Шепотом (СИ)

И тогда ты чуть-чуть, где-то в глубине своих бездн и темнот почувствовал себя выше. Образина, приняв облик всезнающего Холмса, приговаривала: «Так оно и есть, не сомневайся».

И ты, сам того не осознавая, – поддался.

Хотя, может, и сознавая, но не желая чего-либо понимать.

А потом вновь жестоко убедился, насколько заблуждаешься насчёт него и его дьявола.

Быть может, он сам – дьявол?

Быть может, это ты его придумал. Намалевал себе его, свой грех, ересь и святотатство на уголках засаленных страниц любимой потрёпанной книжки. Перелистал – вышла картинка.

Отделаться от подобных видений никак не получалось.

Кто знает, может, Он и вправду нарисован.

Портретный очерк и пара строчек – о Нём.

Тебе хватало, а остальное – гори огнём.

Но это – сначала.

Его демон – это твой, тобой же неразгаданный ребус.

Быть может.

*

– Дочь моя, сиди ровно, – увещеваю Соньку, поточнее прицеливаясь ножницами.

Челка жутко лезет ей в глаза, а сходить к парикмахеру всё не получается.

Было решено справиться своими силами.

– Угу, – бурчит, держа на коленях развёрнутую газету.

Пару раз «щёлкаю» ножницами – волосы падают на газету. Прикрываю один глаз, снова примериваясь:

– Подожди, сейчас подровняю.

Дитё недовольно морщится:

– Знаю я твое «подровняю». Сейчас как откочерыжишь.

– Где это ты таких слов нахваталась?

– Не скажу.

Слышу, как Илья шебуршит на кухне: роется в холодильнике, потом включает газ.

– Держи вот, – подаю ребёнку зеркало.

Она прикрывает один глаз – точь-в-точь как я, и кладёт зеркало на полку рядом. Потом окликает Илью:

– Илюш, а мы скоро кушать будем?

Наша карманная домохозяйка отвечает уже из залы:

– Да. Разогреть надо.

Спустя пару десятков секунд слышится начало трёхэтажного – впрочем быстро приглушенного, посыла и эндовая музыка Чип и Дейла.

– Ладно, – вытряхиваю волосы с газеты в туалет и выхожу в коридор, – кушайте, а я пойду гулять.

– Без меня? – надулась мелкая.

– Без тебя, – подтверждаю. Затем в качестве равноценного обмена предлагаю: – Хочешь, я тебе чего-нибудь куплю?

Ненадолго задумывается:

– Сыра. Адыгейского.

Зависаю:

– Какого?

Ребёнок фыркает, глядя с превосходством:

– Адыгейский.

– Мда. Ладно, куплю.

Обуваюсь, надеваю куртку и незамедлительно выхожу.

Не помню, когда я последний раз оставался один. Думаю, иногда это очень необходимо.

Буквально выбежав из подъезда, глубоко выдыхаю.

Да уж, будь я на улице, дома или ещё где-то, со мной постоянно кто-то рядом. Чаще всего – Соня, Никита или Илья. Если не они – так другие люди.

Не скажу, что я «общественный человек» или рубаха парень, но уж так получилось, что со мной всегда был кто-то.

Может, из-за этого я вырос жутким эгоистом?

Для разнообразия не захожу на парковку, а иду пешком – топаю куда глаза глядят.

Со всех сторон – весна. Ещё ничего не расцвело, но даже мне передаётся это предчувствие, предвкушение, что вот – вот сейчас…

А я слишком долго откидывал в сторону свои и чужие проблемы. Помнится, тёща как-то обличительно пробурчала: «Ты, мой дорогой, упорно избегаешь всего, что может тебя задеть». Я даже не нашелся, что ей ответить.

Солнце заходит – его золотой круг постепенно переходит на другую сторону планеты Земля. Зря я выбежал вот так – практически босиком.

Нет, я понимаю, что это тоже бегство…

По кругу и от самого себя.

Но разве я не имею права творить со своей жизнью всё, что хочу?

Захочу – отдам Соньку родителям и махну на край света, с угрозой для жизни присылать открытки и поздравления с Новым годом, захочу – останусь, женившись на какой-нибудь уличной кошке. Говорят, из них выходят отличные домохозяйки.

Всё зависит от желания.

