легонько жмурясь от удовольствия пить горячее, не в дороге, а нужные слова сами нашлись. Микаэль чуть подался вперед, упираясь свободной от кружки рукой в стол настоятеля и поднимая на него взгляд каре-зеленых очей. – Вы же сами знаете, как не хватает толковых людей мне в лекарне. И лечить кого-то из наших братьев после наказания отнюдь не то, что я хотел бы делать. Лучшее наказание – врачевание и молитвы каждые два часа... А потом льняные полосы кипятить, сушить и сворачивать... Полы отскребать со стенами... Ухаживать за несчастными страждущими, а не самому лежать, не зная – то ли последнюю покаянную исповедь просить, то ли еще жить будешь... Микаэль вновь сделал глоток настоя – но на этот раз, совсем быстрый, просто чтобы горло смочить и заставить себя вновь перейти на неспешную речь. – И вам ли не знать, что снадобий у меня разных – опасных и дорогих – весьма много. Каждое не наносишься... Смысл тогда был решетки на окна ставить и двери двойные делать с тайным замком? Монах вновь откинулся в кресле, беря кружку обеими руками. Еще один глоток – горячий, вкусный... А на дне кружки плавают темно зеленые-листочки и желтые кругляшки сушеных цветов ромашки – как маленькие солнышки... Хотелось спать – он ехал всю ночь, решив не останавливаться на ночлег в таверне, когда можно было уже на рассвете добраться до монастырских ворот. А вот теперь, вместо сладкого сна – выяснения и оправдания... – Полноте, брат Микаэль, никто и не разумел вас наказывать, – аббат откинулся на спинку кресла, разглядывая Микаэля с великим вниманием, – но по здравому размышлению не могу я смешивать и малое воровство с большим. Если так опасен украденный настой и к тому же еще так дорог, то во главу поставил бы я продажу. Ну, к чему преступнику несколько пузырьков? Неразумно было брать все, если для дела нескольких капель достаточно, – мужчина тоже отпил чаю, продолжая размышлять вслух: – Умный вор взял бы пузырек да и отлил себе чуточку из каждого, чтобы вы, брат Микаэль, и не заметили. А тут показательное преступление. Не против человека, против монастыря, обители супротив. Мужчина встал и отправился к шкафу, открыл его и достал оттуда книгу таинств земных, открыл, точно отыскав страницу и прочитал: – “Если сомневаешься в разумности происходящего, оглянись вокруг – всему есть причина. Господь наш прозорлив, он точно знает про дела людские и ни одно преступление не остается безнаказанным”. Вот в чем твое преступление, брат Микаэль? В том, что страждущих излечиваешь? Нет. В корысти, брат Микаэль. Изощренной корысти владения человеческим телом. Желанием с богом сравниться, его промыслы повернуть. Ведь если человек болеет, то, значит, грехов в нем не счесть. А ты все вот повернуть хочешь. Если наказан брат, то и страдания его телесные на пользу. Ты же их что? Ты их облегчить пытаешься... Тщеславие усмиряй, гордыню свою унимай, брат Микаэль. – Право, падре... Страдания телесные всегда в пользу. Господь – пастырь наш и наказывал нам тело истязать во имя спасения чистого духа... Микаэль не сводил глаз с отца Себастьяна, ловя каждый его вздох, каждый взгляд черных глаз, настроение... Слово свое говорил неторопливо, размеренно, чтобы вес оно имело. – Вот только вряд ли вы будете довольны, если в лекарне с самого утра будут толкаться страждущие селяне, желающие лекарской помощи... Весна ведь, вот и обострились все хвори... А мне ведь еще и зелья варить самому надо – не все могу помощникам доверить. Сами знаете, что многие рецепты отца Франсиса я могу только своему приемнику раскрыть. Так что работы у меня – непочатый край. И не гордыни ради... А во спасение жизней во славу Господа Бога – чтоб спасенные и исцеленные деяния правые совершать могли, имя Его