Радиус ноль (СИ)

Дождавшись, когда Костя вернется из курилки, Иван подстерег его в коридоре и пригласил в следующие выходные к себе на дачу вместе с семьей.

- Обязательно и мелкого бери, и Ленку, чтобы по-настоящему, по-семейному посидеть, - увещевал Иван, придерживая уже подуспокоившегося коллегу за рукав голубого комбеза. – И это, знаешь, давай жен порадуем: все готовое из закуски купим, чтоб им не корячиться? Пусть отдохнут, твоя-то совсем заебалась, поди, с мелким? Ну че мы с тобой, салат не нарежем и картошки не сварим, что ли? А пироги – хер с ними. Вон, в кулинарии купим.

- Шашлык только чтоб обязательно был! – уже совершенно искренне оживился Костя. – И баня! Хочу мелкому баню показать, так, без жара, конечно. Но там веник настоящий, все дела. А то ванна – это не то все-таки…

И он снова широко улыбнулся, становясь прежним всеобщим приятелем. Иван внутренне с облегчением перекрестился. «Может, и сохраним эту ячейку общества общими усилиями» - думал он, шагая к СКП с сигнальной жилеткой в руках. И мысленно добавил: – «А заодно и себе голову подлечим».

***

Стояло жаркое, перемежаемое мощными ливнями лето средней полосы. В лесу пошли грибы, а в училище поспели яблоки, и вечером, или перед ночными полетами в свете угасающего солнца можно было видеть фигурки курсантов, идущих на промысел к яблоням, растущим возле зданий летного отряда и СКП. Одни просто подбирали паданки (или, как называл битые плоды Костя - «плодо-подножный корм»). Другие - кто похитрее - растягивали на весу простыни или пледы, пока еще один человек от души тряс дерево. Девчонки в общаге даже варили варенье и пекли пироги. Больше всего яблок уносили домой Даша и ее подруга Маша: ярая ЗОЖница и любительница зеленого чая. Даша приносила в отряд баночки с прозрачно-золотыми ломтиками, смущенно улыбалась, угощала одногруппников и «любимого» инструктора. После ПСП Иван Николаевич и вправду стал получше относиться к девушке, хотя была ли в этом заслуга варенья? Скорее всего, нет. Просто если уж замкомэск признал ее способности, то кто он такой, чтобы возражать этому потрясающему человеку. Этому… Ох, да что же это я несу, так нельзя! Нельзя, бля!!! Короче, пусть летает девка и черт с нею.

Утренняя смена ранняя, в 6:45 общий сбор у инструкторов на СКП. Медконтроль и сводки погоды, текущие дела и учебные планы. Иван Николаевич сидел и спешно заполнял график упражнений для своей летной группы, попутно подбивая поденный налет в книжке курсанта, завершившего первый уровень программы. Ошибся, чертыхнулся и повернулся к Косте – попросить корректор. Потом – еще раз, специально чтобы убедиться, что зрение не шалит с ним шуток, потому что его новый приятель выглядел ужасно.

Ну как – ужасно? Молодой инструктор, обычно собранный и жизнерадостный, вечно отпускающий ехидные комментарии о самодурстве начальства, болтун и балагур, сейчас походил на собственную тень. Под опухшими глазами залегла глубокая синева, движения скованные и замедленные, даже белобрысый ежик торчащих волос как-то потускнел. Жестокое похмелье плюс бессонная ночь, убойный коктейль – хмыкнул Иван Николаевич.

- Что, КонстантинСаныч, птичья болезнь?

- А? – сморщился Костя от звуков Иванова голоса.

- Птичья болезнь, говорю. «Перепил» называется! А?

Костя даже не улыбнулся. Е-мое, как он медконтроль-то прошел?

-Может, кофе выпьешь? – Иван Николаевич протянул ему термокружку. Но тот молча покачал головой:

-Норм все, Вань. Ща в воздухе отпустит.

И не успел Иван добавить и слова, как его приятель встал из-за парты и стремительно вышел в коридор. Уже оттуда донесся его голос, раздающий команды курсантам: «Маша, бля! Борт 502, на запуск! Бегом марш! Колян, блять! Где наушники? Если опять не постирал, бля, урою тут нахуй!». Оставалось только еще раз непонимающе хмыкнуть.

Будь Иван Николаевич менее озабочен своей безответной любовью, он бы уже давно обратил внимание на тревожные звоночки в поведении приятеля. Ссора того с женой как-то сама собой замялась, на дачу Костя с семьей к нему так и не приехал, хотя собирался, и мужчина решил, что у его друга все благополучно. Но жизнь самого Ивана происходила как бы в двух мирах одновременно. В одном он продолжал оставаться работягой и примерным семьянином с самыми что ни на есть традиционными ориентацией, мечтами и ценностями, а в другом – был по-прежнему совершенно готов на любые безумства, лишь бы получить в подарок улыбку, доброе слово, невзначай коснуться и подольше не разрывать контакт, приближающий его к объекту страсти, вдыхать запах его парфюма и кожи… а потом под любым предлогом добираться до санузла, запираться в кабинке и там, закусив губы и вжимаясь спиной в стену (совсем как в том сне!), в несколько резких движений снимать напряжение. Брезгливо вытирать руки влажными салфетками, ненавидя себя за преступную слабость и снова обещая, что чувства эти навсегда останутся его позорной тайной. Короче говоря, семейные разборки молодого коллеги не слишком остро волновали Ивана.

