Кровь у всех красная (СИ)

— И все-таки ты не изменился, — улыбнулся Сенджу уже не через силу. — Помнишь, тогда, у реки?

— Ага. А ты по-прежнему слишком легко расстраиваешься.

— Эй! — Хаширама вскинулся. — И ничего я не расстроен!

Тобирама подпер голову ладонью:

— Они сейчас такие, что мне даже не хочется портить момент.

— А есть чем? — поинтересовался Изуна, жуя бутербродик.

— Сказать гадость большого таланта не нужно, — поделился Сенджу, отпивая глоток чая.

— А, ну, я имел в виду, что тебе есть что сказать осмысленное…

— Сегодня был заговор и попытка убить главу клана, — закатил глаза Тобирама. — Может, конечно, биджу на огонек заглянуть, но отбирать у голодных шиноби бутерброды не рискуют даже биджу.

— Хм… А если они сами голодные?

— Ты бы рискнул? — Сенджу кивнул в сторону Мадары с Хаширамой.

— Ага, — Изуна грустно посмотрел на последний кусочек. — А ещё есть?

— Ну, биджу такими умильными не бывают, так что с ними не поделятся… Ани-чан, у тебя еще что-нибудь есть?

— Только пищевые пилюли, но это не еда, — развел руками Хаширама.

— Жаль, — грустно вздохнул младший Учиха. — А меня кто обнимет?

— А если я добуду ещё еды, что мне будет? — вдруг хитро прищурился Тобирама.

— Я не стану стирать метку твоего Хирайшина рядом с холодильником? — невинно предположил Хаширама.

— Лучше спроси, что будет, если ты не добудешь еды, — вздохнул Изуна.

— А всё-таки? — Тобирама наклонил голову набок и лукаво улыбнулся.

— А чего ты хочешь?

— Чего-нибудь, — улыбка медленно переросла в ухмылку.

— Ну ладно. Чего-нибудь да будет.

Тобирама сложил печати, убывая с тихим хлопком. Хаширама обеспокоенно нахмурился:

— Это же будет что-нибудь хорошее, а не хитровыкрученное гендзюцу?

— Смотря сколько еды он принесёт, — пожал плечами Изуна и задумчиво добавил: — Сытый я обычно добродушный.

Сенджу задумчиво посмотрел на Мадару, решил, что аппетит Изуны вряд ли будет намного больше, а старшего Учиху отото уже успел оценить. И расслабился, плюнув на все несделанные дела.

Всё равно искать его сейчас никто не решится.

Мадара начал неторопливо наглаживать жуткого жутика Сенджу. Просто так. Потому что захотелось. И потому что можно.

Потому что нужно.

А политикой можно заняться и потом.

Хаширама прикрыл глаза, подставляясь под уверенные ладони. Было хорошо, спокойно, и даже саднящее чувство в груди затихло. Сенджу прижался к Мадаре чуть плотнее, открыл глаза:

— Изуна-кун, иди к нам.

Тот послушно придвинулся, обнимая брата со спины.

— И без меня! — возмутился вернувшийся Тобирама. — Вот сейчас все обратно унесу! И съем в одну харю!

— Хаширама… Чего он у тебя такой недолюбленный? — обвиняюще спросил Изуна. — Из него же говно лезет, чуть тронь!

— А ты сам попробуй подойти и обнять, — насупился Хаши.

— Пробовал уже, — погрустнел Учиха, отстраняясь. — Еда?

— Еда, — выставлять какие-то условия Тобирама не рискнул, опасаясь, что теперь, когда вкусняшки в прямом доступе, его просто сметут.

Изуна потянулся к весьма знакомой еде. Затем всё же не удержался, пересел и попытался втиснуться в обнимашки. Хаширама улыбнулся, чуть подвинулся, давая место, и протянул руку брату:

— Ну же, отото.

Тобирама дернул уголком губ, колеблясь.

— Ты же сам только что возмутился, что мы обнимаемся без тебя. Идём к нам.

— Мимими? — состроил бровки домиком Изуна.

Тобирама сделал максимально незаинтересованное лицо и притиснулся к тесному клубку с другого бока. Толкаться с Изуной ему совсем не хотелось, и вообще не оставляло ощущение, что этот Учиха всеми тут нагло манипулирует.

Но, как ни странно, именно он потянулся его первым обнимать. Сенджу коротко глянул исподлобья, но очередного потока воды не устроил. Только немного неуверенно, но все же обнял в ответ.

— Ну, хоть с третьей попытки… — проворчал Изуна, прикрывая глаза.