возвеличивая... и обители нашей помогали в меру сил своих скромных, заботясь о ее достатке. Монах одним глотком допил уже остывший отвар, отставляя пустую кружку на тяжелый резной поднос – А что до краж... Да, я волнуюсь... И буду только рад, если удастся найти виновного. Замок вот теперь менять надо. А снадобья могли и не на продажу брать... Оно редкое – его так просто не продашь... К тому же, если за один вечер можно добиться мыслей нужных с его помощью, то за седмицу – при постоянном использовании, мне страшно даже подумать, до чего можно довести... Как бы кто не возжелал чего не богоугодного совершить. Микаэль стек перед падре Себастьяном на колени, покорно опустив голову... – Отпустите грехи мои, святой отец... Я третьи сутки не сплю – все хотел быстрее в обитель нашу вернуться, чтобы к обязанностям своим приступить. Да чтобы травы редкие, в отъезде собранные и купленные сегодня сушить начать... А так нерадостно встретил меня дом родной... Печаль одна, расстройство. Скорее бы до кельи добраться да помолится Богу о скором решении проблем... И попросить силы духа и смирения праведного. Благословите меня, прошу вас... – Благославляю, брат Микаэль, – рука легла на голову. – Тяжелое испытание предстоит монастырю, – аббат поднял лекаря на ноги, взял за плечи. – Через три дня здесь будет инквизиция. И если выяснится про пропажу снадобья, то расследование затянется. И нас всех, всю нашу обитель ждут большие неприятности, брат Микаэль, – пальцы сильнее сжали плечи. – Хочу верить, что могу надеяться на молчание про пропажу, а расследование по данному делу я поручу брату Кристиану. Он к тебе придет для выяснения всех обстоятельств. Иди, отдыхай. И помни – отринь гордыню. Молодой человек настороженно вскинул взгляд на отца-настоятеля, впрочем, тут же смиренно потупившись и прячась в тень капюшона... “Святая инквизиция... Вот этого только этого и не хватало! Лекарю-травнику самое то для полного счастья. И так теперь придется с братом Кристианом говорить.... Так еще любой инквизитор всегда при желании найдет ересь в творении зелий и настоек. Что вы – настоящее колдовство же... Жаль, что он так рано из поездки вернулся”. Микаэль молча поклонился аббату Себастьяну, тем самым показывая, что понял и принял его слова и осторожно развернувшись, вышел из кельи, притворив за собой тяжелую дверь. В душе поднималось легкое беспокойство... “Святая инквизиция... – повторил он еще раз про себя, ступая по каменным ступеням лестницы. – А значит и Валасский инквизитор пожалует... Вдруг узнает? Хотя... Что похожего между скромным и послушным бледным монахом с косами до пояса и одиннадцатилетним загорелым коротко стриженным светловолосым мальчишкой, что наперекор воле отца выбежал с дворовыми детьми встречать посольский обоз? ” 8 Аббат перебрал книги, которые прочитал его юный гость, затем вышел из кельи и отправился за завтраком для послушника, по дороге решая, какую выбрать политику, когда пожалует высшая инквизиция. Здесь – на рубеже стран – власть короля была слаба. Более того, Валассия давно лишь платила налоги и имела уже свою инквизицию, которую называла “ручной”, связанной больше с Римом, чем с Вестготским королевством, которым правил безбожник Фернандо. Что такое обоз инквизитора, который может запросто не доехать до места назначения или затеряться при переходе через горы... или вообще, если нападут разбойники... Варианты, казалось бы, совершенно невероятные, но никто не подкопается потом. Хотя аббат собирался договариваться с врагом по-хорошему. Хмурый Легрэ встретился аббату Себастьяну у трапезной, подошел, приветственно поклонился. – Луис уже переговорил с вами, падре? – прямо поинтересовался он. – Да, брат Кристиан, все в порядке, – кивнул