АУТОДАФЕ ЛЮБВИ (СИ)

Телега резко повернула за угол, и, въехав на площадь, в последний раз содрогнулась, причиняя нестерпимые страдания осужденным, а затем остановилась. Измученные парни одновременно вскинули головы, и перед ними открылось пространство, заполненное огромной шумящей толпой. Среди собравшихся было много детей – считалось, что созерцание акта справедливого возмездия за совершенное преступление будет полезно для их воспитания и послужит суровым, но благочестивым уроком на будущее. Почти десять лет назад Драко, будучи ребенком, присутствовал на подобной казни, ибо Люциус посчитал, что подобное зрелище послужит хорошим назиданием для подрастающего наследника…

При виде места, где им предстояло расстаться с жизнью, осужденные парни невольно вздрогнули. В центре площади был установлен черный эшафот, представляющий собой деревянную платформу, в двух противоположных углах которой стояли позорный столб и пыточный верстак с колодками для фиксации рук и кожаными ремнями для закрепления ног жертвы. Рядом с позорным столбом пылала жаровня, которую человек в маске, скрывающей лицо, загружал древесным углем. Вблизи стоял стол, заваленный грудой блестящих пыточных инструментов. Но не эти приспособления сейчас были главной достопримечательностью эшафота. В центре него, как черный обвиняющий палец, воздетый к небу, возвышался темный, облитый смолой столб с длинной, свисавшей до самого настила, цепью. Возле столба, поджидавшего свою жертву, были сложены большие поленья, а сверху навалены вязанки высушенных прутьев. Две крупные связки хвороста лежали по бокам, а третья, на которую вскоре предстояло взойти Драко Малфою, была уложена на них. Это сооружение должно было только усилить страдания жертвы, так как почти весь кожный покров тела будет обожжен в самом начале казни. Кожа покраснеет и покроется волдырями, которые начнут лопаться и стекать, но осужденный не лишится чувств и сохранит сознание, и эти ужасные муки будут продолжаться, пока не займутся большие поленья и не разгорятся полностью, и только тогда пламя начнет уничтожать тело своей жертвы.

Кроме столба для сожжения возле края эшафота был установлен заостренный блестящий осиновый кол, обильно смазанный жиром. Тут же, на помосте, стояли грубо сколоченные гробы, которые уже заботливо привезли и установили на всеобщее обозрение.

Ближе к полудню площадь была уже полностью заполнена толпой, одной бушующей массой мужчин, женщин и детей, которым не терпелось насладиться таким редким представлением – смертной казнью двух юных гомосексуалистов. Подобного зрелища здесь не видели уже давно, и поэтому все пространство, за исключением узкого прохода к эшафоту, было забито народом, собравшимся поглазеть на чужую смерть – ведь если она пришла за другим, значит, пока не за тобой. Людская масса находилась в постоянном движении и борьбе за лучшие места. В полдень горожане перестали пребывать, толпа заполнила и проходы к площади. Каждый хотел рассмотреть все получше, и борьба за место время от времени вспыхивала то тут, то там. Люди вытягивали шеи и поднимались на носки, пытаясь разглядеть юных преступников. Эшафот и проход к нему окружала плотная цепь мракоборцев в форменных мантиях, держащих наготове палочки и готовых в любой момент остудить пыл самых нетерпеливых и любопытных, а также вовремя пресечь любые беспорядки. Всем желающим посмотреть на казнь места не хватало, поэтому люди на площади толпились с самого раннего утра, стараясь расположиться поближе к эшафоту. Благородная публика предварительно раскупила места в домах, стоящих вокруг площади, и теперь все до единого окна были широко распахнуты. Народ жаждал зрелища, и шоу для толпы должно было скоро начаться.

Представители высшего сословия, чистокровные маги, с умилением взирали на мрачную композицию со столбом и колом, возникшую посередине площади – она внушала им философские мысли о бренности жизни, о справедливости законов и торжестве правосудия, и о том, что им, благонамеренным и благочестивым волшебникам, ничто не угрожает в этом лучшем из миров. Добропорядочные лицемеры одобрительно покачивали головами, приветствуя поступок Люциуса Малфоя, сурово, но справедливо покаравшего своего сына за такое чудовищное преступление, и с нескрываемой ненавистью смотрели на двух осужденных гомосексуалистов, достойных за свое гнусное злодеяние самой суровой кары. Более легкомысленные полукровки в основном обсуждали пикантные подробности преступления и детали предстоящей казни. О чем говорили и думали магглорожденные, мрачно взирающие на эшафот, оставалось неизвестным.

