Morden zaertlich (Убить ласково) (СИ)

- Перестань.

- Почему? Лояльность не в нашем стиле!

- Посмотри на него. Что ты видишь?

- Слабака, труса, человека. Достаточно.

- В некотором смысле. Не забывай о его природе.

- Ты слишком справедлива и лояльна! Он не заслужил!

- Неправда.

- Не любишь мое имя? Давай, скажи его!

- Ложь!

- Мы - не из тех, кто прощает отказ и предательство. Мы - это то, что дается на всю жизнь.

- Да. Но его жизнь стоит дорого. А ты и так нарушила правила, заговорив с Томасом.

- Ну и что? Я пыталась оградить Билла.

- Однако ты позволила себе это. И я сказала: жизнь.

- Не заслужил!

- Может быть.

- Месть завершена! Пора!

- Не время.

- Что еще?

- Выскажись ты, Вильгельм!

С трудом, смешивая страх и слабость, я поднял на них глаза.

- Кто вы? – более жутко мне не было никогда в жизни.

Они стояли рядом. Двое. Маленькие фигуры, закрытые тенью.

Это были дети. Две девочки.

- Мы? А ты не узнаешь друзей? - вперед выступила одна из близняшек. Глаза ее были спокойны. Цвет их напоминал сталь.

- Но вы же…

- Верно, металл. Ты вложил в нас это! - сообщила вторая с серьезным взрослым лицом.

- Разве такое может быть?

- Этого я не знаю. Ты создал нас детьми. Детьми с умами жестоких взрослых, - сказала Правда, - Ты постиг слишком много от сути вещей, Билл. Потому и появились мы. Ты отдал нам ту свою часть, которая грызла тебя.

- И дал эти имена, вложив все побочное.

- Но почему дети? – я был убит, сметен.

- Потому что обида такая! Потому что бороться не научился. Потому что без нас не можешь и не умеешь, - отрезала Правда.

- Мы такие, какими нас сделал ты. Мы никогда не уйдем. Ты без нас не сможешь, Билл. Ты пустышка, ты большой комок детской ненависти, которую принес во взрослую жизнь. Ты по ошибке человек. Ты не высший. Даже суд ты вершишь посредством Судьи внутри тебя! Ты никто, - презрительно сообщила Ложь.

- Нет, нет… - я зажмурился и побежал. Вслед мне неслось насмешливое:

- Живи с этим знанием!

Я закричал, стараясь уйти от всего этого. И проснулся.

Вокруг меня была уже знакомая набережная.

В руке лежал пистолет – Правда, в кармане обреталась Ложь.

Я не умер? Осечка.

Это определенно было видением. На волосок от смерти сны - это лишь сообщение.

Я был никем, почему? Я не был Судьей, не был даже человеком. Так кем же я был?

Иллюзией, ошибкой?

«Перестань, Билл! Встань и иди своей дорогой».

Зачем? Чтобы снова и снова быть никем?

«Нет. Чтобы стать выше. Суди, будь Судьей. Это выход».

И что дальше? Жить правосудием, не имея за душой ничего, кроме этого?

«Тогда ищи сам. Ты найдешь, может быть».

Опять один. Опять ни с кем. Куда мне было податься?

«Вспомни юность. Сколько еще было тех, кто недолюбливал тебя и в открытую издевался?»

Много. Но что из этого?

«Иди. Покажи, кто ты теперь. Вспомни все».

Зачем?

«Чтобы вынести приговор!»

Смерть? Нет, с меня хватит смерти.

«Почему смерть? Высшая мера. Попробуй маленькое наказание».

Зачем?

«Тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?»

Я имею на то право. В своей жизни хозяин – я.

«Тебе кажется. Это больно, Билл».

Нет.

Это было опрометчиво. В глазах моих помутнело, голова словно раскололась единым взрывом.

«Нравится?»

Перестань! Не надо! Нет!

Мир вернулся на прежнее место, голова перестала взрываться, но все еще гудела хорошим напоминанием.

«Как тебе это, Билл?»

Ты не можешь мной управлять!

«Прости, но ты сам отдал мне бразды правления. Правда, мило было так мне удружить?»

Ненавижу тебя!

«Себя, ты хотел сказать? Ты ненавидишь себя, милый мой. И только. В Гамбург».

Когда-нибудь ты за все поплатишься.

«Чем? Единственный, кто мог хоть что-то сделать, был Том, но ты же сам не принял его».

Я был только марионеткой, куклой. Теперь я был никем по-настоящему. Всем, что дала мне жизнь - был ты.