мужчина. – Что-то произошло? – Ничего особенного. Просто наш юный друг отписал отцу письмо, и я взял с него обещание, что он покажет его вам. – Легрэ сцепил руки перед собой и, внимательно глядя в глаза падре, тихо спросил: – Он уехать хотел. Вам удалось его отговорить? – Несомненно удалось, спасибо, – улыбнулся Себастьян. – Гораздо больше сейчас меня заботит вечерня, на которой необходимо объяснить братьям, чем грозит им инквизиция. – Хотелось бы мне знать, чем вы его убедили, – сдержанно улыбнулся Кристиан. – Но, может, в другой раз обсудим. Нашим братьям не хватает святости, падре, но еще хуже, что некоторым не хватает ума вести себя, как положено истинным монахам. А ну, как наш гость притащит с собой городских шлюх да в тихую начнет по кельям засылать. У нас треть монастыря поляжет. – Ну, не преувеличиваете, брат, – аббат Себастьян улыбнулся. – Вы-то должны понимать, что мальчика я не выпущу дальше монастырского двора. Более того, и из кельи – тоже. Особенно после пострига. Сейчас речь идет о другом – брат Микаэль сообщил мне об опасном воровстве из его лаборатории. – Вот как? – Кристиан задумчиво хмыкнул. Разбираться с такими делами было его прямой обязанностью, а это означало, что вдобавок к приезду инквизитора и постригу Луиса добавится еще одна головная боль. Воров в монастыре карали строго – не позавидуешь. Впрочем, зачастую процесс поиска виноватого увлекал Легрэ так же сильно, как и исполнение наказания. – Что же там пропало? – ровно поинтересовался он. – Сильное средство из трав, которое способно привести к смерти или умопомрачению, мысли нужные внушает, развращает, – сообщил Себастьян. – Микаэль очень опасался наказания. Ты уж помягче с ним... – Это мы посмотрим, – пробурчал Легрэ с каверзной неприятной усмешкой. – Разве не его святая обязанность приглядывать за такими вещами? Пораспустились. Кристиан расправил рукава и мягко улыбнулся – этот человек мог менять маски и настроения, как одежду, а потому предсказать, что ему взбредет в голову в следующий момент, было практически невозможно. В этом монастыре очень хорошо его знал только один человек, и он сейчас стоял перед Легрэ. – Несомненно, он совершил оплошность и исполнит послушание за недосмотр, но я склонен все-таки найти виновного. Пока не произошло непоправимое, если, конечно, это не злой умысел. Естественно, инквизитор о внутреннем расследовании знать не должен. – Себастьян коснулся руки Кристиана в доверительном жесте. – И еще, я дам тебе ключ от кельи, где находится Луис. Мне хотелось бы, чтобы ты на него благотворно влиял. Я вижу, что он тебя побаивается. И это ему только на пользу – научиться подчиняться. – Благодарю вас за доверие, падре. Я непременно зайду к нему, если выдастся свободная минутка. Сейчас гораздо важнее найти вора, – Легрэ помолчал немного, потом тихо добавил: – Но я настаиваю, чтобы вы себя обезопасили, ваша светлость. Пусть кто-нибудь из братьев пробует вашу пищу, пока мы не найдем виноватого. И еще, чуть позже мне может понадобится помощник в этом деле. Вы отдадите мне того, кого я назову? – Несомненно. Я полностью доверяю твоему выбору. Что касается еды, то будет достаточно сложно добраться до меня. И, конечно, я прикажу пробовать еду послушникам. – Теперь, зайдя в трапезную, Себастьян оглядел ее пристрастно. Он не любил беспорядок. Все содержалось в идеальной чистоте, что нельзя было бы сказать о северных бедных монастырях. – Думаю, что тот, кто взял снадобье, желает навредить нам, заставить инквизицию копать более усердно. – Если начнутся убийства или неблагопристойности, не приведи Бог, нам придется сложно. При монастыре появился кто-то, кто готовит нам подлость. У меня есть кое-какие соображения на сей счет, но