Morden zaertlich (Убить ласково) (СИ)

«Охрани его от бед и напастей, направь на путь истины, Господи. Пусть возродится в нем человек…»

Рука наткнулась на что-то обжигающе-холодное. Я отдернул ее. По пальцам как будто пробежал заряд тока, я вздрогнул и передернулся от сжавшего на мгновение тело холодка.

Приподнимая вещи, я уже знал, что там увижу. Черная сталь хищно блестела со дна. Их было два. Пистолеты. Носители смерти. Мне на секунду показалось, металл усмехнулся.

«Здравствуй, Томас».

Что это? Кто? Я что, с ума сошел?

«Глупыш. Человечишка».

Вы? Пистолеты?! Господи…

«Они самые. Не зови Бога, у него другая жизнь».

Носители смерти рассуждают о жизни? Вы - самое низкое порождение порока.

«Ха! Что ты знаешь о жизни, которую ни разу и не отнял, мальчишка? Низость - это ты, а Сталь - выше всего».

Я не отнял ее ни разу и не покусился это сделать. Не вы дали жизнь, не вам и отнимать. А есть нечто повыше стали и суда.

«Бог? Глупый слабый человечишка. Бог высоко, а мы – здесь».

Вы никто без людей. Никто…

«Ты идеалист. А такие долго не живут. Я сама подарю тебе избавление от никчемности жизни».

«Ложь, ты не должна позволять себе разговор с человеком».

«Билл в тебя вложил слишком много справедливости, Правда».

«Пусть так, но пока он сам не захочет, мы не можем убить его».

«Убить да, но разве я не могу открыть мальчишке глаза?»

«Можешь. Но не нужно сейчас».

«Хорошо. Ты не знаешь Билла, малыш. Из тьмы не возвращаются».

Возвращаются. Еще как…

Меня всего трясло, спина покрылась липким потом. Я слышал пистолеты. Я говорил с ними. Сходил ли я с ума? Нет. Нет. Нет.

«Билл, я вытащу тебя, я помогу…»

========== Глава 17 ==========

POV Билл

«Как-то странно преодолевать расстояния с одной и той же мыслью: куда деть жизнь.

Я шел по улице, одной из наиболее окраинных берлинских улиц, опасных и темноватых ранним вечером. Я пробродил по городу полдня, пытаясь понять, что есть теперь моя жизнь. К какому-то смутному выводу я пришел, но пока не уловил его.

Сейчас я чувствовал себя очень одиноким. Потому что со мной не было Правды и Лжи. Но я все равно пришел сюда, к такой родной мне стихии бедноты окраин.

Что я искал?

Чего я хотел?

Где мне быть?

Как мне быть?

Я не задумывался над этим, живя одной мыслью: месть. А что дальше?

Том…

- Держи его!

- Вы что, совсем сдурели?! Отпустите!

- Не рыпайся, рассыплешься, дедуля! Смотри по карманам!

- Да как вы смеете! Вы кто такие?!

- Какая тебе разница? Молчи давай!

Молнией пронесся в голове вопрос: «А зачем?» Только ноги почему-то сами понесли меня к месту, откуда доносились крики. Из темноты переулка выплыла знакомая картина: двое худых парней самого уличного вида грабили благообразного старичка. Один держал, другой пытался нашарить что-то.

- Эй! – «И чего я в это ввязываюсь?»

Я ведь сам занимался грабежом. Но не таким, не таким…

Оба испуганно оглянулись на меня. Но продолжили.

- Девочка, вали отсюда, если жить еще хочешь, - лениво протянул один, продолжая держать бьющегося старичка.

Девочка? Как мило с их стороны. Ай-ай, как нехорошо так ошибаться.

Какая-то доля секунды, и нож оказался на горле у обыскивающего мальчишки.

- Так что ты там посоветовал мне сделать, парень? – прошептал я ему на ухо, чуть задевая лезвием кожу шеи, пустив маленькую струйку крови.

В глазах второго застыл такой откровенный испуг, что я вновь почувствовал себя высшим.

- А теперь, если вам так хочется оставить свои органы целыми, берите их в охапку и проваливайте, - нежно сообщил я им.

Отпустив руки, я смотрел в глаза второму…

Улица вдруг наполнилась странным туманом, изображение расплылось. Я почувствовал, как мои губы шевелились, но я ничего не услышал.

«Нельзя, это же равносильно самому себя убить этим же ножом!»

Я встряхнул головой и увидел действительность.

В глазах обоих мальчишек стоял неподдельный ужас, какого не вызовет обыкновенный нож даже в руках профессионала.

Чувствуя, что того и гляди свалюсь, я сказал одними губами:

- Вон отсюда, - секунда и удаляющийся топот ног.

Я привалился к стенке и глубоко вдохнул родной запах чужих улиц. Кажется, запах нищеты везде одинаков. Однако он разный для каждого. Иногда он напоминает аромат свободы, стихии, как моряку океана. А иногда он веет кладбищем для живых людей. Гниением заживо в таких местах и условиях.

- Молодой человек, с вами все хорошо? - дребезжащий старческий голос раздался справа от меня.

Я поднял глаза. Это был тот самый старичок, которого я спас. Надо же… я кого-то спас. Киллер спас человека. Смешно.

В голубых выцветших глазах сквозило искреннее беспокойство. На нем был одет чистенький пиджачок, седые волосы были аккуратно причесаны. Возраст перевалил отметку «Пенсия» пару лет назад.

- Ничего, спасибо. Впору бы мне о вас беспокоиться, а не наоборот, - усмехнулся я.

- Да я-то старый, много мне не сделается. А уж если сделается, так видать час пришел, - улыбнулся тот. Улыбка у него была странная. Кого-то она мне напомнила.

- За что они вас? - глупый вопрос. Сам знал ответ.

Старик отмахнулся.

- Известно что - деньги. У нас тут, видишь, место такое. Я обычно не высовываюсь, а тут ну вот надо было мне масла купить, тесто бы скисло для пирога. Уже весь почти сделал, да про масло вспомнил, - досадливо вздохнул тот, - Жалко же…

Я стоял и улыбался. Более нелепого случая видеть не приходилось. И чему? Я так редко улыбался искренне, а тут…

- Тебя хоть как зовут-то? – прищурился он.

- Вильгельм, Билл.

- А я герр Мюллер, приятно познакомиться, - он протянул мне сухощавую руку.

- Мне тоже,- совершенно искренне сообщил я.

- Знаешь, Билл, в наше время нельзя так запросто доверять незнакомцам, но уж больно ты… Пошли ко мне в гости? Я тебя пирогом угощу.

- Герр Мюллер, я…

- Да ладно тебе, я же просто так! Пошли.

Я не мог отказать в совершенно искреннем приглашении. От старика исходило так много тепла и добродушия, честности, что я чувствовал себя рядом с кем-то очень родным. И мне стыдно было признаться себе…

Но я скучал по папе.

***

Герр Мюллер жил недалеко от злосчастного переулка, в обычном домике. Тут было очень уютно, как когда-то в нашем, гамбургском, пока папа не женился.

Слушая разговорчивого дедушку, который поведывал о разных байках из своей жизни, я заедал лучик вкусным пирогом, приготовленным самим хозяином.

- А где ваша жена? – спросил я.

Он погрустнел.

- Умерла четыре года назад. Когда сын пропал.

- Сын? А что с ним было?

- Длинная история, парень.

- Я буду рад послушать.

- Что ж, дело твое… - протянул он, кряхтя и усаживаясь на кресло, - Когда-то давно, будучи почти таким как ты, он ушел.

В моем горле застрял комок. Старик продолжал.

- Мы с моей женой работали, стараясь дать ему все, что могли, но забыли о главном. Виделись только по вечерам, уставали. Мы даже не знали, что он скрывает от нас, как его бьют в школе.

Комок в горле резко увеличился.

- И тогда он оставил записку и пропал. Написал, что очень нас любит, но здесь больше не может. Что попробует найти себя в другом месте. Бедная моя Ханна… Она долго плакала, он ведь даже не знал настоящей жизни. Мы надеялись, что когда-нибудь мы узнаем о нем что-то хорошее. Так прошло два года. И она не выдержала, уж больно тосковала. Четыре года прошло, а письма все также не приходило. Стало быть, надо было похоронить с Богом, но… разве могли мы? Мы продолжали надеяться на то, что он где-то счастливо жил… пусть даже забыв о нас.

Взгляд его уперся в стол под пестрой клеенкой. Рука, чуть дрожа, держала чашку.

- Герр Мюллер, а я ведь когда-то тоже ушел из дома, - прошептал я.

- Вернулся? - с надеждой посмотрел он мне в глаза.

- Конечно, - тяжело далась мне эта ложь. Но я не мог по-другому.