Мотылек и Темнота (ЛП)

— Он сумасшедший.

— Ты хотел, чтобы между нами ничего не было. Никаких границ, никаких запретов, — сказал Уилл, — Ты бы убил для меня, Ганнибал?

Он мог видеть борьбу внутри Ганнибала, словно его череп был сделан из стекла, и каждая мысль взрывалась внутри, будто фейерверк на поверхности его мозга. Он никогда не казался ему таким очевидным. Ганнибал лишь открыл рот в попытке сказать что-то, но Уилл знал. Он даже не мог притвориться, что удивлен.

— Ты бы убил, — сказал Уилл, — Ты уже убивал.

Язык Ганнибала быстро прошелся меж его губ.

— Ты покорил меня. С первой нашей встречи.

— Ты находился в уникальном положении, чтобы изменить меня. Чтобы склонить меня в нужную сторону. Почему ты не сделал этого?

— Я думал об этом, но выбрал другой путь. Я дал тебе свою преданность и свое сердце. Мне было интересно, что ты сделаешь с ними.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— То, что пожелаешь. Они — твоя собственность. Тебе решать.

— Или ты думаешь, что власть, которой ты меня наделяешь, легче приведет меня к желаемому тобой пути, чем манипуляции.

— Ты думаешь, происходит именно это?

Уилл отвернулся.

— Чем больше времени я провожу с тобой, тем меньше чувствую себя собой. Ты заставляешь меня хотеть вещей, которые я бы предпочел не хотеть.

— Скажи, чтобы я остановился. Направь меня, как тебе угодно.

— Мне нужно подумать. Я еду домой. Не звони мне.

— Хорошо, Уилл. Как пожелаешь.

***

Уилл провел следующую неделю в одиночестве. Он преподавал, Джек не звонил ему, новых убийств Чесапикского Потрошителя не было. Он плохо спал без Ганнибала рядом с собой.

Наконец-то он позвонил Ганнибалу, в воскресенье после полуночи.

— Приходи ко мне, — сказал Уилл.

Ганнибал не задал никаких вопросов, просто согласился и через час постучал во входную дверь Уилла. Они присели на край кровати.

— Кто должен оказаться следующим? Ты кого-то выбрал? — спросил Уилл.

— Да. Другого убийцу. Я подумал, что ты оценишь это. Ты его искал.

— Кого?

— Он убил две семьи в Вирджинии и выставил их напоказ, как участников Тайной вечери. Ты помнишь их?

Уилл один раз медленно кивнул.

— Что ты собирался сделать с ним?

— Скормить ему его же внутренние органы. Хотя бы те, без которых он может выжить некоторое время. Это кажется приемлемым.

— Приемлемым?

— Ты так не думаешь?

Уилл вспомнил бородатого отца, сидящего посередине в роли Иисуса, его четырехлетнего сына справа от него, их руки соединялись за столом. Они были живы, когда убийца делал это. Может, это и было приемлемо.

— Покажи мне, — говорит Уилл.

Ганнибал кивнул.

— Пару дней на подготовку…

— Сейчас. Сегодня.

Ганнибал молча согласился и сделал приглашающий жест в сторону двери.

***

Темнота заполняла двор вокруг дома этого мужчины. Никаких уличных фонарей. Как и Уилл, он жил слишком далеко от города.

— Никаких собак? — спросил Уилл, когда они тихо остановились в конце дороги.

— Никаких собак. Никаких соседей поблизости, которые могут услышать его. Никаких других домашних животных и, вероятно, посетителей, — Ганнибал остановился, — Всегда есть риск, что у человека кто-то остался на ночь. Обычно я наблюдаю за домом с самого раннего вечера. Но даже так всегда остается риск.

— Я понимаю.

Ганнибал убрал руки с руля и устроил их на своих бедрах.

— Ты понимаешь, о чем просишь меня?

Уилл потер свои глаза. Их жгло от недостатка сна в такой поздний час и от сухого воздуха внутри машины.

— Да. И нет. Я не хочу, чтобы ты прятался от меня.

— Если я начну это, то я это закончу. Нельзя оставлять это на полпути.

— Даже если я скажу тебе остановиться?

— Даже тогда. После того, как он увидит нас, его нельзя оставлять в живых. Я могу ускорить его смерть, если пожелаешь, но я не стану рисковать своей свободой. Или твоей.

— Значит, вот твои границы. Что случилось с «никаких ограничений, никаких осторожностей»?

Ганнибал посмотрел в сторону дома, на его лбу появилась маленькая складка.

— Ты, вероятно, считаешь меня безумным.