Однажды явившись на разбор раньше всех, Иван Николаевич нашел на полу под партой записку на обрывке клетчатой бумаги. Усмехнувшись, он поднял бумажку и развернул ее, ожидая увидеть очередную шпаргалку с путевыми углами выхода в зоны или пункты учебных маршрутов, и быстро пробежал глазами текст. Прочитанное заставило его осесть на стул и замереть восковой фигурой из музея мадам Тюссо. Торопливый женский почерк сообщал следующее:

«… а я думаю, что они давно уже трахаются. По крайней мере, то, что мы с тобой видели – это уже не первый раз. П.Э. явно не встретил сопротивления, совсем наоборот (улыбающийся смайлик с румянцем смущения на щеках). Яой – он такой! (еще один смайлик)»

Иван чувствовал себя так, будто его огрели поленом по затылку. Случился однажды в его юности такой опыт, на бессмысленной и беспощадной сельской дискотеке, так что сравнивать было с чем. Взгляд выцепил из обрывка информации дорогие сердцу инициалы «П.Э.» и предельно ясное по смыслу слово «трахаются». Потом почему-то - слова «они» и «давно», а затем остановился на «мы видели». Так…

Мужчина с силой провел ладонями по лицу. Что мы имеем? Кто-то, вернее, какая-то девчонка (и не одна), стала свидетелем того как П.Э. с кем-то трахался? Где, на работе? У него любовница из сотрудниц метеостанции? Или из медпункта? Или кто-то из девушек-авиадиспетчеров? Но… но не из курсанток ведь, а? Или…

Иван Николаевич еще раз перечитал записку. Между смайликами примостилось незнакомое слово из трех букв. Совершенно незнакомое. Попытавшись расшифровать загадочный «яой», пилот-инструктор сдался, поставил своей эрудиции трояк с минусом, достал смартфон и полез в интернет – спрашивать у ясеня…. Ну, то есть у Яндекса.

Когда рассосалось ощущение второго огревшего его полена, Иван еще раз попытался сопоставить все воедино. Итак, про яой интернет ему очень красочно пояснил, спасибо, блять, ему третьей степени! Теперь ясно, что у замкомэска не любовница, а любовник… Служебный роман, блять! С мужиком! Он попытался встать со стула и не смог: ноги сделались ватными. Как безумный, Иван мял в кулаке злополучную бумажку и буквально слышал треск, с которым рушилась его собственная жизнь. Невзирая на тяжесть удара, он не мог не оценить комизм ситуации: один «голубой» старательно притворялся нормальным, потому что считал нормальным объект своей безответной любви, а объект, мало того, что сам оказался «голубым», так еще и выбрал себе в партнеры не того, первого, а кого-то вообще левого… Тоже «голубого», естественно… Прекрасно, просто прекрасно! Ахуенная эскадрилья! Сплоченная такая!

Ваня уронил голову на руки и зашелся истерическим лающим смехом.

========== Часть 3 ==========

Первой относительно здравой мыслью Ивана стало желание выяснить, кому же в эскадрилье так повезло. И хоть мысль о том, что уж точно - не самому Ивану, заставляла сердце сжиматься от ревности и бессилия, мужчина решил идти до конца. Теперь он внимательно разглядывал коллег, стараясь в их поведении найти ответ на мучающий его вопрос. Он не очень хорошо представлял себе, как должны выглядеть геи. По крайней мере, совсем уж карикатурных образчиков в училище не наблюдалось и близко – суровая система заставляла любое несоответствие соответствовать уставному внешнему виду. Никаких ярких шмоток, размалеванных глаз или украшений: только короткие стрижки, форма, туфли разной степени начищенности. Никакого провокационного поведения. Тогда Иван решил понаблюдать, кто больше и чаще других вертится возле Павла Эстебановича, а, припомнив собственное поведение, ревниво следил за теми, кто прикасается к внушительной тушке замкомэска более интимно, нежели обычное рукопожатие. Но и тут новоявленного следователя поджидала неудача: в силу занимаемой должности замкомэск постоянно был в центре внимания как инструкторов, так и курсантов, причем по большей части все эти лица были мужского пола. Трогать его особо никто не трогал, правда. Неизвестный любовник, если он и находился здесь, в училище, никак себя не проявлял. Хотя есть ведь еще и вторая эскадрилья… и третья. О, Боже.