пока я их попридержу при себе. То, что все это происходит накануне приезда к нам инквизитора, может свидетельствовать только об одном – кто-то ведет большую игру у нас за спиной, и это кто-то из своих. Людям инквизитора, уж коли понадобилось бы, проще было привести яд с собой. Так что цели вора становятся в этом контексте еще интереснее. Либо он недалек умом, либо в наших делах есть еще третья сторона, о которой мы пока ничего не знаем. У вас есть соображения на счет того, кому не стоило бы доверять? Себастьян задумчиво сложил руки на груди. – Если бы Бог хотел сделать всех нас честными, брат Кристиан, то мир остался бы раем. Но у каждого могут быть цели, и не всегда они связаны с нанесением общего вреда. Вероятно, кто-то решил использовать средство в личных целях, чтобы лишить рассудка на время... Возможно, это хитроумный план... Я бы не доверял никому, брат Кристиан. Даже самому себе. – А я и не доверяю, – улыбнулся Легрэ. – Благословите меня, ваша светлость. У меня впереди много забот. – Да будет благословен твой труд во имя Господа, – аббат Себастьян перекрестил помощника. – На тебя во всем рассчитываю как человека здравомыслящего и сильного духом. Будь строже с братьями. – Благодарю, падре, – Легрэ почтительно поклонился аббату и, развернувшись, пошел прочь по коридору. Ему нужно было навестить брата Микаэля, о котором Кристиан думал все последние четверть часа. За стенами монастыря давно стояла непроглядная тьма, теплый пряный вечер наполнялся песнями цикад и шелестом лесных крон, приятной умиротворенной прохладой. С небес на грешную землю молча взирали яркие звезды. Однако настроение помощника аббата было весьма далеко от меланхоличного – известие о пропаже сильнодействующего зелья злило его и сбило все его планы. Луис, инквизитор, сбор подати... А тут еще и это. Легрэ коротко постучал в двери кельи, где обычно ночевал Микаэль, и, не дожидаясь ответа, вошел внутрь. Микаэль всегда спал чутко – от того и вскинулся сразу на звук окрывающейся двери. Зевнул, вглядываясь в темный силуэт в дверном проеме, и медленно сел на постели, кутаясь в одеяло. Осторожно перебросил за спину растрепанные со сна косы и потянулся было за свечкой, что стояла на сундуке у изголовья кровати... Но передумал и решил огня пока не зажигать. Чем меньше лицо его видно, тем хуже у этой синеглазой бестии читать по нему получится. – Брат Кристиан? В делах и заботах вы совсем забыли про сон? Видать, так богоугодны дела ваши, что Господь сил вам дает много, не в пример мне.... – Богоугодны, богоугодны, – мрачно повторил Легрэ, остановившись в дверях. – Зажгите свет. Не дело, чтобы в коридоре кто-то слышал то, о чем мы будем говорить. Или вы не считаете это дело серьезным, брат Микаэль? – Что вы... куда уж серьезней... Смерти никого из братьев я не хочу, как и умопомешательств... Тем более в такое неспокойное для нашей обители время. Микаэль вновь потянулся за свечкой, чиркнул огниво и зажег пламя, которое сразу же окрасило более чем скромную келью теплыми красками. На стенах заплясали причудливые тени, и брат Кристиан казался одной из них. Вот только не мягкой и теплой, а мрачной и холодной, несущей опасность и неприятности. Опустившись на кровать, Микаэль подтянул ноги к груди, накидывая одеяло и на голову, закутываясь полностью – весенние ночи все еще были холодными, а мерзнуть монах не терпел. Легрэ молча закрыл дверь, подошел к Микаэлю и, скрестив руки на груди, встал в изножии кровати. – Хорошо, что вы, наверное, понимаете, чем все это нам грозит, – каверзно заметил Легрэ. Однако он не собирался исходить ядом. Не сейчас. – Что это за зелье? Как именно оно действует? За какое время? И есть ли от него противоядие? И, в подробностях, брат