========== Часть 12 ==========

Поселение Учих было странно, настороженно тихим. Мадара вздохнул, почесался. Пошел выискивать провинившихся. С наказанием Хаширамы он вряд ли сможет соревноваться, даже если нанизает предателей на кол и будет живьём прожаривать на медленном огне. С другой стороны, роль милого и милосердного ему тоже нравилась, хотя и была вот так внезапна.

— Эй, ты! За мной! — скомандовал он дожидающемуся его предателю. — Наказывать буду.

Также он зашёл к той милой леди, что пыталась его отравить, и к тому неудачнику, который случайно их чуть не застрелил. Привел их в зал совещаний. Выдал бумагу. И заставил писать сочинение на тему: «Почему я решил убить Мадару-сама».

Если у заложника по крайней мере было что записать — ну, на основе же чего-то они с Сенджу законтачили, — то вот невезучая отравительница вздыхала, ёрзала, грызла кисточки и всячески страдала. Стрелок же и вовсе вырисовал всего несколько иероглифов, после чего с низким поклоном вручил свиток Мадаре.

Вариант «я не хотел убить Мадару-саму» Учиха забраковал. Чуть усовершенствованное «Я не хотел убить Мадару-саму, оно само» его тоже не устроило. Неудачливый стрелок вздохнул и попытался в третий раз. Тобирама не выдержал, заглянул через плечо. Прыснул. Ну в самом деле, каллиграфически выведенное «Я нечаянно» рядом с двумя лихо перечеркнутыми строчками смотрелось так… По-детски.

— Котичка просто. Хочешь, помогу составить нормальный текст?

— Ну-ну… Я бы посмотрел, как ты это обыграешь, — хмыкнул Мадара, смеривая тяжёлым усталым взглядом двух оставшихся.

Девица попыхтела, вывела «Врагов надо убивать» и с поклоном вручила главе клана.

— Надо, кто спорит, — покачал головой он. — Ну, теперь трудись над сочинением «Как определить, кто враг, а кто — нет». Если скажешь «Всё, что не Учиха — враг», пойдёшь убивать всех свиней, гусей, рыб, бабочек и мух в радиусе ста метров. Да, и бабушку свою не забудь, она ведь не Учиха…

Девушка вспыхнула, поклонилась, отошла. Бабуля у неё и вправду была бесклановой. Новая кровь, удачно легшая на геном, делала её отличной невестой… Но мозг это заменить не смогло.

Тобирама же тем временем от души развлекался. На него снизошло вдохновение, и поэтому объяснительная для Мадары ваялась сразу в двух вариантах — сухим казённым языком и высоким поэтическим стилем. Причем в первой Сенджу заставил излагать все мелочи, произошедшие до злополучного выстрела, начиная от того, что Учиха ел на завтрак, и заканчивая тем, что он подумал, когда порезал палец о слишком туго натянутую тетиву. К моменту, когда Тобирама аналитически вывел момент воздействия на сознание парня неизвестного гендзюцу, подопытный уже тихо мечтал его придушить.

Мадара смотрел на это снисходительно и всё ждал, когда же парень воскликнет: «Ой, бля! На мне же было гендзюцу!» — но, видимо, мечтать о смерти Сенджу было проще, чем думать головой.

И только предатель писал важно, долго, основательно, спеша запечатлеть все свои мысли перед смертью. На его писанину Мадара посмотрел, но ничего корректировать не просил. Пациент использовал столько приемов демагогии, чтобы обелить себя, что становилось ясно, как такое вообще пришло ему в голову… Малец был специалистом сам себя дурить.

После того, как всё было готово, Мадара созвал всех на главную площадь и с удовольствием прочитал сочинения, комментируя их. Кто-то из толпы таки догадался, что неловкий стрелок был под чужим влиянием, и его с миром отпустили на усиленные тренировки и проверки. Вторым шла объяснительная предателя, вызвавшая большой ажиотаж и поначалу даже одобрение. Но Мадара разгромил все аргументы в пух и прах, закончив фразой:

— Можно сколько угодно рассуждать об оскорблении и чести. Это всего лишь слова. Это всего лишь чувства. А люди — наши соклановцы, наша семья — умирают не у нас в головах, а в реальности. И реальность — это единственное, с чем стоит считаться.

Тобирама вздохнул, борясь с желанием умиленно подпереть подбородок ладонями. Ему как исследователю концепция «реальность — мерило истины» была гораздо ближе и понятней всякой мутотени, которой так часто оправдывали собственное невежество. Хоть тех же Учих взять — ну, кто из них толком изучал механизм работы шарингана? Вывели несколько ключевых моментов и теперь суют в очерченные рамки всех. А тех, кто впихиваться не хочет, ещё и утаптывают сверху.