Семейные будни (СИ)

Дик продолжал непринуждённо улыбаться, ведя за собой. Словно и не был так ошарашен или холоден, словно с самого начала был рад встрече с журналистом. Идеальная маска и идеальный образ, выточенные годами.

– Итак, дерзай, – Дик вольготно развалился на стуле в пустующей гримёрке и кивнул на соседний. Положил ногу на ногу, откинулся.

– Эм, ладно, – Кларк собрался с мыслями и вытащил планшет, поставил диктофон на запись. Глупо сейчас было бы отступать, когда он уже пришёл. Хотя с каждой минутой идея этого интервью казалось всё более идиотской. У Дика же всё было хорошо, а он тут явился во вновь выстроенную идиллию и напомнил собою о произошедших событиях. – Чем для вас являются ваши «полёты»? Что они значат?

Дик вдруг рассмеялся.

– Что? – Кларк постарался не выглядеть обиженным.

– Просто это такой распространённый и обычный вопрос. А я поверил в «эксклюзивность» обещанную, – Дик улыбался, Дик продолжал играть своего очаровательного персонажа, того, кто встретился с очередным ничем не примечательным журналистом ради приятного интервью.

– С чего-то ведь надо начинать. Даже с самого обычного.

– Как скажете, – Дик издал короткий смешок. – Для меня это естественно. Как для вас ходить. И там… там я просто есть. Знаете, как говорят? Рождённый ползать летать не может. Но если ты рождён летать, то всё, что не полёт, – это ползти.

– И, мистер, Уэйн…

– Грейсон, – перебил его Дик. – Когда я в цирке, я – Грейсон.

– Хорошо, мистер Грейсон. Шли слухи, что вы готовы принять на себя достаточно большую часть компании вашего отца, и…

– Я думал, что интервью будет касаться цирка, – вновь перебил его Дик.

– Конечно. Просто, думаю, моим читателям будет интересно узнать, что будет дальше с вашей цирковой карьерой. Вы так же говорили, что это ваш последний тур. Что теперь будет с вашими полётами?

– Последний большой тур. Да, мне предстоит много работы, но кто знает, как дело повернётся? Да и если я с ними не поеду, то цирку Хейли всегда рады в Готэме, так что я всегда смогу порадовать моих здешних фантов «гостевым» выступлением. Или фанатов Метрополиса, ехать-то меньше дня, – Дик ещё раз легко рассмеялся. Явное кокетство. Не с самим Кларком, а с публикой, с тем, кто будет читать или слушать. Знал, что основная аудитория Дэйли Плэнет – Метрополис, так что не мог не намекнуть на свой визит. Он явно нуждался в славе, во внимании, жаждал их.

– Это радует. Надеюсь, мы скоро увидим ваше выступление. Кроме того, как этот тур, так и предыдущие, были направлены на благотворительность. В прошлый раз вы поддерживали заповедники редких животных, в этот раз – это поддержка детей-сирот. Как вы пришли к такому решению?

– А к какому ещё решению я мог прийти? Я выступаю, потому что хочу летать, а деньги… ну, у меня их достаточно. Судьба была ко мне… благосклонна, – еле заметная заминка. – Значит, надо помогать тем, кому повезло не так сильно.

– И ваш отец вас в этом поддерживает? – вопрос на грани. Но ведь он логично выходит из остального разговора, так?

– А как вы думаете, смог бы цирк отдавать всё заработанное на благотворительность без хорошего финансирования? Тем более, что мой отец занимается примерно тем же, просто у меня костюмчик симпатичнее.

Дик шутил, улыбался, но Кларк чувствовал, как под всем этим он давит свою линию. Прикрывает отца, аккуратно доносит в массы, мол, какой Брюс Уэйн хороший, как любит людей. Очень аккуратно и со смешками, чтобы не выглядело пропагандой. Кларк и сам заметил это только благодаря тому, что изучал подобное, потому что журналисты и сами были обязаны уметь за лёгким стилем спрятать глубокое послание. Кларк потом не собирался вырезать «пропагандистские» куски, в конце концов, он парню обязан. В какой-то мере.

– Это сложно? Цирковая жизнь? Работа за пределами сцены и зрителей? – продолжил Кларк более нейтрально.

– Физически сложно. Но хорошо с другой стороны.

– Любите животных?