Микаэль, – Кристиан слегка сощурился, – чтобы мне не приходилось ничего уточнять дважды. Микаэль, не поднимая ни головы, ни взгляда, отвечал тихо, старался эмоций совсем не показывать: – Это не яд. Это всего лишь лекарство в умелых руках. А в руках злых может много бед принести... Настой почти из двадцати трав... Я не могу вам состав сказать – отец-настоятель знает почему. Действует быстро – хватит и пары капель, и разговоров правильных для нужных мыслей, но, для полного разрушения сознания – надо пить седмицу... Противоядие? Как такового нет... Только у тех, кто с детства разные травы правильные пил. Что еще знать хотите? Монах плотнее закутался в одеяло, еще ниже опустив голову... Спать хотелось неимоверно. А разговоры вести – совсем нет. И почему было утром не прийти? Специально же разбудил. – Даже не представляете, сколько я хочу знать, брат Микаэль. Например, как так могло получиться, что зелье пропало, если ключа от вашей травной в монастыре всего три? Но об этом вы расскажете уже аббату Себастьяну, – продолжал ерничать Легрэ, едва удерживаясь от рукоприкладства. У него просто руки чесались кому-нибудь врезать. – В каком флаконе был настой? Имеет ли он вкус, цвет и запах? Когда вы видели его в последний раз и кто заходил в вашу травницу после этого? “Злится? Ну, злись... Это остальных братьев будешь пугать, а мне бы выспаться...” Микаэль даже не шелохнулся, лишь покрепче сжал подол рубашки под одеялом, что б не нарушить свое смирение. – Вот вам, брат Кристиан, и надлежит узнать, как так случилось. Мой ключ при мне. Я ведь только из поездки вернулся... До отъезда все было на месте. Пропадали только разные травы и недорогие настои из общей лекарской комнаты. А этих флаконов было три – все из темного толстенного стекла. Пахнет снадобье мелиссой. Но, запах слабый совсем. А в травницу мою, кроме настоятеля Себастьяна и вас, зайти никто не может. Микаэль умолк было, но вдруг снова вскинулся: – Ах, да! Мне замки новые нужны. Распорядитесь поменять, раз уж отец-настоятель вам этим делом заниматься поручил. Новые кражи не обрадуют никого.... – Что ж, я распоряжусь. – Легрэ развел руками. – Я удовлетворен вашими ответами, брат Микаэль. Отдыхайте, спите спокойно, и молитесь богу о спасении души. Кристиан развернулся и зашагал к двери, но вдруг словно о чем-то вспомнил, огляделся и остановил взгляд на лекаре. – Ах да, – сказал он несколько отстраненно. – А почему я не должен думать, что вы не перепродали эту дрянь кому-нибудь из деревенских? Сами подумайте, брат Микаэль, я зелье не брал, мне и без него проблем хватает, аббату, коли бы нужда возникла, не составило бы труда приказать отдать его. Что же это получается, а брат Микаэль? А исходя из ваших слов, его больше никто достать не мог. – Легрэ усмехнулся мерзко, точно палач на эшафоте. – А мне это зачем? – Микаэль таки вскинул голову, с любопытством глядя на стоящего перед ним мужчину. – И у кого их деревенских, как вы изволили сказать, заплатить за него хватит? Да и мне легче было просто еще один пузырек настоя сделать – пусть это и заняло бы время, чем идти на покаяние к настоятелю и соглашаться на ваше участие в поимке вора. Свое рвение лучше направить на праведный путь и найдите виновного, а не мешайте мне спать. У меня завтра много работы, а за спиной – трое бессонных суток. Губы Легрэ нервно дернулись, а лицо стало вдобавок злым. – Положим, я вам поверил. Только разговаривать со мной так непочтительно не надо. – Помощник аббата подошел к Микаэлю и слегка склонился над ним, глядя в глаза испепеляющим взглядом, говорящим: “Упаси Господь оказаться тебя в моих руках, когда в них зажата плеть’”. – Не ты ли, брат мой, должен был присматривать за зельями? Не следовало ли тебе