У меня не было другого выхода. Зато была Судьба, которая не стояла на месте.

И раз ты не хотел прийти за мной, я сам решил прийти к тебе. Туда, где все началось, к началу начал, в Гамбург.

***

Я снова был здесь.

Такой знакомый вокзал. И запах поездов и скрытой жизни. Той, что не видна сразу, но которая процветает здесь. Впрочем, эта жизнь не процветала, она опускалась все ниже. Но порой это единственный способ выжить. Я помнил здесь каждый закоулочек, потому что сам прошел их.

Здесь я грелся, прятался, находил таких же жалких и свободных как я. Почему-то так больно было об этом вспоминать. Прошло совсем немного времени, а как будто целая жизнь. Я уже не прятался, не шарахался от каждого звука, спокойно смотрел на охрану. А раньше старался проскользнуть как можно незаметнее. Мне казалось, здесь была их власть, пусть и только исполнительная, но они были сильнее и могли себе позволить иногда побить нас или вышвырнуть.

Я затянулся сигаретой и подошел к одному из них.

- Как погода? – спросил я непринужденно.

- Неплохо, парень. Обещают солнечные дни, - отозвался тот дружелюбно и лениво.

Я усмехнулся и посмотрел ему в лицо. Оно оказалось знакомым. Когда-то он вышвырнул меня из-за того, что я случайно показался возле киоска.

Он тоже посмотрел на меня. Но не как тогда, презрительно и враждебно, а с ленивым интересом.

- Как у вас тут, спокойно?

- Да не жалуемся. Слушай, может, дашь прикурить?

- Конечно.

Он достал сигарету, я протянул ему зажигалку. С видимым наслаждением он затянулся.

- Ты не местный? – спросил он.

- Вроде того, - довольно улыбнулся я.

- Подсказать что-нибудь? – прозвучало вполне дружелюбно.

- Да разберусь. Много у вас на вокзале беспризорников?

- А что, уже свистнули что-то?

- Да нет, просто видел.

- Где? Я потом найду и вышвырну. Натаскивают грязь, маленькие твари.

- А если им больше некуда идти? – я смотрел в глаза так, как когда-то смотрел, моля, чтобы мне позволили остаться и погреться.

Он вздрогнул.

- Нечего сбегать из дома! Или из приюта! Государство дает им шанс, но некоторые почему-то думают, что улица лучше! - раздраженно отвел он взгляд.

- Наверное. Всего хорошего, - я направился к дверям.

- И тебе того же, парень!

Прохладный ветерок, рваные пухленькие тучки. Обещают солнце.

Не узнал. Таких, каким был я, десятки. Почему?

Я понял. Тогда на него смотрели испуганные глаза подростка, не знающего, куда ему деться и где быть. Беззащитного совсем. А сейчас это были спокойные и уверенные глаза взрослого человека. И пусть я вырос совсем не так сильно, и меня можно узнать, дело было не во внешности. Мои глаза могли бы сказать ему об этом, у беспризорников есть общая черта в глазах: либо ожесточение, либо испуг, либо решительность. Значит, их там больше не было. И я знал, почему.

Все дело было в тебе, Судья. Я ненавидел тебя.

«А что я тебе сделал такого, чего ты сам не хотел? Желания, Би, имеют свойство исполняться. Ты хотел - я дал. Никто не виноват, что ты сам не знал, чего хотел».

Ненавижу тебя. Хочу, чтобы ты ушел.

«Но для меня твоя ненависть уже не больше, чем твоя любовь – ноль».

Зачем я здесь?

«Чтобы вспомнить все. И закончить. Приговорить часть прошлого. Будь тем, кто ты есть».

Я не Судья.

«Кому ты это говоришь? Глупый…»

Я шел вперед. Здесь я не заблудился бы все равно, но может быть, куда-нибудь и пришел бы.

Улицы. Серые, мокрые после дождей. Все знакомые, все привычные. Кое-где что-то и изменилось, где-то – осталось тем же.

***

Я потерял счет времени. Бесцельно бродил по городу, обдумывая жизнь. Зачем я здесь? Все это и так жило в моих воспоминаниях.

Бордовая крыша. Симпатичный дом был когда-то, наверное. А сейчас казался почти заброшенным. Стены и окна заросли плющом и вьюнами, теперь пожухлыми, веранда давно не ремонтировалась. Заросший сад, желтый от мертвых трав, облупившийся красный забор. Забытый, никому не нужный.