Герой не твоего романа (СИ)

«Девушки» окончательно закрутились в свои накидки, оставив снаружи только глаза, но ими продолжили бессовестно манить перепуганного иностранца.

Захват самолета произошел уже над Новой Зеландией. «Сикхи» достали оружие, взяли в заложницы симпатичную стюардессу, и Чанмин-вампир объявил, что вот-вот состоится аварийная посадка. Всем пассажирам предстояло уйти, а самолет после этого собирался снова подняться в небо. Один стюард вспомнил все, чему его учили, и попробовал завести диалог с террористами, выяснить их требования. Тогда Чанмин сорвал с головы тюрбан и отлепил бороду, переполошив пассажиров еще сильнее, чем пока он оставался обыкновенным угонщиком самолетов. Одни начали выкрикивать слова поддержки, другие — обещать, что Совет скоро мокрого места от него не оставит. А какая-то австралийка, сделав логические выводы, узнала в сикхской даме недавно полюбившегося айдола, робко подняла руку, подозвала к себе Джеджуна и попросила автограф. Артист с удовольствием согласился и даже старался, как мог, писать по-английски.

— Хён, самолеты так не угоняют, — сказал потом настоящий Чанмин. — Где ты видел, чтобы террористы автографы раздавали? Ты им еще «киёми» покажи, дурилка!

— Ты просто обиделся, что не у тебя попросили, — фыркнул Джеджун.

Все пассажиры высадились в небольшом новозеландском городке, чемоданы из багажного отсека были выброшены. Вампир занял место пилота и без труда поднял самолет в воздух. Рядом с ним сидел сосредоточенный Кюхён, который неотрывно смотрел прямо перед собой и сосредоточил все свои духовные силы на поиске сигнала от собственного тела.

— Казнь должна была начаться, — прервал затянувшуюся тишину Чанмин. — Лишь бы только успеть… Если Хичоль вернется в свое логово прежде, чем мы доберемся до него, он там просто всех уничтожит.

— Да, такая вероятность есть, — грустно признал Кюхён. — Но ты о ней не думай. Думай о том, что скоро обнимешь Джеджуна и ребенка.

— Они пока только вместе обнимаются, — поправил его Чанмин, чувствуя, как при мысли об омеге теплеет на сердце.

— Нет, уже нет, — улыбнулся Кюхён. — Малыш родился раньше срока, но мы его выходили. Это омега. Джеджун назвал Алексом, как просила покойная Сильвия.

Чанмин отпустил штурвал и зажал рот рукой. На него нахлынуло сразу слишком много чувств. Хотелось не то засмеяться от счастья, не то разозлиться, что он в который раз узнал об изменениях в жизни Джеджуна последним. А может быть, хотелось закричать от ярости, поняв, какой большой была вероятность не успеть вовремя и потерять теперь уже двоих своих омег.

— А ребенок… на меня похож? — наконец смог выдавить что-то осмысленное Чанмин. — Или больше на Джешку?

— Идеальный вопрос, — осуждающе покачал головой Кюхён. — Понятия не имею. У меня же нет глаз.

— Ой, прости, Кю, — как-то не слишком виновато отозвался Чанмин. – Ну, ты тоже меня пойми. Голова кругом. Я стал отцом… У меня… по сути, дочка. А я ни сном, ни духом…

— Радуйся, что не присутствовал при родах, — посоветовал Кюхён. — А ведь это, как говорил Джеджун, сейчас модно. Извини за то, что напоминаю, но омеги немного странно размножаются.

— Ну… — Чанмин живо представил себе эту картину и криво улыбнулся. — Я же люблю его. Как-нибудь перенес бы это зрелище без инфаркта.

Тем временем настоящий Джеджун бегал по салону и коряво воспроизводил индийские танцы, пока его младший коллега тоскливо представлял себе увольнение из SM после окончания войны, а Минни чуть слышно всхлипывал и мысленно умолял герцога с майором выжить.

РЕЗИДЕНЦИЯ ХИЧОЛЯ

Хичоль покинул свой подземный дворец, чтобы мешать хорохорившемуся в центре Лондона Николасу. Как только он ушел, Хёкдже отправился к монаху. Тот был не один — играл в «дурака» с Джеджуном. Знаки на картах были выпуклыми, поэтому Кюхён на ощупь определял, что есть у него в распоряжении. Сначала такие манипуляции отнимали много времени, но теперь ему достаточно было один раз внимательно провести пальцами по поверхности карты, и игра шла довольно живо.

