Северный ветер приносит вирус (СИ)

– Секс в общественной душевой? Готовишься к тюрьме или соскучился по изолятору? – он спрашивает холодным шепотом куда-то в брызги воды.

– Ты о том изоляторе, где моются раз в неделю, а родной отец не то что не внесет залог, а даже сигарет не передаст? – Рамси хмыкает через шум душа, снова находя отцовский рот своими горячими, мягкими губами. Сочно вкусывается с языком, отдавая на вкус металлом от проточной воды и солоноватой слюной.

– Еще злишься на это, – не спрашивает, утверждает Русе, отворачивая лицо, мазнув сыну по губам вечерней щетиной.

– Нет, – коротко отвечает Рамси и разворачивает Русе одним ловким движением, притискивая грудью к кафелю и прижимаясь сзади, сочными и липкими поцелуями покрывая его резкое плечо.

Русе наконец открывает глаза и убирает мокрые волосы с лица, прислоняясь щекой к холодной голубоватой плитке. По ней торопливо срываются мелкие капли, которые через секунду припечатывает мощная красная рука. Рамси торопливо возится сзади, приспуская шорты и с тихим порыкиванием принимаясь поглаживать Русе крепким, горячим членом между голых ягодиц. Русе смаргивает влагу и познает вселенское спокойствие.

– Я только что вымылся, Рамси, – говорит он негромко и твердо. – Больно будет не только мне.

Рамси негромко чертыхается за спиной, и рука убирается из поля зрения.

Со щелчком откидывается крышка шампуня, и член между ягодиц сменяют теплые толстые пальцы, липкие и умеренно ласковые. Поглаживают снаружи, растирая шампунь; ловко и скользко один входит внутрь. Русе выдыхает, чуть удобнее расставляя ноги.

– Так тебе нравится? – низко и горячо спрашивает Рамси, прикусывая острыми зубами его плечо. Укус болезненный, а слова почти как любовные, и уже два пальца скользят в заду, дразняще и быстро меняясь. Русе думает, что Рамси и без слов отлично понимает, нравится ему или нет. Русе знает, зачем Рамси спрашивает. И выдыхает, когда тот вкусывается больнее, махом загоняя оба пальца наполовину.

Слегка жжет приятной болью, когда Рамси прокручивает пальцы, растягивая Русе жестко и неторопливо. Прижимается твердым членом к ягодице, шумно дышит в шею и наглаживает изнутри, то и дело проходясь по простате острыми, болезненно приятными вспышками. Русе определенно не жалеет о вложениях в его медицинское образование. Его наполовину поднятый член подергивается, тонкая липкая струйка подтекает от каждого гладящего движения толстых пальцев, – от того, как они раскрывают сжимающийся, тугой зад, и как надавливают внутри, – и капает вниз, смешиваясь с водой. У Русе розовеют щеки, и он начинает тихо дышать через рот. Рамси внимательно придвигается еще ближе, проходясь мясистым, мокрым языком по отцовскому уху, запуская внутрь, заставляя член стать еще тверже. Эта часть их опыта началась с эксперимента.

– Кстати, я подцепил одного там, в изоляторе. А потом и его подружку. Они ниче такие, – сказал Рамси тогда. Он лежал поперек кресла, согнув одну ногу и свесив вторую с подлокотника, пялясь в ноутбук и почесывая развалившуюся на полу рядом Мод. После второй Джейн Доу он начал давать своим экспериментам имена. Мод шла под номером три, и ластящаяся к руке Рамси черная сука была названа в ее честь, когда она умерла. – Назвались Кирой и Теоном. Я бы взял ее одну, но хочу попробовать с парнем тоже.

– Попробовать? – флегматично спросил Русе, перелистывая страницу на планшете и даже не поднимая взгляд.

– Эксперимент, – лаконично ответил Рамси.

– Перефразирую вопрос. Ты всерьез решил, что можешь просто брать людей с улицы? – Русе все-таки поднял глаза.

– Они сказали, что у них нет семей. Или друзей, – чуть раздраженно ответил Рамси, щелкнув кнопкой тачпада. – Он врет, она – нет, но его никто особо не навещал, кроме этой самой Киры. Приходила раз только еще баба – это он сказал, что баба, хотя, блядь, и слепому видно, что сестра. Но и ей, и всем на них обоих насрать, я проверил.

– Ты ведь встречался с ними после, так? – Русе постучал пальцами по подлокотнику.

– Ага. И уже проработал их немного. Не хотелось бы терять начатый материал, – Рамси тоже упрямо глянул на отца. Русе ответил ему строгим и задумчивым взглядом.

– Насколько проработал?

– Настолько, чтобы они уже поплыли. Этот Теон вообще отличился. Я стравил его с парой бомжей-малолеток, и он убил их, потому что я сказал. Он думает, что у него не было выбора. Полудурок.

– Это звучит хорошо, – одобрил Русе, пока еще не соглашаясь. – Ты вступал с ними в физический контакт?

– Ее я трахнул. Частично насильно, хотя, как по мне, она ломалась больше, но без следов. Пока все нормально, я бы поработал с ней поглубже, – Рамси неприятно хмыкнул.

– А с ним? – спросил Русе, но Рамси качнул головой.

– Ты же знаешь, меня как-то не привлекают члены. Но, к счастью, Теону очень нужны деньги. И он пиздец доверчивый. Я бы, пожалуй, устроил с ним чистый депривационный эксперимент. Ну и порезал бы немного, конечно, не без этого, – Рамси говорил это легко, будто заводил разговор о новой собаке, и Русе мог бы привычно уступить ему, но сейчас дело касалось не собак, а их работы. Той ее области, которая проходила под подпиской о неразглашении. – Они действительно хороши, – тем временем продолжил ненавязчиво напирать Рамси, – ломаются в нужном направлении, и психика пока в полном порядке. Кстати, я могу держать их у нас в подвале, если не выйдет уговорить начальство.

Русе поморщился, только представив, во сколько им обойдется полное содержание двух экспериментальных объектов.

– Хорошо, Рамси, пришли мне имеющиеся на них данные, я их посмотрю и, если все так хорошо, как ты говоришь, передам службе безопасности, – он ответил довольно сухо, но по толстым губам Рамси все равно пробежала довольная улыбка.

Русе сдержал свое обещание, и в начале сентября, через неделю после того, как осужденный вместо Рамси Хеке покончил с собой в тюрьме, в их лаборатории появились новые Джейн и Джон Доу. Ее Рамси продолжил звать Кирой, не давая, как обычно, нового имени, а его не звал никак. Русе привычно не вмешивался в это, но к тогда еще теплому ноябрю захотел увидеть результаты.