Отступления и наказания (СИ)

— Ещё чего! Такая конфетка и прямо у моих ног. Как же я могу мимо пройти? Ты чего ревёшь, малыш?

— Не ваше дело! — огрызнулся Олег.

— Ух ты, гляди-ка, Стасик, оно кусается!

— Рем, прекрати!

— Ну да, конечно! Вот помогу малышу пережить его горе, а потом сразу и прекращу. Да, крошка? Пойдём, развеемся? Выпьем по рюмочке успокоительного?

— Рем, мальчик, может, совсем не в теме!

— Совсем у тебя, Жохов, радар барахлит. А может, и нет его вовсе, — парень заржал. — Наш малыш конечно в теме, да, Веснушка? Так ты идёшь со мной или как?

Олег вытер слёзы рукавом, ещё раз оглянулся на дверь квартиры Макса, аккуратно сложил измятые тетрадные обрывки, сунул их в нагрудный карман куртки и решительно поднялся.

— Идём, — и, плечом отодвинув парня с татуировками с дороги, направился вниз по ступенькам.

— Видал! А ты говоришь, не в теме. Хорошего вечера, Стасик, — и парень двинул вслед за Олегом.

========== Часть 11 ==========

Сцапать в подъезде у Михайлова размазывающего сопли по лицу рыжего пацана не составило для Рэма никакого труда. Сколько их таких велось на его брутальную наглость — и не перечесть. Рэм начал соблазнять мальчишку сразу, как только они сели к нему в машину. Жаркие объятия, мягкие поглаживания, жадные, острые, аж до боли, поцелуи — всё это довело паренька почти до состояния наркотического транса. Тот был настолько открыт и доверчив, что Рэму самому даже стало немного не по себе: рыжик дрожал, как оголённый нерв, хрипло дышал, перемежая стоны всхлипами, а из-под закрытых век продолжали просачиваться редкие слезинки.

В свою берлогу Рогов мальчишку приволок в состоянии близком к обмороку. Да и сам был не лучше. Перед глазами стояло алое марево — казалось, ещё миг — и его разорвёт на части от невыносимого по своей интенсивности желания.

— Ты ведь отдаёшь себе отчёт, Веснушка, где ты находишься и что сейчас произойдёт? — из последних разумных побуждений Рэм попытался дать пацану возможность отказаться. Но сам-то прекрасно понимал, что это уже вряд ли. Они прошли точку невозврата. Дальше можно только вперёд.

Мальчик, положив рыжую лохматую голову ему на плечо, вдруг лизнул его в том месте, где начиналась татуировка, а потом с силой впился зубами в кожу. Взвыв от боли, Рэм схватил его за волосы и, оттянув от себя, прошипел:

— Ах ты, маленький сучёныш! Ты поиграть вздумал? Нравится пожёстче? Как скажешь, милый! — и, развернув худое тело парнишки, ничком толкнул его на постель, ещё в полёте, кажется, сдёргивая с него низко сидящие брюки.

Дальше произошло что-то даже по меркам самого Рогова невообразимое: слишком жаркое, слишком болезненное, слишком звериное. Они, сцепившись в мёртвой хватке, катались по кровати, то ли целуя друг друга, то ли обнимая, то ли калеча. Багровые засосы и следы от укусов покрыли тела обоих к тому моменту, как мальчишка сдался, обмяк в руках Рэма мягкой тряпочкой и сам лёг на живот, максимально прогнувшись в пояснице тонкой натянутой от ожидания струной.

— Ну давай же! Чего ты ждёшь?

Никаких тормозов у Рогова не осталось и в помине. Совсем не соображая от звона в ушах и пульсирующей по венам крови, Рэм сплюнул себе на ладонь и, слегка мазнув ею по тугой мальчишеской дырке, с нетерпением ввёл в неё палец. Сил на долгие прелюдии не было, желания — тем более. Мальчишка стонал и подмахивал навстречу его руке, принимая пальцы с жадностью: сначала один, потом пару. Ждать он тоже не хотел — нанизывался на них с силой и шипел:

— Хватит! Сам давай!

Собрав последние капли самоконтроля, чтобы не кончить раньше рыжего, Рэм убрал из него пальцы и, приставив член, истекающий смазкой, к пульсирующей дырке, с силой вошёл, больше не думая верхней головой.