объявить о пропажах сразу, как те произошли? И уж не разумнее ли было бы, спрятать эти зелья понадежнее, раз уж туда проникли воры? Аббат Себастьян считает, что это твоя вина. Вора я-то найду, а вот на твоем месте спать спокойно бы не смог. С утра пойдешь к аббату – он решит, что с тобой делать. Глаза в глаза. Вот только вместо злости – безграничную уверенность и принятие воли Божьей. И пусть до дрожи в кончиках пальцев хочется врезать наглецу. Смирение – добродетель, а добродетели свои брат Микаэль лелеял и холил. – Я – лекарь. И в чем моя вина я знаю. А за безопасность травницы отвечаете как раз Вы. У меня зелий разных много. Не под кроватью же мне их хранить? Или, может, Вы согласитесь одолжить свою? Монах чуть откинулся назад, уходя от прямого злого взгляда брата Кристиана и опуская свои очи долу. – Занимайтесь своим делом, раз на то воля Божья – и прибудет с вами Его благословение... А куда мне с утра идти – говорить мне будет только отец Себастьян. Напоследок Микаэль позволил себе легкую усмешку, спрятанную в складках одеяла: – Брат мой... – Что ж, тем хуже для тебя, – усмехнулся Легрэ. – Скажу падре Себастьяну, что ты снизошел до того, чтобы он лично бегал за тобою по монастырю. Спокойной ночи. – Кристиан произнес последние слова, как угрозу и, наконец, вышел вон. – Сладких снов.... – проговорил Микаэль в закрытую дверь. Растянулся на кровати, с минуту блаженно потягиваясь под теплым одеялом, а затем резко скинул его, вставая. “Что ж... Раз поспать сегодня не судьба – значит Богу угодно работу видеть.... Переберу привезенные травы, а потом, перед самым рассветом – в купальни... И на разговор к отцу Себастьяну. Если этого синеглазого ублюдка, брата Кристиана, не осадить – проблем прибавится”. Мягко горели свечи, отражаясь в воде золотистыми огоньками. По просторной купальне разносился запах душистого цветочного мыла и терпкого травяного отвара. Стараясь ступать не на холодные камни, а на теплые, нагретые горячей водой, Микаэль осторожно поднял полное ведро ледяной воды и, зажмурившись, опрокинул его на себя. Тут же запрыгал, стряхивая холодные капли с распущенных волос и, подхватив отрез льняной ткани, начал быстро растираться, согреваясь. Обливаться холодной водой Микаэль старался каждое утро, если была такая возможность. Закалял и тело, и чего уж таить – дух. Не терпел монах холода, хоть и родился в северной стране, а от ледяной воды так и вовсе дыхание перехватывало. Больше четырнадцати лет прошло, а все еще помнится... И как сводило судорогой тело, и как огнем жгло легкие, когда заканчивался воздух, как сдирал в кровь пальцы рук, цепляясь за камни на дне, вытягивая немеющее от холода тело против течения – так, что б не нашли... Снег помнил – холодный до боли. Как он забивался в рот, открытый в немом крике... Как каленым железом растекалась по замерзшему телу кровь во время спасительных и неожиданных растираний... Как долгими вечерами, вылеживаясь в тепле охотничьей сторожки, потихоньку приходил в себя после тяжелой легочной лихорадки. Грел руки горячей кружкой целебного отвара, что варил ему нежданный спаситель, а душу – мыслями о том, что теперь судьба младшего брата решена правильно. И своей судьбы было не жаль ни капли.... Не был бы он правителем, достойным зваться Великим Ярлом Северного Княжества, как брат никогда не стал бы послушным монахом в одной из божьих обителей. Микаэль повел плечами, отгоняя непрошеные воспоминания, и потянулся за штанами, одеваясь. Мягкая шерсть ласково легла на замерзшее тело, но согреться все никак не получалось. Тогда монах огляделся, как будто решаясь на что-то и медленно отошел на средину комнаты. Замер там на секунду, прикрыв глаза, и почти сразу сделал первое движение – легкое, почти не заметное, уходя чуть назад и вскидывая руки в защитном жесте. Пламя на свечах взметнулось, подхваченное ветерком, а по стенам запрыгали нечеткие тени. Тогда как в кругу из света уже в полную силу плясал танец битвы тонкий монах с развевающимися русыми волосами. Капельки воды на обнаженной коже сверкали драгоценными камнями на каждое движение. Взмах, выпад, удар – Микаэль казался дивным божеством, сотканным из мерцаний и теней. Тонкий и гибкий, быстрый и сильный – он упивался точностью выверенных движений и свободой гордой души, полностью отдаваясь искусству знакомому и любимому с детства. А потом вновь замер, раскинув руки в стороны и так и не открывая глаза... Тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица и быстро заплетая их в две длинные, еще чуть влажные косы. Натянул на себя чистую рубаху, а сверху и монашескую рясу. Подхватил котомку с вещами и, дунув на горящие свечи, погружая купальню в мрак, Микаэль почти бегом направился к лекарне. До рассвета есть еще пару часов, отец-настоятель спит и будить его негоже – главное застать раньше брата Кристиана, травы все перебраны и рассортированы. Так самое время перепрятать все подозрительные и неугодные инквизиторскому взору снадобья и зелья. Да понадежней перепрятать – так, что б всей свитой искали и не нашли. Микаэль привычным жестом накинул на голову капюшон рясы... Что б взора видно не было. И пусть лишь догадываются, какие тайны и умения скрываются в глубокой тени монашеского смирения. 9 Аббат Себастьян недолго провел в трапезной, чтобы затем отправиться в сад, где легко было отыскать брата Сея, которого ровно два года назад мужчина подобрал и привез в монастырь. Он очень нежно относился к юному монаху, всячески потакая его увлеченности растениями, и нисколько не сомневался, что тот с раннего час находится там, потому что наступала жаркая пора. Именно весной надо заботиться о будущем урожае. Юноша действительно что-то колдовал с молодыми деревцами и не сразу заметил появления аббата. – Доброе утро, брат Сей, – улыбнулся Себастьян, подзывая милого и такого нежного мальчика к себе. Резко оборвав тихую песенку, что тот мурлыкал себе под нос, Сей встрепенулся, оборачиваясь, и хотел было возмутиться, что кто-то его отрывает от важного дела но, увидев аббата, как-то смутился, робея и, улыбнувшись, подошел к нему – Да, падре? – аббата Сей уважал и немного побаивался, но был бесконечно благодарен ему за то, что тот спас его тогда, привел в монастырь... Где мальчик смог ухаживать за любимыми с детства растениями. – Пойдем со мной, – мужчина взял юношу под руку и повел к дорожке. – Знаешь ли ты, мой мальчик, что скоро здесь будет инквизиция? Ну, не пугайся. Все будет хорошо, – рука обвила талию, аббат склонился к ушку не стесняясь закопаться носом в золотистых волосах. – Нам нужно, чтобы все прошло гладко, чтобы никто... – мягкий поцелуй, – никто ничего не болтал... Понимаешь, милый? – Д-да, конечно... – мальчик смутился еще больше, смотря себе под ноги – его всегда смущало такое отношение аббата к себе. Но ведь в этом нет ничего дурного, правда? Скорей всего, он накручивает себя, думая о падре плохо. – Но причем тут я? Вы же знаете, я никому ничего не скажу... Это мой дом... И вы спасли меня... Разве я могу вас предать? Кроме моего сада мне ничего не нужно. – Улыбнулся, поднимая на Себастьяна зеленые глаза. – Вы можете мне доверять, падре... – Прекрасно, солнышко, – рука обвила талию, прижала ближе Сея к себе. – Я бы хотел, чтобы ты проводил побольше времени и со мной, а не только с деревьями, милый. Аббат уселся на скамью и потянул юношу к себе на колени. Начал целовать его руки. – Такие трудолюбивые пальчики, – говорил ласково, – моя ранняя