Наш мир состоит из желаний. Чужих или собственных. А выигрывает обычно тот, у кого есть возможность выполнить своё заветное желание. Но.

Но.

Мой якорь – моё спасение.

Рано или поздно мне придётся уехать. Пока этот город не стал мне противен. Пока я не начал творить непоправимые глупости.

Не влюбился, например.

Когда моя сердечная консервная банка в последний раз дрожала? А когда негласно вопила от безысходности?

Не тогда ли, когда Она…

Нет, любовь – ужасная перспектива.

В конце концов либо мы портим отношения, либо они - нас.

Да, бывают исключения, например, у нас с Анькой. Сейчас не смогу точно сказать, чем бы всё закончилось – но вряд ли детской погремушкой с глупыми шариками ссор внутри.

Наши отношения были не пластиком, а пластилином.

Нет, не хочу вспоминать.

Есть ли разница, в кого влюбиться?

В женщину, старика, ребёнка или пролетающую, сбежавшую из чьей-то клетки, перепуганную канарейку?

Да нет – особой разницы нет.

Только вот любовь – разная.

Тёплая, жгучая, еле тлеющая, по-своему верная, покрытая иголками и узорчатыми булавками, – вопрос, какая кому нужна.

Сам не замечаю, когда вытаскиваю и начинаю рассеянно теребить крестик. Пока только этому моему тотему удавалось приводить меня в чувство.

Никита? А что он? Несносный мальчишка, раз за разом умудряющийся занимать мои мысли. Ходячий ребус, разгадывание которого почему-то приобрело смысл.

Иногда спрашиваешь себя – а почему?

Ан нет – передёргиваешь плечами, ища, где бы нажать кнопку, чтобы надвое раскололась очередная матрёшка.

Иногда кажется – не разодрал и первой.

Так где же там его разгорячённый животрепещущий кусок души?

Да и влюбиться в него?

Хотя… почему бы и нет. Только мне ли?

В таких одухотворённых мальчиков девочки в своё время как раз и влюбляются. А тем ничего не остаётся, кроме как на них жениться.

Правда, нашего мальчика девочки не интересуют. Мужиков ему подавай.

Фыркаю.

Он не стал для меня кем-то вроде сына, хотя, не вдаваясь в подробности, я подвёл всё к этому. А подвёл наверняка тогда, когда Никиша отколол свой фокус с суицидом.

Сделанные наспех выводы – часто не верные.

А влюблённость – лёгкое чувство. К счастью, русский язык позволяет разграничить разными словами разные ощущения.

Уверен - он в меня влюблён, только я в него – вряд ли.

Да и может ли взрослый пофигистичный дядька влюбиться?

«Такой уж взрослый», – тут же почудился смешливый голос одной… лисы.

Передёргиваю плечами. Совершенно незаметно ноги выводят меня на пристань. Пока шёл, я не замечал совершенно ничего.

А теперь заметил.

Золотая дорожка на воде приковывает взгляд. Позже, правда, он обращается на небольшой, недалёкий от пляжа магазинчик. Сыра там не обнаруживается, да и забыл я уже его название, зато сигареты водятся в изобилии.

Топаю обратно, закуриваю.

На чём я там остановился в своём милом, замечательном и первом за последние несколько лет самокопании?

Не суть важно.

И да, так или иначе – всем нужно время от времени стирать грязное бельё.

С пустой головой подхожу ближе – к воде.

Моё отражение – нахмурившийся придурок с синяками под глазами и приправленным горчицей взглядом.

Совсем не я… хотелось бы верить.

Успею ли я смыться до того, как Джеки придёт сам?

Он практически единственный, кому я, отказывая, чувствую себя виноватым.

И как ему удалось это нашаманить?

Черти что – одни вопросы.

Чувствуя влажный, почти морской ветер, беспечно прикрываю глаза.

Открывать не хочется.

Сейчас этот ветер – тот, кем я всегда хотел стать.

Не подозревал, что во мне ещё тлеет эта доля своеобразной прагматической романтики.

Буквально слышу, как тлеет кончик зажатой в пальцах сигареты.

И внезапная горькая мыслишка – Господи, да я ведь не способен меняться! Я не гибкая ивовая ветвь, а обыкновенная огрубевшая деревянная палка. Попробуешь согнуть – либо её сломаешь, либо собственные руки.

От досады хочется прикусить кожу обратной стороны ладони.