Отступления и наказания (СИ)

Заговаривая рыжему зубы, Рэм вынул из кармана купленную по дороге мазь, и начал аккуратно намазывать её Олегу на больное место, пытаясь по возможности ввести мазь внутрь.

— Господи, хоть бы руки помыл! — простонал Олег сквозь зубы, думая, что этот мужчина — единственный, кому он действительно сейчас мог позволить это сделать. Ну, а кому ещё?

— А я их не пачкал! — ухмыльнулся тот. — И вообще, что-то ты вчера не сильно был озабочен чистотой того, что в тебя входило и выходило.

Некоторое время они помолчали: Олег — стараясь не стонать, а Рэм — сосредоточенно занимаясь его задницей.

А потом Рогов произнёс:

— А вообще-то, нам с тобой всё равно придётся в клинику съездить.

— Это ещё зачем?

— Затем. Анализы сдать надо. На всякий случай.

Олег испуганно повернулся, натягивая на себя трусы со штанами:

— Но… Я… Ладно, — он обречённо смирился с неизбежным. — Думаю, это надо сделать.

— Хороший мальчик! — Рэм неожиданно даже для себя притянул рыжую физиономию к себе ладоням и крепко поцеловал парня в пухлые, мягкие губы. Потом чмокнул в нос и со словами:

— Поправляйся, Веснушка. Я ещё заеду, — поднялся и пошёл на выход.

— Эй! — окликнул его Олег. — Тебя звать-то как?

— Романом меня звать. Ну или просто Рэм, как больше нравится.

— Да мне никак не нравится.Тоже ещё, свалился на мою голову!

— Ну, допустим, не на голову, а на задницу. И, кстати, готовься: как только она у тебя заживёт, — Рогов сощурился в сторону Олега, и с него слетело всё веселье, — я тебя выпорю, говнюк мелкий, чтобы в другой раз не уходил, не попрощавшись!

Рэм вышел, а Олег остался с открытым от неожиданности ртом и неприкрытым удивлением в распахнутых настежь глазах.

***

Михайлов со Стасиком тактично решили оставить Рэма разбираться с проблемой одного. Прихватив с собой Максима, а вернее, отправив его вниз на лифте, все вскоре собрались у квартиры Родика, переговариваясь и делясь впечатлениями.

Вдруг Родион замолчал, посмотрел в глаза Максу и решился на вопрос:

— Послушай, но вы ведь с Олегом вроде вместе были, нет?

— Ну-у, как бы тебе объяснить-то… Мы только…

— Мальчик хочет сказать, Михайлов, что они просто трахались, но ему неудобно говорить об этом с отцом, бревно ты деревянное! — объяснил прямолинейный Жохов.

Макс посмотрел на мужчину с благодарностью за помощь.

— Как будто брёвна бывают другими, — буркнул под нос Родик, отмыкая входную дверь.

Сделав пару шагов внутрь, Родик замер. Из гостиной ему навстречу вышла Сонечка. Не просто вышла — выплыла. В лёгком кружеве прозрачного белого пеньюара в полумраке прихожей, на фоне открытого проёма в освещённую гостиную, женщина смотрелась как маленькое лёгкое воздушное облачко. У Родиона перехватило дыхание, и он замер, сообразив при этом вцепится одной рукой в полотно двери, а другой — в дверной косяк, чтобы никто больше не попал в квартиру. Из-за его плеча выглянула голова Стасика, интересуясь, в чём заминка, и, увидев полураздетую Сонечку, от неожиданности застывшую столбом, выдала:

— Ого! Да ты везунчик, Родик! Такая ягодка! Привет, Евсеева, свет очей моих, ты просто прелесть как хороша!

— Так, свалил на хуй отсюда, — опомнился Родион, развернувшись и выпихивая Жохова на площадку. — Прости, Макс, мне тут… с твоей матерью поговорить надо.

И захлопнул дверь у них перед носом.

— Ха! Это теперь так называется? — весело лыбящийся Стас обернулся к Максу. — Ну что ж, приятель, раз мы всем мешаем, пошли, что ли, выпьем по чашечке кофе где-нибудь неподалёку, — и нажал кнопку лифта. Молчавшему Максу осталось только смириться и кивнуть в знак согласия.

***

— Со-онь, Со-оня, Со-о-онечка! — глядя ей прямо в глаза негромко тянул Родик, медленно, но неотвратимо приближаясь и на ходу сбрасывая рубашку. Кружевное облачко качнулось ему навстречу и дрожа замерло у него на груди.

