Кровь у всех красная (СИ)

И как тут губы оторвать, как прекратить ласкать внезапно открывшегося — не словами, движениями, мимикой — Сенджу?.. Как прекратить выцеловывать, отодвигая одежду, внимательно следя за откликом? Неожиданно оказалось, что у Тобирамы очень чувствительная внутренняя сторона запястья. Мадара припомнил, что наручей тот никогда не носил, в отличие от брата, и даже рукава всегда были укороченные. Поцелуи в эту область вызывали невольные охи… А если прижаться губами? Чуть лизнуть? Облизать? Стон с губ Сенджу сорвался тихий, хрипловатый… Сладкий. Словно и впрямь осел на языке лёгким привкусом. Тобирама сглотнул, потянул Мадару на себя за прядь волос. Зрачки у Сенджу пульсировали, словно под действием какого-то наркотика.

Медленно, сладко, нежно, тягуче… Словно продолжением массажа, продолжением доверительного разговора, который перешел с обычных слов на язык тела… А им, как оказалось, можно сказать не меньше.

***

— Знаешь, ты такой красивый сейчас, — внезапно заявил Изуна, уже минут пять внимательно наблюдающий за Хаширамой.

Они были в его кабинете посреди необычной тишины селения. Даже птицы за окном старались чирикать потише, почти шёпотом.

— М? — удивился Сенджу, поднимая взгляд. — Именно сейчас?

— Ага, — согласился Учиха, перебирая ногами в воздухе. — Эмоциональная вспышка вынесла всё поверхностное, будничное, и сейчас выглядывает что-то внутреннее, настоящее… Действительно великое.

Сенджу смутился. С возрастом он стал немного менее эмоциональным, чем в детстве, но именно что немного. И от привычки реагировать на все полно и искренне так и не избавился. Впрочем, недавняя вспышка и впрямь оказалась слишком сильна по накалу, поэтому смущение пропало, как рябь с воды, когда утихает ветер.

— Шиноби-но-ками? — задумчиво и чуть печально.

— Размечтался, — фыркнул Изуна. — Так, очень мудрый парень с большими кулаками.

Хаширама непроизвольно прыснул.

— Спасибо. Не хочешь погулять?

— Хочу, — Учиха слез с подоконника и прижался к плечу. — По пустынным улочкам или всё же где-то повеселее?

— Можем сходить в какой-нибудь городок, — предложил Хаширама. — Или покажу тебе Лес Смерти изнутри.

— Ну… Лес Смерти, конечно, интересный объект, но вряд ли там продают сладости. Пойдём в городок. Если ты не слишком устал.

Сенджу коротко качнул головой:

— Не физически и не настолько. Значит, сладости… А что ты вообще любишь?

— Ну… Сладости. Интересные фактуры, ткани, меха… Помню, как-то в детстве завалил медведя и начал его гладить. Малину нарушил Мадара фразой: «Изуна, отъебись от бедного медведя!» Безделушки люблю разные. Красивости. Интересные и необычные вещи. Музыку. Цветы…

Хаширама выдохнул с отчетливым восхищением. Не потому, что Учиха мог завалить медведя или откровенно рассказал о том, что ему нравится. Просто… У шиноби обычно сложно с маленькими радостями жизни. Даже если что-то действительно могло порадовать, всё отравлялось вечной подозрительностью. Или какими-нибудь глупостями о том, что шиноби невместно. Ладно ещё сильно пахнущие составы, но почему невместно то же мороженое, Хаширама в упор не понимал. А ведь были такие оригиналы, да…

Изуна же перечислял простые вещи так, что перед глазами сама собой рисовалась картина, как он что-то заинтересованно трогает, не удержавшись, прижимается щекой, крутит в руках интересную безделушку… Подпрыгивает на месте от радостного нетерпения.

— Цветы, значит? — Хаширама улыбнулся, небрежно вырастил цветущую веточку прямо из стены. Отломил, заложил Изуне за ухо. — Кажется, знаю, что тебе понравится… Но покажу после города тогда.

— Эй! Сюрпризы в первую очередь! — возмутился Изуна, чуть мотая головой, от чего веточка очень гармонично вплелась в причёску. — А то я ведь красотами города наслаждаться не смогу, весь такой нетерпеливый!

Сенджу улыбнулся — уже привычно ярко, так, что глаза заискрились янтарными искорками. И вдруг зацокал языком, переходя по тональностям. Вложенная в звук чакра заставляла вроде бы негромкое цоканье разнестись на весь поселок, и наверняка в окрестном лесу тоже было слышно.

