Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

Сольвай Сванхиль! В него ударил яркий столб луча, повсюду начали зажигаться огни — фонарики и мониторы девайсов, и даже живые свечи и факелы. Ошарашенная публика рукоплескала! Теперь стало понятно, что в зале была создана фальшсцена, где выступала разогревающая группа дублеров, одетых и загримированных под Мотыльков.

Совершив свой головокружительный облёт, белокурый мальчик в нелепом, вызывающем костюме с блестками, обнажающем его грудь почти до паха, приземлился на настоящей, похожей на шевелящего длинными щупальцами спрута сцене и, встав на одно колено, взялся руками за стойку микрофона. Касаясь его бархатным поцелуем, прошептал хрипловато, интимно, словно любовнику, на весь зал:

— О! Сколько народу сегодня пришло. И что, вы все правда волшебники? И умеете делать вот так? — Он щелкнул пальцами и зажег яркую звездочку Люмоса. Зал взорвался ликованием от такого нехитрого фокуса. Тогда мальчик поднялся и, повернувшись к зрителям голой спиной, развел руки. К рукавам его обтягивающего голубого трико были присоединены серебристые крылья, рассыпавшие радужные искры в пронзительном свете софитов, который внезапно залил еще мгновенье назад полутемную сцену.

Поттер подождал, пока находящийся в образе невзрачного, высокого, темнокожего рэпера в коричневой кожаной куртке Министр Бруствер отвернулся, и сотворил крупную лимонницу; что-то прошептав, послал бабочку прямо в руку доверительно разговаривающему с публикой Саю. Тот пару секунд непонимающе рассматривал превратившееся в записку насекомое, потом быстро прочитал корявые строчки и, откинув голову, громко засмеялся, медленно подошел к ударнику, что-то сказал, кивнул гитаристам — и по Мансениону потянулись волшебные нити красивой лирической мелодии. Баллада была такой пронзительно нежной, что из зала, зараженного неожиданным появлением первой вестницы, на сцену полетели, неспешно махая разноцветными крылышками, тысячи сотворенных зрителями-магами бабочек. Прочая публика посчитала это крутым трюком и вообще забилась в экстазе от восхищения. В Гарриной записке было: “Я здесь — рыжий во втором ряду. Мы с Брусом вас пасём”. Радость, близкая к восторгу, заполнила сердце Сольвая Сванхиля.

Бедный день — ты короче ночи.

Суета и бег, как мотор бормочет.

Только есть предел суматохе дел —

Так ты захотел, когда я хотел.

Я снимаю одежду и смываю душем

Яд забот, и на душе становится лучше.

Только кожа к коже, вот нам любовное ложе –

Без лжи, и возможно — на полу в прихожей...

Я хочу быть голым, просто быть собою:

Когда жарким сексом занимаются двое.

Не на пару ночей — для любви до гроба,

Только секс, не трах, когда нагие оба.

Ты просто Джон в постели, я просто — Том,

Может быть, я Джон, ты Мэри, я говорю не о том.

Давай снимай маску, снимай платье,

Не все люди любовники, но все сестры и братья.

А потом, когда кончишь, можешь в глаза глядеть.

Говорить, что любишь; если умеешь — петь.

Видишь, я рядом, такой как есть.

Я снимаю одежду, с ней притворство и спесь.

Не нужно покрова тайнам, натужной верности бремени,

Плевать нам с тобой на пространство и на завесы времени,

Мы можем не быть близко, но из любой точки –

Всегда есть связь, письма, и голых слов строчки…

Они говорят: «Любим! И это бессрочно».

Нет между нами грани, я знаю точно.

— Ты посмотри-посмотри, Гарри, какой разврат! — вывел Поттера из состояния эмоциональной невесомости жёсткий свистящий возглас Бруствера. — Так себя ведут, будто это в порядке вещей, а молодежь-то еще и аплодирует — бестолочи. Может, захлопнем коробочку одним махом, а? Что думаешь?