— Ты моё внезапное счастье, ты знаешь об этом? — пробормотал Михайлов, путаясь губами в коротких тёмных волосах на макушке Евсеевой, руками обнимая и прижимая к себе такое родное, тёплое тело.

Сонечка покачала головой, как будто сомневалась в его словах.

— Ну так знай, что это так и есть, Сонь. Ты моё неожиданно вернувшееся, самое настоящее счастье. Может, тебе и не понять, у тебя ведь всегда был Макс, а я всегда был один. Ну, внутри — один. Мне всегда чего-то недоставало.

Соня вздохнула, видимо, вновь думая о том, что уже не в силах была изменить, и крепче прижалась к груди Родика, касаясь голой кожи губами.

— А теперь я как будто целый, как будто собрался из ранее растерянных запчастей и привыкаю к этому новому для меня состоянию — состоянию единства самого себя. Мне не надо ничего больше искать, за чем-то бежать. Я весь здесь. С тобой. Я люблю тебя, Сонь.

Дыхание Сонечки сбилось, она судорожно вздохнула и подняла на Родиона взгляд. Её глаза сейчас, большие и тёмные, как два бездонных омута, смотрели прямо вглубь его сердца, проверяя, правду ли он сказал. Увидев в нём, что хотела, она кивнула и потянулась губами к его губам. Сначала медленно проводя по ним горячим языком, потом проникнув внутрь, Соня, стоя на цыпочках, путала пальцами его волосы, прижавшись к нему всем телом.

Нестерпимое желание Родика явным доказательством упёрлось Соне в бедро.

Оторвавшись от его губ, уже рвано дыша, Соня шало оглядела его лицо и провела языком по подбородку. Потом по шее, затем прижалась поцелуем к ключице. Перестав тянуться на цыпочки, уткнулась лицом в его грудь и прикусила зубами горошину соска.

Подавившись воздухом, Родик замер в предвкушении продолжения. Оно не заставило себя ждать. Такое блядски неожиданное, но невыносимо горячее, желанное: Сонечка скользнула вниз, к его ногам, и, схватившись ладошками за его ягодицы, лицом приникла к возбуждённо выпирающему в штанах достоинству.

— Соня! — ахнул Михайлов, но чьи-то не в меру шаловливые пальчики, уже яростно боровшиеся с молнией на брюках, стянули их вниз и снова вцепились ноготками в его мягкую пятую точку. Вырвавшийся на свободу член, оказавшийся у Сонечки перед глазами, вызвал у неё возглас восторга. Кончиком языка Соня тихонько лизнула уже влажную от нетерпения головку, лизнула второй раз, вызвав у Родика неконтролируемый стон, и, обхватив член губами, вобрала его, насколько получилось, глубоко.

На подгибающихся ногах, едва удерживаясь за стену, Михайлов наблюдал сверху, как тёмная макушка его Сонечки поднималась и опускалась, лаская орган. Соня издавала при этом стоны неподдельного удовольствия, доводя Родика до предела. Оргазм приближался так стремительно, что Родик едва успел дёрнуться наружу, но Соня, помогающая ему рукой, не отпустила его полностью, а зажала пульсирующую головку в кулак. Родик, бурно кончив в её ладонь, некоторое время не мог перевести дух.

Потом подтянул Соню к своим губам, снова впился в них поцелуем.

— Родная моя, солнце моё… — казалось, что нет таких слов, которыми он мог бы выразить те чувства, какие сейчас бурлили у него внутри.

Подхватив Соню на руки и переступив через валяющуюся на полу одежду, Михайлов понёс свою женщину в спальню.

— Родик, там в гостиной вино, свечи, фрукты… — Говорить целуясь было не удобно. — Это был сюрприз для тебя.

— Ещё один сюрприз? — подмигивая, Родион уложил Сонечку на огромную, заправленную синим шёлковым покрывалом, постель.

— Ага. Я была на узи сегодня. Мне сказали, что у нас будет ещё один мальчик.

Накрывая Соню своим большим телом, Родион потёрся носом у основания её шеи, рукой развязывая верёвочки прозрачного халатика, и потираясь о её голый живот вновь восставшим стояком.

— Это замечательный сюрприз, Сонечка! Я чертовски этому рад. А сейчас мне очень хочется познакомиться со своим будущим сыном поближе, так сказать, изнутри.

— Засранец! — Соня шлёпнула Михайлова по плечам ладонями. — Ерунду болтаешь!

— Ага, болтаю ерундой! — Михайлов продемонстрировал, снова потершись членом о Сонин живот.