Спустя пару минут за окном послышалось ответное цвирканье, и в кабинет заскочила крупная белка. Подоконник, стол, плечо Хаширамы. Требовательный взгляд. Сенджу тихо рассмеялся и протянул зверюшке горсть орехов, которые хранились у него в одном из ящиков стола.

— Они не ручные, но погладить дадутся.

Изуна ахнул, тут же потянулся за орешками, приманивая белочку. Та настороженно на него посмотрела. Взглянула на Хашираму. Подбежала, схватила орешек. Настороженно посмотрела. Решила остаться. Изуна разулыбался умилённо и погладил очаровашку с кисточками на ушках. Тёплый мех под руками, чуть вздрагивающий от биения маленького сердца… Просто чудо.

— Хаширама-а-а… Признавайся, кто у тебя ещё в Лесу Смерти живёт. И кого из них можно погладить, — проговорил Учиха, как загипнотизированный. — Но в город надо зайти всё же, пустить слухи о фестивале, пусть зайдут купцы с товарами…

— Таких безобидных немного, но погладить можно всех. Если со мной пойдёшь, — хитро прищурился Сенджу. — Но интересных фактур много.

— Пойду-у-у… А они меня не скушают?

— Я же говорю — если со мной пойдёшь, то не тронут. И убегать не станут. Они знают, что я не обижу.

— Кру-у-уто, — протянул Изуна, не отрывая взгляда от белочки. — Пойдём?..

Хаширама улыбнулся, снова зацокал языком. В ответ донеслось вопросительное цвирканье, а потом целая щелкающая трель. Сенджу отозвался цоканьем откровенно весёлой тональности и пересадил красавицу на плечо Изуне.

— С тебя семечки и жареная курица за совместную прогулку, — сообщил он.

— А? А кому платить? — удивился Изуна. Вряд ли Хаширама нуждался в жаренной курице.

— Вот ей, — рассмеялся Сенджу. — Белки всеядные, они и рыбу уважают, и мясо с косточек обгрызть не откажутся. Но вот семечек и жареной курицы у них в лесу не водится.

— Ты что, с ними реально говоришь? — поразился Учиха. — А о чём? Философские беседы поддерживает или разговор в основном о еде?

— Не сказал бы, что это именно разговор… Скорее, что-то вроде эмпатии. Обмен образами. А так они любопытные, им нравится всё необычное. Помнится, когда-то они мне так волосы запутали, что Тобирама два часа расчесать пытался. Но могут показать что-то с их точки зрения страшное или интересное.

Изуна подозрительно на него посмотрел и пошёл на кухню, собирать аборигенам дань. Любопытные и нравится всё необычное, угу. Хаширама же не намекает, что он на белочку похож?!

На кухне уже обнаружились ещё три пушистых красавицы, чинно сидящих на столе и поблескивающих глазками. Хаширама, который о прибытии «подкрепления» догадывался, тоже подошел — посмотреть на реакцию.

Изуна протянул каждой пальчик на обнюхивание, погладил аккуратно, стараясь не затискать таких прелестниц, и начал грабить холодильник. Тот уже заметно прохудился: сначала он, потом Тобирама, теперь снова вот он грабит… Но до пустоты было ещё далеко. И курица там была. Без одной ножки, не жареная, а печёная, но Учиха решил, что живущим в лесу это не принципиально.

— Греть надо или так схомя… сбелочат?

— С хрустом и чавканьем, — подтвердил Хаширама. — Можешь ещё яблочко добавить.

Изуна с сомнением выложил дань на стол, добавил яблоко. Как-то ситуация была немного… Странной. Белки довольно цокнули, моментально расхватали продукты — семечки были то ли съедены, то ли попрятаны в защёчные мешочки — и рыжими молниями ускакали обратно в лес. Кроме той, которая сидела на плече у Изуны.

Учиха открыл рот. Закрыл рот. Подумал. Наконец сказал:

— Хаширама… У тебя что, под подданством два селения?

— Э? — не понял Сенджу.

— Лес же. Там вполне себе организованный социум.

— Хм. Я бы не сказал, что у них именно подданство. Скорее, я для них просто не чужак, а такая же часть леса, как они сами. Но ты прав, по сообразительности многие из них фору людям дадут.

— То есть они друг друга не жрут в этом Лесу?