Черное племя. Война (СИ)

- Я их всех уничтожу! Не только Михаэля и Арена, но и всё их собачье отродье…

И Витольд кивал в ответ, видя, что из Мертена получается не только прекрасный шаман, но и отважный боец.

========== Глава 25. Взросление Аскольда ==========

Все попытки Михаэля отбить Мертена у Красного племени не увенчались успехом. Белые оборотни оказались слишком ослаблены, а Витольд был всегда готов к нападению. Во многом это происходило не столько благодаря стратегическому таланту вождя, сколько дарованиям юного шамана, который каждый вечер без устали гадал, что принесет следующий день.

Отчаявшись, в конце концов, Михаэль оставил все попытки вернуть мальчика. При этом он так и не обратился за помощью к Арену, “обидевшись” на зятя за убийство Лабберта.

Между тем в Черном племени всё шло своим чередом. Энджи, который теперь исполнял обязанности шамана, постепенно вошел в круг вече, набрав значительный политический вес, о котором раньше едва ли смел мечтать. Хотя, для омеги это не имело никакого значения. Он бесконечно любил Феофила и Аскольда, втайне жалея, что из-за своих новых обязанностей ему приходится им уделять меньше времени. А еще Энджи стал уставать, чего раньше с ним редко случалось. Магические практики его выматывали так сильно, что Феофил столкнулся с новой, ранее ему неведанной проблемой: альфа все чаще не мог заставить своего мужа выполнять супружеский долг. Это было и плохо, и хорошо. Оба знали, что Феофил старел, и скоро придет время, когда его активность сильно упадет, и он не сможет удовлетворять ненасытного Энджи. Оба боялись этого, но пока что “слабым звеном” стал омега.

Между тем Аскольд рос здоровым волчонком, хотя, как с сожалением признавали оба родителя, красивым его назвать было никак нельзя. В его внешности не было ничего запоминающегося, выдающегося. Обычный ребенок, чрезвычайно похожий на своего родного отца-убийцу, что угнетало Энджи. Но зато к душе и характеру мальчика претензий никаких не было. По крайней мере, первое время. Еще в два года, едва научившись связно говорить, он с деловым видом взял Энджи за руку и, глядя в лицо, сообщил примерно следующее: “Папа, ты очень красивый, тебя надо защищать. Когда я вырасту, отец уже состарится, и тебя защищать буду я”. Омега тогда растерялся так сильно, что только кивнул, пробормотав, что, конечно, так и будет.

Постепенно Энджи и Феофил начали уходить для уединения в лес, потому что мальчик стал более внимательным и, как-то раз ночью, проснувшись от стонов родителей, громко возмутился, что отец мучает папу. И как потом омега не объяснял Аскольду, что они занимались приятными им обоим вещами, и это нормально для взрослых особей, мальчик несколько дней со злостью смотрел на отца, не понимая, что может нравиться папочке, если он так громко и болезненно вскрикивал и стонал, лежа под огромным телом альфы.

Долгое время Энджи приходилось бороться с ревностью Аскольда, который считал, что Феофил, хоть и отец ему, всё равно недостаточно хорош для папочки, которого любил бешено. Если родители начинали вдруг ругаться, мальчишка вставал на сторону омеги, начиная кричать, плакать и обвинять лекаря на чем свет стоит. В какой-то момент оба родителя начали беспокоиться, что Аскольд недостаточно близок с Феофилом, а его стремление защищать Энджи носит несколько странный характер.

- Тебе надо поговорить с ним, пока не поздно, - оборотни лежали на опушке, в лесу, где теперь им приходилось уединяться, чтобы не быть застигнутыми сыном. Омега положил голову на грудь мужа и нежно поглаживал его мускулистое тело.

- Мне? - Феофил пожал плечами, - Мальчику пять лет, но едва ли он будет меня слушать. Он считает, что всегда и во всем прав ты, не знаю даже, откуда это взялось.

- Я тоже не знаю, но, понимаешь, только ты в состоянии справиться с проблемой, - Энджи приподнял голову, - Поговори с ним как альфа с альфой. По-взрослому. Понимаешь, я чувствую в нем вот что… Он меня воспринимает, как будущего мужа, считая, что ты состаришься и умрешь, а он займет однажды твое место.

