Корона лета (СИ)

«Сайдор своего рода бунтарь. Выступал за… светлые близнецы бы запутались, в общем. Чтобы в кланах отменили контрактные… на Земле говорят: браки; чтобы в линиях позволили создавать семьи, родителям – воспитывать детей и молодым дали самим выбирать путь. Вывез Сайдора какой-то добрый инопланетник», – Игер обернулся с водительского кресла, подмигнул мне, скрывая тревогу. «Спасли ретрограда от наказания. Радек, инъектор у тебя в кармане, если паршиво, достань», – Сид процедил это с одинаковым презрением к моей слабости и к бунтарству виролога Сайдора, я не послушался, только подтянул одеяло и поторопил Игера: «А дальше?» Но Сид не унялся: «Сайдор – полукровка, воспитывался в поселении при замке Берилла, у него извращённые понятия об уникалах. В семье несколько человек, а у меня были сотни братьев и сестёр, разница не в пользу кретинских теорий. Радек, лекарство». Я хотел ввернуть: чем помогла папаше номер один его огромная родня, когда он сам оступился? И удержался, заметив цепкий ястребиный прищур. «Меня прижало однажды, никакой виролог бы не… Сайдора я нашел случайно, он принимает всех – видал эту обезьянку Хэй? – уникалы и здороваться не станут с внучкой ренегата, отдавшего свои гены черномазым», – Игер старался; я опять прикусил за перья готовое вспорхнуть замечание. Предателя, которого столько лет люто «обожают» сородичи, неразборчивый Сайдор тоже принял.

Седые вихри вкручивались в днище кара, скорость падала, клонило в сон, и сердце бухало от невозможной и тоскливой иллюзии. Под нами не пластиковые пики Сарассана – безбрежная и горькая степь Домерге, нависают чёрные стены цитаделей, рвут туман сигнальные лучи. Не хочу. Не сейчас. Свидание с родиной требует сил – для драки.

Предложение «пока» погостить растянулось на месяц с лишком. В один из первых же вечеров в доме Сида я решил воспользоваться нервозностью, дожать как следует. Не верилось, что они струхнули из-за моей попытки подохнуть, может, папаши и сами не верили. Пунктуально лепили на меня инъекторы, возили в госпиталь на кошмарные процедуры, бдительно пресекая порывы удрать из-под колпаков, нашпигованных медицинскими ерундовинами. Мои родители и потрясённое удивление – совсем не сходится, но именно так они и держались, будто каждые проведённые втроем сутки вгоняли их в столбняк. Меня тоже, просто у больного всегда есть время подумать.

По информсети крутили спортивный канал – рифлёные подошвы во весь салон, брызги пота, запах взбаламученного мокрого песка, рёв тренированных желтокожих парней, сражающихся с тёмно-глазурными здоровяками. Соревнование команд двух столиц Афро-Азиатского Союза, с Браем бы я смотрел, не отрываясь. Папаши пренебрежительно фыркали, земной спорт их не занимал, но скачущие по стенам жеребцы спасали от нежданной тесноты семейного очага. Я вошёл тихонько, сел на краешек палевого дивана и приказал копытным погаснуть.

– Ртуть и Берилл имеют отношение к Яладже и Брун? – кто-то же должен быть храбрее и вытащить на солнце самое важное. А важного накопилось – отсюда до Домерге. – Ну, я не забыл то лето в Европе, и хватит корчить амнезию. Всё помню. И смерть моего… деда, и клановые заморочки, только не понимаю ни хрена! Выкладывайте.

Они глядели на меня с испугом, почти со злостью, ещё бы. Их заставляют определяться: семья мы или выдумка воспалённого стрессом воображения. Меня заколотило, когда Сид потянулся к своему курительному ящику, а Игер уставился на голые колени. Никаких интимных рубашек с разрезами, шорты и майка – заметил бы он, как Сид на него облизывается. Не пожелают отвечать – уйду, и они недолго останутся вместе.

– Ртуть мы немедленно отсекли. Ты им не интересен. Пока нет, – Сид раскурил архаичную сигару, прикрылся дымком. Снова «пока», ненадёжность, подвешенность бездомного эмигранта. Ладно, я согласен, только сироту в набор не включайте.