– О, а это завуалированное «не роется ли золотой мальчик Дикки Уэйн в слоновьих какашках»? – Дик опять рассмеялся. – А если серьёзно, то да – люблю. Животные не лгут, не предают, не ненавидят. Они настоящие. Они верные. И как раз они всегда относятся к вам так, как вы относитесь к ним. Например, у нас есть уже достаточно старая слониха – Элинора. Помню, как подкармливал её бананами, едва ходить научился, а она меня хоботом подсаживала и катала на спине. И спустя много лет, когда я впервые вернулся, она меня вспомнила и опять подняла к себе на спину, пусть я был уже далеко не таким маленьким, – Дик улыбнулся. Улыбнулся искренне, как на арене, как отцу и Джею. Хотя через пару секунд улыбка вновь стала заискивающей и немного надменной. – И потом, не любил бы я животных, то на них не шёл бы такой большой кусок финансирования. Обычно в цирках животным живётся очень плохо, у нас, в отличие от многих… можете отметить, что у нас самые лучшие условия для них. Перевозные вольеры вместо клеток, всегда свежее мясо и рыба для хищников и лучшие корма для остальных. И теперь мы можем позволить себе содержать в прекрасных условиях целых трёх слонов, пять тигров, даже медведя! Они все прекрасно себя чувствуют. Главная изюминка нашего цирка. Не считая меня, конечно. Не у Элиноры ведь сейчас интервью берут, верно?

– Несомненно, – поддакнул Кларк, не зная как ещё на это сказать. – Спасибо за ответы, правда, спасибо. Я пришлю вам финальный вариант статьи, – Кларк ткнул на сохранение записи. Можно было ещё многое спросить, но Кларк не рискнул. Даже не из боязни нарваться на гнев одного из Уэйнов, а просто… ну, вопрос про династию и наследие, например, напомнит о смерти родителей и прочем, что может причинить боль. Зачем? Вот именно.

Дик поднялся с места и направился к выходу. Но в самых дверях вдруг резко остановился и развернулся. Кларк едва не врезался в него.

– И ещё кое-что, – ни следа улыбки, ни следа Золотого Дикки Уэйна. Тумблер вновь щёлкнул, сменяя образ. – Я знаю, что ты видел меня с моим парнем, с Джейсоном, – вот значит, как его зовут, – так вот, чтоб ни намёка о нём в статье.

– Что? Но… Ты хочешь, чтобы люди считали тебя, ну…

– Мне плевать, что думают обо мне и моей личной жизни. Уж поверь, моему образу повредит разве что, если я вдруг начну на центральной улице бенгальских тигрят живьём потрошить. Но Джея я не дам на растерзание СМИ. Он хочет, чтобы люди видели именно его, а не просто моего любовника или игрушку, как все посчитают. Он вне всего этого, ясно?

– Конечно.

– Вот и чудно, – почти физически слышный щелчок. Маска. Улыбка. Дик удалился.

Это… Это было, бля… Мысли путались, не желая давать ответа, что вот «это» такое. Джейсон выстонал нечто нецензурное, явно не имеющее никакого конкретного смысла. Было так хорошо, что практически больно. И плохо. Но хорошо. Бля. На следующий стон сил уже не было, а Дик перевернул его, как какую-то безвольную куклу, с живота на спину и вновь вставил. Пятый круг смены поз? Или шестой… или четвёртый… С цифрами как-то не вязалось. Зато точно четвёртый заход на сам секс. Для Джейсона. А вот Дик… Чёрт, у них разница всего в шесть лет (да даже если и семь), маловато для такого разброса между «много и быстро» и «редко и медленно»! Дик закинул его ногу к себе на плечо и продолжил двигаться так же медленно, слишком медленно и тягуче. Так, что хотелось кричать, и Джейсон кричал бы, если бы остались силы. И плакал тоже, хотя, кажется, к концу третьего захода он рыдал в подушку и не чувствовал никакого стыда по данному поводу. Мышцы тянуло от напряжения, потолок кружился перед глазами, а всё, что слышал Джейсон – это своё хриплое тяжёлое дыхание и бесконечно пошлые звуки чавкающей смазки. Кажется, они вылили пару тюбиков.

– Хочешь, – сквозь хлюпание пробился шёпот, а Дик склонился к его уху, усиливая болезненное растяжение в мышце ноги, – я дотрахаю тебя, а потом вставлю в тебя пару игрушек из моей коллекции и заставлю извиваться на них ещё целую ночь? Будешь кончать на них раз за разом, пока я не выдою тебя досуха. Хочешь?