Феофил откашлялся. Вот уж чего не ожидал от приемного сына, так это вот такого вот поведения. Лекарь положил руку себе под голову и скривился.

- И что мне сказать этому мелкому подонку?

- Не называй его так! - прошипел Энджи, уставившись на мужа. В его огромных зеленых глазах показалась обида, что лекарь видел достаточно редко, - Он наш сын.

- Это не мешает мне считать его мелким подонком, - фыркнул оборотень и отвел взгляд, теперь несколько стыдясь такой оценки собственного ребенка, - Так что мне сказать ему?

- Феофил, ты что, его не любишь?! - омега сел на землю, с возмущением и тревогой глядя на мужа.

- Да люблю я его. Говорить ему что?

- Объясни, что ты - мой муж, а он моим мужем быть никогда не сможет, что он должен искать себе своего омегу, по возрасту, а я - его папа. И ты - его отец. Что это немножко другое…

Феофил пожал плечами. Он всегда думал, что дети априори понимают, что есть родители и что нельзя папу-омегу воспринимать как потенциального сексуального партнера. Но тут, как догадывался лекарь, скорее всего, отрицательную роль сыграло то, что Аскольд не был родным. Мальчик чувствовал любовь к Энджи, но это не подкреплялось нужными инстинктами, что усложняло дело. А Феофил был для него конкурентом в борьбе за папу. И это, как боялся лекарь, было только начало. Альфа уже заметил, что Энджи почему-то не старел, а вот сын будет взрослеть.

Дело в том, что будь Аскольд родным, он никогда бы не почувствовал течек Энджи, потому что природой заложено, чтобы кровные родственники не реагировали на своих омег. Но тут всё было иначе. И при мысли, что лет через восемь Аскольд может начать приставать к Энджи, а Феофил будет не дееспособен, альфа почувствовал, как внутри всё холодеет.

На следующее утро лекарь взял сына на первую охоту. Оборотень думал поговорить с мальчиком, но глядя на него, мысли уходили в совершенно другую плоскость. Альфы обратились в волков и бежали рядом, пока не углубились к склонам, где водилось много мелкой дичи. Тут Феофил резко остановился и снова принял образ человека, Аскольд поступил также, вопросительно глядя на отца. Оборотень молчал. Он смотрел на приемного сына, не отрывая взгляда, чувствуя, что рука сама сжимает рукоятку кинжала. От этого Аскольду стало страшно. Ребенок сделал шаг назад, глядя на обезображенное ненавистью лицо альфы.

- Отец, отец… - мальчик чувствовал, что сейчас разрыдается.

Феофил молчал, понимая, что им движет инстинкт самца, что он видит в сыне не сына, а потенциального конкурента, что его только раздражает вот это, “отец”.

- Я не заметил у тебя какого-либо ко мне уважения. Хочешь быть главой семьи? - мужчина с презрением смотрел на мальчика, который только лишь растерянно развел руками.

- Только когда ты умрешь, и я стану взрослым, и… - Аскольд замялся.

- И что? - лекарь скрипнул зубами.

- Я женюсь на папочке, - неуверенно произнес альфа, чувствуя, что отец, кажется, против этого, причем резко.

- Правда? Но ты наш сын. И то, что ты планируешь, это позор.

Мальчик замялся на мгновение, затем повел плечиками и возразил.

- Вы меня усыновили, значит, я могу…

Ребенок не закончил. Феофил взял его за ворот рубашки и приподнял, отчего тот вцепился тонкими пальцами в жилистую руку альфы.

- Мечтаешь меня похоронить пораньше? - лекарь отпустил руку, отчего ребенок свалился на землю. Затем альфа отошел в сторону и сел на бревно, с горечью глядя на волчонка, - Да, ты приемный. Мы вместе с Энджи вытаскивали тебя из живота твоего мертвого папы, я сам делал операцию. Потом, чтобы ты не умер с голода, я поймал горную козу, и мы доили ее, чтобы было молоко… Мы возились с тобой днем и ночью. Я готов был за тебя жизнь отдать. А ты уже сейчас думаешь, как меня в спину ударить.