— Кажется, я выиграл, — сказал монах, побив короля Джеджуна и показав пустые ладони.

— Отлично, — с притворной досадой вздохнул омега, собирая все карты с покрывала: они играли, сидя на кровати. — Это уже третий раз подряд. Меня обыгрывает слепой воспитанник монастыря, которого я сам же и научил правилам.

— Азартные игры — мужское дело, — важно заметил Кюхён, подняв указательный палец.

— У нас на кону что-нибудь есть? — Джеджун стал тасовать карты. — Ничего. Какой же тогда азарт? Просто мне никогда не везло в играх. Какими бы они ни были. — Он положил колоду на покрывало, заправил пряди волос за уши и улыбнулся, вспомнив давнее прошлое. — Помню, в детстве, еще в начальной школе, наши омеги любили играть в семью. Раз в месяц мы разбирали себе альф из класса, которых потом представляли своими мужьями и отцами своих кукол. У альф, естественно, разрешения никто не спрашивал. — Джеджун с нежностью засмеялся: все, что касалось детей, теперь казалось ему особенно трогательным. Алексу ведь тоже предстоял долгий путь взросления. Только его ждали приглашения играть в «войнушку», а не в «дочки-матери». — Распределяли мы их с помощью жребия. Писали имена на бумажках, потом бумажки складывали в пакет и тянули. Но альф было на двоих меньше, чем омег, поэтому на двух листочках было написано: «Нет мужа». И что ты думаешь? В общей сложности альф распределяли всего раз десять, и за это время муж мне достался только однажды. Это был толстый и очень капризный ребенок, который плакал по любому поводу, а обидеть его могли даже худенькие, слабые омеги. Тогда-то я впервые и подумал, что с личной жизнью, наверное, у меня будут проблемы…

— И сам себя негативно настроил на много лет вперед, — вынес вердикт Кюхён. Джеджун открыл рот и втянул в легкие воздуха, чтобы выступить в свою защиту, но монах успел перебить его: — Вот не надо сваливать все на автора, которая писала плагиат на российскую мелодраму.

— Ну уж нет, — возразил омега, снова взяв в руки колоду, — я всю жизнь себя одного обвинял и ругал. Ни за что не откажусь от возможности привязаться к кому-то другому.

Дверь отворилась, и в комнату монаха без стука вошел Хёкдже. «Принц» жестом поманил Джеджуна к себе; омега послушно подошел, аккуратно убрав карты в ящик тумбочки.

— Тут сейчас гости будут, выйди, — попросил Хёкдже, взглянув на дверь. Затем он пристально посмотрел на монаха, который напрягся, как это всегда бывало, если заходил кто-то из вампиров. Он был очень слабым, болезненно бледным. Жить ему вряд ли оставалось долго. Николас, лишившись неожиданно полученных власти и авторитета, наверняка растерял бы всю нежность и сначала бы в бешенстве овладел своей игрушкой, а затем осушил до последней капли крови, желая хоть так снова почувствовать себя всесильным. Хёкдже было его по-настоящему жаль. Он не убивал брата, не сражался с отцом. Так же, как омега, монах числился в команде герцога лишь по факту и не заслуживал своей страшной участи. Но его Хёкдже не мог и не собирался защищать. Зато в его компетенции было сделать роскошный предсмертный подарок несчастному. И он снова открыл дверь, впуская гостя.

Настоящий Хичоль не знал, куда Хёкдже потащил его после ухода отца. Даже когда он оставил его у двери в комнату Кюхёна, айдол все еще не понимал, почему им разрешили встретиться где-то, помимо обеденного зала. Но, увидев монаха, артист просто не смог стоять на месте и подбежал к нему, садясь рядом и хватая за руки. Хичоль уже давно не пересекался с ним, и это жалкое зрелище поразило его в самое сердце. Правда, одновременно в этом присутствовало и нечто прекрасное. Монах был уже не человеком, а каким-то эфемерным существом, находящимся на тонкой границе миров живых и мертвых. Даже повязка на лице будто символизировала неспособность видеть все земное, то, от чего он постепенно удалялся. Хичоль хотел обнять его, но не решался это делать. При своей прописке в постели злодея он не мог позволить себе проявлять прежние чувства. Поэтому айдол просто гладил его пальцы и ладони, подыскивая какие-нибудь слова.