Вдруг послышался мелодичный звон, немедленно заглушенный сердитым вороньим гвалтом. Это ожили часы на башне и вспугнули крикливых завсегдатаев крыш. Под вороний и галочий крик часы пробили «двенадцать».

Подручные палача сноровисто забрались на платформу телеги. Когда парней сняли с ребра бруса, они с трудом могли стоять на ногах самостоятельно. Промежности осужденных были залиты кровью, а кожа содрана до мяса. Мошонки приобрели темно–багровый цвет, яички, перехваченные веревочными петлями, сильно распухли. Толпа одобряюще загудела. Несколько мальчишек, пробившись между ног взрослых, начали изображать неприличные жесты, относящиеся к Поттеру и Малфою. Молодая полная женщина, вероятно, их мать, прикрикнула на них и велела убираться домой, но сделала это шутливо, вовсе не настаивая на исполнении своего приказа.

Гарри никак не удавалось рассмотреть своих экзекуторов. Они стали для него говорящими силуэтами со смазанными чертами. Парень с трудом мог фокусировать взгляд на чем–либо, мир вокруг него плыл, раскачивался, и все казалось каким–то зыбким и нереальным. Настоящим была лишь боль в истерзанной промежности, проникающая во все клетки тела. Удар ладонью по лицу получился коротким, почти без замаха. Гарри вскрикнул больше от неожиданности, чем от боли, но пощечина снова вернула ему способность воспринимать страшную действительность. Сжав связанные за спиной руки в кулаки, Поттер вскинул голову и осмотрелся.

Площадь была полна народа всех мастей, он заметил даже оборотней и гоблинов. Вокруг эшафота, продираясь сквозь толпу с подносами, уставленными товаром, сновали разносчики, предлагая напитки и сладости собравшимся зрителям, почти так же, как когда–то очень давно в вагонах Хогвартс–Экспресс. Напротив помоста, у окон гостиницы, Гарри увидел нескольких министерских чиновников, которые заняли лучшие места, арендовав все здание на весь этот знаменательный день. Многих из них Поттер знал лично – чуть больше года назад эти люди были счастливы пожать ему руку и сделать колдографию на память, заверяли в искренней дружбе и пророчили ему головокружительную карьеру в Министерстве Магии или Аврорате. Они заискивали перед ним, льстиво улыбаясь, а сейчас удобно устроились на балконе и настраивали омнинокли, стараясь не пропустить ни малейшей детали занимательного зрелища…

Во всем мире, будь то магический или маггловский, испокон века подавляющее большинство людей обожает смотреть на казни. Наверное, есть что–то такое в самой человеческой природе, что неудержимо влечет его к тому, чтобы стать свидетелем мучений или гибели других людей. Пожар, авария, место преступления, похороны неизменно собирают досужих зевак, но казнь – это особая статья. Можно с уверенностью сказать, что она самое излюбленное и желанное зрелище толпы, ибо казнь гарантирует в качестве развлечения чужую смерть, самое таинственное, пугающее и, следовательно, самое притягивающее событие в человеческой жизни. Простейшая мысль «умри ты сегодня, а я – завтра», ядовитым гадом зарождающаяся в самом темном закоулке души, приносит тайное удовлетворение практически каждой человеческой особи.

Измученным парням под смех и непристойные шуточки, раздающиеся из толпы, сняли стягивающие петли с яичек, помогли спуститься с телеги и встать на ноги – последний отрезок пути к эшафоту осужденные должны были пройти сами. Стоя на широко расставленных, испачканных кровью ногах, Малфой сделал несколько шагов вперед и тут же споткнулся о торчащий булыжник. Задохнувшись от боли, он со стоном упал на колени, чуть не рухнув лицом прямо в кучу лошадиного дерьма. Гарри, забыв о собственных мучениях, бросился к нему в стремлении помочь, не думая о том, что со связанными за спиной руками ничего не сможет сделать. Его остановил один из подручных палача, отталкивая от Драко, а другой тут же подхватил Малфоя под локти и помог ему подняться на ноги. До эшафота оставалось идти всего каких–то полсотни шагов, но истерзанная промежность и распухшие яички горели огнем, ноги почти не слушались, и, видя беспомощное состояние осужденного аристократа, помощник экзекутора подхватил его под руки и поволок под улюлюканье толпы к месту казни. Это показалось Малфою настолько унизительным, что он, собрав в кулак всю гордость, попытался вырваться из рук своего мучителя.