Малыш был чертовски горяч, горяч до дрожи, до зубовного скрежета. И снаружи, и внутри. Особенно внутри. Он сжимал Рэма, выл в голос и с силой подавался навстречу каждому его движению до пошлого шлепка. От пота, льющего с обоих ручьями, их тела слипались и разлипались с блядскими звуками, кожа рыжика ещё в придачу покрылась таким возбуждающим румянцем, что, заметив это, Рэм решил добавить ещё цвéта, и шлёпнул мальчишку по оттопыренной ягодице. Отпечатавшаяся на коже пятерня стала последней каплей, и рыжий, потянувшись было к своему члену, похоже, не успел. Он кончил бурно, с гортанным стоном, подавившись собственным голосом и утаскивая за собой в оргазм обалдевшего от нахлынувших чувств Рэма.

Прошло несколько минут. Несколько долгих, звенящих набатом в ушах минут. Комната вокруг перестала вращаться. Дыхание немного восстановилось, и Рогов смог отлипнуть от худого тела, распластавшегося по кровати, придавленного его немалым весом. Парень слабо сопел и, похоже, был в отключке. Вынув член из его дырки и перекатившись на спину, Рем нашарил пачку сигарет на тумбочке и закурил. Мысли, пришедшие в голову, не радовали.

— Что это было? Что это, блядь, сейчас было? Ты что, Роман Рогов, совсем ёбнулся? Трахаться без резинки с первым встречным? Это как, норм? Где была твоя голова? А в заднице у него была твоя голова! Обе! Ты ж себя не помнил, когда на него полез, ушлёпок. Ох, ё…

Обернувшись на парня, сопевшего рядом, Рэм заметил, что всё его лицо в дорожках от ещё не высохших слёз. Внутри что-то неприятно царапнуло.

— Чёрт! Как-то всё это… Ну ладно ты, Рома, сволочь проверенная, а он-то чего? Так больно было? Или, может, это душе так больно, что на тело было насрать? Лечи подобное подобным, стало быть? По ходу, Рома, это не ты, это тебя сегодня поимели.

Сигарета истлела в пальцах, уронив столбик пепла на голую грудь.

— Твою мать! — взвился Рэм, стряхивая с себя серую пыль. Ну и, раз всё равно поднялся, решил прогуляться в уборную и заодно принять душ.

Спустя пятнадцать минут чистый, распаренный Рогов, обмотанный белым пушистым полотенцем, вернулся в комнату и был неприятно удивлён. Мальчишки вместе со всеми его вещами в кровати не оказалось. Слинял. От непонятного разочарования Рэму стало пусто в собственной спальне. Зло сплюнув, он проскрипел в пустоту, сцепив зубы:

— Ещё я за всякой мелочью не бегал, твою мать!

Следующая мысль вырвалась сама, откуда-то из подсознания вопреки логике:

— Найду и выпорю засранца! Неделю, сучёныш, сесть не сможешь!

***

Последняя угроза Рэма сбылась гораздо раньше, чем он сам мог предположить. Вернувшийся в квартиру Сонечки поздно ночью, Олег, ну, а куда ещё ему было идти, если не сюда, еле смог принять душ. Сквозь слёзы переодевшись, он, стараясь не разбудить Макса, попытался лечь на раскладушку. Не привыкшее к таким как сегодня нагрузкам тело прострелило острой болью. Задница горела таким адским пламенем, что он вряд ли в ближайшие дни сможет сесть. В отличие от Макса и от более ранних редких любовников, член сегодняшнего случайного траха имел очень внушительные размеры. Олег, проклиная своё безрассудство, стараясь лечь поудобнее, обдумывал то, что он сегодня сотворил. Ну, больную задницу, конечно, жаль, хотя секс был улётный. Нереальный. Так у Олега никогда крышу не сносило. Но то, что он был незащищённый, подтачивало изнутри мелким червячком страха. А вдруг… А если… Надо было успокоиться и подумать об этом на серьёзную голову, выспавшись. Потихоньку он смог расслабиться и заснуть. Сегодня ночью его мысли были заняты совсем не безответными чувствами к Максиму, а вполне реальным болезненным пиздецом.

***

На следующее утро всё стало только хуже. Боль в анусе стала просто невыносимой. А хуже всего было то, что ему некому было пожаловаться.

Уж не Максу, это точно. И тем более, не Сонечке, которая, думая, что он простудился, начала пихать ему кучу всяких порошков на выбор. Решив, что противовоспалительное не помешает, Олег, сдавшись Соне на милость, вынул палец из-под простыни, наугад ткнул в один из пакетиков. Пока женщина пошла на кухню развести ему это йодиво, Олег попытался по-быстрому сползти с раскладушки, чтобы одеться и сходить в туалет. От него не укрылся странный взгляд Макса в его сторону.