птичка. – Но... разве у вас есть свободное время? Вы же такой занятой, падре... – сколько бы мальчик не пытался себя обманывать, но в глубине души понимал, куда ведут все эти поцелуи-обнимания, коими награждал его аббат. Но самое страшно было в том, что ему нравилось. Нравилось такое внимание к себе, как к самому младшему в монастыре. Поэтому появление Луиса, кого-то новенького, огорчало. С одной стороны, это здорово, что он теперь не один такой ребенок, а с другой... Но такие мысли были недопустимы! – Ну, ты всегда можешь прийти ко мне или лучше я буду приходить к тебе... В часы отдыха. Ночью... Сегодня ночью, – сладкий поцелуй настиг ушка, руки аббата были нежными: одна обнимала за талию, другая проводила по груди. – Ты ведь не против? Так ведь, мой драгоценный Сей? Новый поцелуй, ласкаясь пробежал по шее. Такой, практически прямой вопрос застал мальчика врасплох. А поцелуи? Такие, сладкие, запретные... – Разве это не грех? Может, вы меня проверяете, соблазнюсь ли? Достоин ли жить в монастыре? Я откажусь, падре, простите, – выскользнул из его рук, рассеянно улыбнувшись, и сбежал обратно в сад, чтобы затеряться там, спрятаться и не видеть, не слышать, не чувствовать... Сей упал на колени, сжав свой крест, и принялся молиться Богу, прося прощение у него за то, что чуть не поддался искушению, что чуть не согласился... Но аббат не намерен был отпускать свою давнюю добычу просто так. Слишком долго он приучал ее к рукам и знал все укромные уголки мальчика, которого нашел коленопреклоненным и молящимся. Подошел сзади тихо, обнял за плечи, чтобы прошептать: – Я не давал тебе права отказываться, – руки потянули юношу встать. – Я хочу, чтобы ты говорил мне только “да” и подчинялся. Ты сегодня пойдешь в купальни, вымоешься, раньше уйдешь спать и будешь ждать меня. Ты понял, Сей? Себастьян кивнул послушному мальчику и потрепал того по щеке. – Надеюсь, ты понимаешь, что с тобой будет за ослушание, – сказал ласково. – Не хотелось бы, чтобы тобой занялся брат Кристиан. Ближе к вечеру аббат без стука вошел в келью Сея и закрыл за собой дверь. Сколько раз уже за этот день Сей порывался сбежать? Нет, он вымылся в купальне, ушел спать пораньше. А потом на него накатил чуть ли не панический ужас, и только страх перед братом Кристианом не позволил сбежать – слишком уж сильно пугал мужчина юного монаха. Но вот делать то, что хочет аббат... Разве это не грех? – Падре?... – он так и не снял рясы, вставая перед мужчиной на колени. – Прошу, падре, передумайте... Я не... это же грех... Черные глаза смотрели на юношу сверху вниз, лицо было практически непроницаемо. – Поднимись, милый, не надо так, – мужчина потянул монаха-послушника вверх и обнял. – По твоему мнению, быть радостью – грех? Разве тебе самому не радостно, когда я тебя обнимаю, – поцелуй нежный в шею, – целую тебя, – пальцы легко прошлись по лопаткам вниз. – Разве тебе не хочется побыть со мной подольше? Сей смущенно опустил взгляд, задумавшись, растерявшись. Нравится ли ему? Мальчику нравилось. Но все это было так похоже на сон, не знал, можно ли верить своим чувствам? – Мне... мне это приятно... – Он робко взглянул в глаза аббату. – Тогда нет ничего дурного в том, чтобы быть со мной рядом открытым и позволять чуть больше, чем остальным, – мужчина еще крепче обнял Сея, наклонился ближе, чуть касаясь губами щек, уголка рта. – Ты пахнешь так сладко... – еще один легкий поцелуй, руки, перебирающие ткань рясы. – Ах... Это, наверное, цветы... Я же так много провожу времени с ними... – Все это для мальчика было впервые, он терялся, не знал, как себя вести, что делать. И нужно ли ему что-то делать? Незнание пугало. Сейчас ему казалось, что он, наверное, боится всего на свете. Даже сделать ш