– Положение изменилось, – ага, Игер явно вертел этот ядовитый разговорчик, раз нашёлся без запинки, – клан Берилл давно успокоился, Ртуть меньше всего жаждет его разворошить, потому нас… тебя, Радек, оставили в покое. Сид прав: оставили до поры.

Не давать им передышки – гнуть, напирать, чтобы вывалили всё, и пусть сон после потеряю. Я соскользнул с удобного валика.

– Почему именно меня? Я-то никого не… родню не убивал.

Оба скисли, каждый на свой лад – Игер чуть не сплюнул на роскошный ковер из натуральной шерсти, Сид луком выгнул надменный рот.

– Вроде ты сказал, что всё помнишь. Короткая же у тебя память, – Сид с досадой потёр острый подбородок. – Ты наследник! Единственный законный наследник их мерзкого клана, чтобы Марей в щепки разнёс тот день и час, когда я впервые встретил берилловых.

– Не зарывайся, – Игер тяжело перевёл дух, – а то я ведь тоже могу кое-что припомнить. Радек…

Он повернулся ко мне, торчащему посреди выдержанного в домергианских тонах салона – дерево, бледные оттенки и запах сухой травы, – и улыбнулся. Светло и без сожалений. Я перетрусил от этой улыбки, отшатнулся от пьяной синевы. Игер может свернуть шею на счёт раз, раздавить, будто гусеницы железной махины из старинной хроники, но страшно в нём другое. Он не смирился. Нечто кипит внутри, таясь под шелухой эмигрантского бытия, как под бронёй загорелых мускулов прячется гладкая белизна, а под маскировочной чернотой линз – яркая и яростная синь. И если выплеснется… ну, во мне та же кровь – и накуролесила она с избытком.

– Ублюдок занял твоё место. Он подобрал клан Берилл, когда Ртуть уже побеждала, подобрал, как шлюху в земном борделе, и пользует. Старший сын моего отца, тебе дядя, бесплодная дрянь, мутант, огрызок… отец не расправился с ним, хотя уговаривали… теперь он правит кланом, видимо, никто не стремится нарушить перемирие. Но у ублюдка нет наследников – и не будет, рано или поздно ты им понадобишься, Радек. И вот тогда…

Игер объяснялся не со мной – с теми, кого не вернёшь, с голубыми светящимися камнями у подножия замка Айторе, но суть я уловил. Все у них ублюдки, мутанты, твари и ошибочные проекты! Что за ад эта Домерге? Радоваться надо, что мы оттуда убрались! Но до драки дойдёт, жизнь уникалов длинней людской.

– Он хочет сказать, что пройдут годы и Берилл явится по твою душу, а следом и Ртуть, – флегматично бросил Сид и затянулся очередной сигарой из чёрно-золотого ящичка. Вот кто смирился, принял правила, а что ему оставалось? – У нас особо не было вариантов. Прикончить тебя младенцем, в том разваливающемся планетнике, где ты… Игер, помнишь, какой он был сморщенный и пищал, не затыкаясь? У тебя выбор шире. Покажи себя землянином, может, Ртуть и Берилл отстанут.

– Я как-то не рассматривал младенцев, – огрызнулся Игер, дёрнул за растянутый ворот майки, – не по уши в кровище оглядываться по сторонам.

Меня мутило. То ли от лекарств, то ли от правды, а мы лишь в начале. Хорошо, до них долго доходило, нужен ли двум беженцам ребёнок или обойдутся, но, когда дошло, они, что же, специально не учили меня психотехникам, всем фокусам уникалов? Берегли, выходит? Чтобы не рехнулся, не полез за подвигами на родную планету, не ввязался в войну кланов? Радек Айторе – землянин и вне игры. А гордое имя замка – так, нервы пощекотать.

Я велел системе продувки воздуха увеличить напор, подставился под свежий, хрустящий, точно зимнее яблоко, поток. Планетарная развалюха неслась в атмосферу, мои отцы – юные, захлёбывающиеся отчаяньем – боролись с неуправляемыми рычагами, молились мёртвым богам, не веря ни во что, кроме самих себя. Они не могли удержать рассыпающийся кораблик, потому что один из них лежал со вспоротым животом, а второй откачивал младенца. Часто ли они думали, что всмятку грохнуться о поверхность было бы удачным жребием?