Гарри неопределённо пожал плечами и попытался незаметно послать сигнал своим — не вышло. Его волшебная палочка будто умерла. Странное, незнакомое ощущение озадачило и даже на несколько секунд напугало — за всю бытность магом Поттер никогда с такой острой реалистичностью не чувствовал, что держит в руке просто деревянную палку, а не магический инструмент, связанный со своим хозяином-магом. Невольно брошенный на замаскированного Министра панический взгляд, к счастью, был тем не замечен. Сосредоточившись, Поттер с ужасом понял, почему его палочка кажется мёртвой деревяшкой: из-за того, что лишилась чар Круга Братства, с недавнего времени соединявших её с палочками Тедди Люпина, Гермионы, Рона и самых доверенных ребят из личной команды Главного аврора. Выходит, Мансенион в котле, периметр абсолютно замкнут...

Это плохо, очень плохо. Бруствер его переиграл, как щенка, просто взял за шкирку и бросил в костёр — гори! Поттер-то собирался воевать, строил планы, а противник даже не думал принимать вызов на бой. Но с другой стороны, Гарри знал, что сейчас его парни во главе с Люпином, тоже почувствовавшие разрыв связи с шефом, аккуратно ломают защиту стадиона — магическую скорлупу, наложенную Бруствером; магия вуду или что-то похожее, неродное для британской земли, поэтому и плохо поддающееся аврорам.

Вот даже небо видно над головой, будто стадион вовсе без крыши, и сквозит ветром, выходы кажутся пустыми и свободными... Массовое магическое внушение? Очень мощное. Кингсли не боится морочить и магглов тоже, коих здесь гораздо больше, чем волшебников? И объективы многочисленных телекамер забивает своей картинкой? Не слишком ли это дерзко и нагло для Министра страны, столетиями ратующей за строжайшее соблюдение Статута? «Зачем он меня сюда приволок? Даже если нифига не готовится, никаких провокаций, пусть мои парни штурмуют», — подумал Гарри, попадая, однако, в такт колышущемуся человеческому морю, внимающему голосу его мальчика… еще не понимая до конца, что пришёл убивать того, кого любит...

Плескавшееся в голове недоумение накатило валом: зачем он тут — неужели прав Драко? Настроение резко изменилось, Поттер попробовал послать ещё несколько сигналов, мысленных тоже — впустую. Его никто из своих не слышал, не видел. А если и местонахождение Главы Аврората неизвестно? Ну не могут его ребята быть такими дураками, чтобы не сложить один и один.

Часть ограничений с волшебной палочки Поттеру удалось сбить, ломать возможные замки с палочек — этому он по секретной методике Отдела Тайн учился сам и учил подчинённых последний месяц. Вышло настроиться на магическую слежку за положением в пространстве Сольвая и других Мотыльков, Гарри «видел», как медленно, словно плотная паутина, вокруг Бруствера, кажущегося вполне беспечным, сплетается сеть заклятий, но вектор пока задан не был. Может, Кинг блефует? Четвертый взвод и Крециуса Лихтера, своего внедренного в боевой порядок Министра агента, Гарри так и не смог «поймать». Хреново.

Ещё его очень беспокоило отсутствие Тедди, тот, даже находись под Обороткой, непременно дал бы знать о себе…

*

Люпин тем временем вышагивал по клетке — толстые железные прутья, усиленные магией, оплетающей их едва заметным свечением, монолитный пол, — мерил её справа налево и слева направо пружинистыми волчьими шагами. И ругал себя. Так легко попасться! Но кто же знал? Идиотское, недостойное оправдание — он должен был предвидеть! Мортон пытался предупредить, гримасничал, когда вызывал его к высокому начальству. Перед кабинетом Бруствера в руку Люпина незнакомый маг просто вложил портключ — и он очутился в этой клетке, да ещё и в своём же логове (это уж Тедди явственно чувствовал). Его изолировали, сцапали как зверя! Что это значит? А то, что настал такой острый момент, когда его помощь Поттеру будет Кингу костью в горле! Что делать?! Тедди нервничал и плохо соображал. Однако выход найти должен был — не будь он оборотнем Люпином! — и нашёл. Посылать даже примитивные, но понятные мыслеобразы в Азкабан невозможно, но только не для волка-мага — его близкому собрату, члену стаи и подопечному. Гай Долгопупс, сразу увидев и поняв Люпина, сосредоточился — и через пару минут его мать знала, где нужно искать и как сподручнее освободить заточённого в подвале собственного дома Теодора. Ещё через три минуты из камина прямо перед носом едва не лишившейся дара речи Андромеды вышли Невилл и Луна Долгопупсы: