Morden zaertlich (Убить ласково) (СИ)

- И как там?

- Я был рад снова увидеть папу. Мы больше не ругались, я помогаю ему во всем. И… мама… Она так похудела, но счастлива. И брат… - я не мог больше.

Я глотал комок в горле от собственной лжи или несбыточной мечты. Так никогда не будет. Красивая сказка. Такие рассказывал нам перед сном Зиг.

- Не бросай их никогда, Билл. Никогда. Они не смогут без тебя. Все, что у них есть - это ты.

Не в силах ничего ответить на его чистые, светлые слова, я кивнул. Этот свет, как кислота, разъедал мою душу.

Я не мог жить с этим светом бок о бок.

***

Еще полчаса прошли в этом теплом месте. Но у дверей, провожая меня, герр Мюллер сказал:

- Билл, ты не мог бы выполнить одну мою небольшую просьбу?

- Конечно, - я улыбнулся.

- Никогда больше не говори того, что ты сказал тем грабителям.

А что я сказал? Эти фразы ровно ничего не значили. Если только не… Но ведь я не слышал этих слов.

- Не буду. До свидания, - я сделал шаг от дверей.

- До встречи, мальчик!

Я шел, не оборачиваясь. Но почему-то знал, что он провожал меня взглядом. По дряблой старческой щеке бежала слеза.

***

Я шел спокойно, словно бы чувствуя внутри свет. Я знал, что делать.

«Как ты мог, Билл?»

«Я всего лишь помог человеку».

«Ты доверил ему себя. Ты душу ему открыл! Ты причинил себе боль сознательно – как какой-то слабый человек!»

«Нет, мне тепло».

«Глупый, это всего лишь пара мгновений! Тебе известно, что бывает потом!»

«Потом. Вот что».

«Ты сам себе веришь? Я - это ты. Твой внутренний голос. И знаешь, что ты сказал тем людям?»

Я встал как вкопанный.

«Кто ты?! Я ничего им не говорил! Это был ты!»

«Билл, прекрати быть человеком… Я - это ты. Твоя защита, твой разум, твой друг. Поэтому это был ты, больше некому».

«Что ты сказал?»

«Всего лишь то, что они заслуживали».

«Что?!»

«Я сказал: Есть жизнь. Ее отбирает сталь. Сталью движет приговор. Но за всем этим стоит Судья. Это я».

«Ты - Судья?»

«Нет, Билл… Ты - Судья».

***

Одиннадцать часов. Я зашел в комнату. Странно, но ты не спал. Читал какую-то книгу. Я посмотрел на обложку: «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда.

- Здравствуй, - тихо сказал я, скидывая плащ.

Ты оторвался от книги и удивленно посмотрел на меня.

- Ты так неслышно вошел… Привет.

- Нравится книга?

- Очень. Мне фрау Нойманн дала. Она очень хорошая.

- Познакомились? - совершенно безразлично поинтересовался я.

- Да. Она мне рассказала кое-что. Еще я позвонил маме, просил не беспокоиться.

- И?

- Ну, она все поняла.

- Так просто?

- Она же мама.

- Прости, я не знаю, что это такое.

- Как? - в твоих глазах появились искреннее удивление и жалость.

Черт бы побрал все это!

- Так. Мои родители развелись в раннем детстве, и я уехал с папой в Гамбург.

- А у меня нет отца. Хотя есть отчим. Ты не спрашивал о ней у папы?

- Спрашивал. Говорил, что не хочет ничего рассказывать. А что твой отчим?

Судьба помечала нас одинаково. Я говорил это. Но все-таки - по-разному.

- Гордон очень хороший человек. Он помог нам, обеспечил. Всегда поддерживал меня. А ты жил только с отцом?

- Нет. Сначала да, но потом он женился на Элене и усыновил Джека.

- И как они? Мачеха, наверное, не очень хорошая?

- Элена неплохая женщина.

- Значит, Джек. А где он?

Я усмехнулся. Все же иногда…

- В вашем морге. Последний труп из этой пятерки.

Ты побледнел. Я неожиданно подметил собственное удовлетворение.

- Так он был…

- Да, одним из тех, кто сделал меня киллером.

Ты молча пододвинулся ко мне.

- Билл… А… расскажи о своих пистолетах.

Такого вопроса я не ожидал. Что-то определенно случилось. Но видимо, пришла пора.

- Ты знаешь, как я их приобрел?

- Да, видел.

- Сначала они были просто кусками пугающего железа в моих руках. Чего я только не делал, чтобы понять их природу. Я рассматривал их часами, разговаривал с ними.

А однажды на меня навалилась куча пьяных парней. Тогда я достал пистолеты и замахал ими направо и налево. Я был напуган. Ясное дело, они испугались сначала. Но, увидев, в какой я истерике, поняли, что стрелять я не смогу. Я пальнул вверх. Это не возымело впечатления. Показуха, ясно. Мне опять пришлось испытать ужасный страх, прежде чем я решился пальнуть в первого, который был буквально в метре от меня и руки тянул. Тогда я попал в ногу. Когда шок прошел, я понял, что улица пуста.

После этого случая я полюбил их, ведь они защищали меня. Тот, которым я пальнул вверх, назвал Ложью, а второй - Правдой. Они помогают. Жаль, что не живые…

- Нет, не жаль.

Я внимательнее посмотрел на тебя. Ты стал еще бледнее, чем раньше. Что вызвало в тебе эту бледность?

- Что-что?

Ты встряхнулся, смотря на меня.

- Да нет, ничего. Что-то спать хочется… да и время позднее, - ты демонстративно зевнул, - Давай я на полу посплю? А то ты совсем…

- Нет, Том. Надо еще посмотреть твою рану. Если ты простынешь, будет только хуже. А я привык.

Ты укоризненно посмотрел на меня. Еще бы! Но покорно лег на спину и снял футболку.

Моему взгляду вновь предстал твой торс. Внутри пробежали легкие огоньки воспоминаний о странном утре.

Странно, но рана почти не кровоточила, лишь чуть-чуть. Ты пролежал весь день, но этого недостаточно для заживания. Словно магия какая-то…

- Все хорошо. И повязка чистая, - моя рука чуть-чуть сползла с бинта и коснулась твоей кожи. Но я тихонько убрал ее.

- Не надо, - ты сжал ее и поднес к губам. Пальцы вздрогнули от теплого прикосновения. Горячий влажный язык коснулся кожи.

- Зачем? Не будь тем, кто ты не есть, - прошептал я.

- Я такой, каким сделал меня ты. И пусть потребовалось время, чтобы это понять.

- Я хочу сделать тебе подарок, - прошептал я тебе на ушко, чуть закусывая мочку и лаская шею.

- Какой? - ты тихонько стянул одежду и обжег дыханием мое плечо.

- У меня нет ничего, Том. Только я сам.

Снова поцелуй. Только на этот раз он был сознательным, нежным, сводящим с ума. Я готов был жить только одним поцелуем, только одним сплетением языков, мыслей и тел. Когда еще повторится этот момент?

Мы менялись местами, ролями. Ты ласкал меня, как этого не делал никто. Время остановилось, даря нам мгновение сумасшествия.

И когда я горел, когда уже не в состоянии был жить иначе, чем так, когда стало все равно, что будет потом, я прошептал одну фразу.

- Я дарю тебе себя, бери.

Я уже давно был весь твой, в твоей власти. Ты входил медленно, проникая глубоко, боясь сделать больно.

- Сильнее…

И ритм нарастал, я выгибался как горящая в огне гибкая молодая ветка. Перед моими глазами был только ты, только твое лицо, и я… я не смел быть рядом.

Секунда – движение – вскрик – мгновение – вечность.

***

- Зачем тебе это, Билл?

- Кто ты? – я безуспешно всмотрелся в темноту. Никого не было.

- Ты.

Я увидел себя и отшатнулся. Словно мой двойник – крошечные детали на лице, в одежде. Отражение, переставшее следовать оригиналу.

- Зачем ты пришел?

- Как зачем? Ты сам позвал меня.

- Я не звал.

- Неужели?

- Нет.

- Ошибаешься. Ты даже не осознаешь, насколько я тебе нужен.

- Ты? Мне не нужен никто, кроме меня самого.

- Как благородно! Посмотри на это!

Передо мной оказался спящий Том. Он был красив – нет, прекрасен.

- Не правда ли, он тебе нужен, Билл? Кого ты обманываешь? Из обломков души не могло возродиться ребенка, как не могла в пустыне вырасти лилия. И вырос я. Ты сам меня вырастил. И сейчас ты пытаешься предать нашу дружбу.

- Я не предавал тебя, никогда.

- Ты предаешь. Уже сейчас. Я ведь не хочу тебе зла. Я только хочу, чтобы не было боли. А ведь она будет, неизбежно.

- Уйди, - попросил я.

- От кого ты бежишь? От истины? От дружбы?