— Ты и так безумен. Я знаю, что у тебя достаточно самосознания, чтобы понять это.

Ганнибал закрыл свои глаза и медленно выдохнул.

— Хорошо. Никаких границ, никаких ограничений. Все будет так, как ты захочешь.

Они сидели в тишине безлунной ночи, их дыхание начало оседать каплями на окнах машины.

— Что, если я скажу тебе пойти к Джеку и сдаться?

— Ты этого хочешь?

— Что если?

Ганнибал не открыл глаза. Его лицо оставалось неподвижным, и очертания его были еле видны в темноте.

— Я не хотел бы отправляться в тюрьму, — сказал он после долгого молчания.

— Если бы я хотел, чтобы ты был там? Если бы я сказал, что туда ведет избранный тобой путь?

Долгая тишина. Уилл потянулся своей рукой к руке Ганнибала и обвил ее вокруг его запястья. Пальцы Ганнибала вцепились в кожу сиденья.

— Я это сделаю. Если ты этого хочешь. В конце концов, человек обязан покориться судьбе, и я думаю, что ты — моя, — ответил Ганнибал.

Уилл чувствовал себя так же. Этот или иной путь — он бы все равно привел их сюда. Он посмотрел в сторону дома. Свет загорелся в окне второго этажа. Ганнибал тоже повернул голову. Они наблюдали за этим две минуты, затем свет снова погас.

— Домой, — сказал Уилл, — Отвези нас домой.

— К тебе домой?

— Да. Приходи ко мне домой. Останься со мной.

— Так долго, как ты захочешь.

— Продай свой дом, — пристально смотрел на Ганнибала Уилл. Он мог видеть его лицо, но не его выражение, — Будь со мной.

— С радостью, — ответил Ганнибал.

— Ты сумасшедший, — сказал ему Уилл, когда они выехали на дорогу.

— Возможно, но фиксация на какой-то одной мысли присуща как гениям, так и безумцам. Чаще всего именно она является единственным средством достижения цели, которую они хотят больше всего.

— Ты хочешь меня больше всего?

— Да.

========== Часть 4 ==========

Они подъехали к дому Уилла к рассвету. Собаки были беспокойными и рычали, но не бежали к двери, чтобы встретить их. Уилл смотрел на лицо Ганнибала в сером утреннем свете.

— Ты кормил меня ими, так ведь?

— Довольно часто, и не только тебя.

— Что тебе нужно от меня, Ганнибал?

— Я хочу, чтобы ты сделал меня объектом своих желаний.

— Ты хочешь, чтобы я изменил тебя? Ты хочешь измениться?

— Я хочу отдать себя тебе. Полностью. Если ты хочешь, чтобы я изменился, то я сделаю это.

— Мне тяжело в это поверить.

— Почему? Неужели это звучит как предложение сумасшедшего?

— Это звучит опасно.

— Я опасен. Как и ты. Вместе мы были бы ужасающими.

— Ты думаешь, что я поумерю твои порывы к разрушению? Что, если нет? Если я буду посылать тебя убивать от моего имени? Я могу выбирать тебе цели. Ты мог бы быть моим оружием.

— Ты мог бы. Я бы не возражал. Возможно, однажды. Может быть, когда-нибудь ты найдешь кого-то ненавистного тебе и позволишь мне убить его для тебя.

Уилл прошел мимо Ганнибала на кухню, чтобы умыться холодной водой. Это не успокоило его так, как он ожидал.

— Это слишком, — сказал Уилл. — Слишком много ответственности.

— Ты никогда не оставил бы бродячую собаку у дороги, но бросишь меня одного, в ловушке своего разума?

— Ты не в ловушке. Ты осознанно делаешь свой выбор, выбираешь свой путь. Тебе нравится, кем ты стал.

— Тебе тоже.

Они посмотрели друг на друга. Вода стекала вниз по шее Уилла и заставила его задрожать. Взгляд Ганнибала предлагал сумасшествие и преданность в равных пропорциях, темные и непостижимые. Уилл чувствовал, что если он окунется в них, то никогда не достигнет дна. Его всегда привлекала темнота, и это делало его противоположностью мотылька, который летел на огонь.

— Иди сюда, — сказал Уилл.

Ганнибал подошел к Уиллу и позволил ему раздеть себя. Уилл расстегивал пуговицы одну за другой. Он бросил пиджак Ганнибала на пол, его рубашку и жилет сверху. Он отбросил их ногой, и Ганнибал даже не глянул в их сторону. Уилл продолжал, пока Ганнибал не был полностью обнажен. Его член был твердым, а лицо серьезным.