Парни с планами (СИ)

Тощая стриженая девчонка выступает к нему из полной темноты:

— Не упрямься, пожалуйста, капитан, мне и без того нелегко. Кажется, это заслуга твоего… друга. Какой-то нейролептик.

— Снотворное…

— Неважно. Где ты?

— Хер знает. Простите, мисс… Понятия не имею.

— Не стоит притворяться. Это и есть настоящий ты.

— Комната. Я видел похожую, когда ЩИТ разбудил меня. Вы знаете, что с Баки?

Девчонка пожимает плечами и утирает ладонью струйку крови, что уже бежит по подбородку:

— Я опасаюсь контактировать с Барнсом. Что угодно может спровоцировать непредсказуемую реакцию. У него в мозгах… Ты представляешь, как штопают рыбацкую сеть? Этим я и занималась до того, как на Ваканду напали.

— Oкей, — говорит он. — Баки жив?

— Похоже, да.

— Остальное неважно.

Она заливисто хохочет и тянет Стива за штанину, заставляя опуститься куда-то вниз, на невидимый пол, скрестить ноги и смотреть себе прямо в глаза. Он уже видел такие застывшие, сосредоточенные на одной точке взгляды — у Зимнего Солдата на мосту, у Ванды, управляющей алым огнем, или Клинта, натягивающего тетиву лука.

— Я тоже в комнате, — быстро говорит Эль. — Уютно, дорогая мебель, как в отеле высокого класса. На мне махровый халат. Охрана одета в шлемы и, похоже, экранирована от моего воздействия. Стены… какой-то материал вроде того, что я встречала в Ваканде, или брони нападавших на нас. Чтобы разрушить, нужны серьезные усилия, но тогда я не смогу поддерживать контакт.

Стив чешет голую коленку — просто потому что чешется, затем грызет впивающийся самым уголком в кожу ноготь указательного пальца и объявляет после недолгого раздумья:

— Меня разместили с куда меньшим комфортом, а значит, в вас опять заинтересованы больше. Что со Старком?

— Какой-то бетонный склеп, — после короткой паузы отзывается Эль, и ее вторая ноздря подозрительно алеет, выпуская каплю крови. — Сплошные стены, будто зацементирован со всех сторон. Не слишком сложно для меня, нужно лишь подойти поближе. Без сознания. И — о, да! — совершенно голый. Кажется, мерзнет без матраса.

— Не похоже даже на дешевый мотель, — фыркает Стив. — Но тоже жив, а это лучше, чем могло быть. Послушайте, Эль, это ГИДРА, и вы знаете, на что они способны, но вы нужны им живой, стало быть, вам и вести переговоры.

— Не так уж я ценю собственную жизнь, капитан, — Эль усмехается, и нескладный силуэт пропадает в непроглядной тьме.

Стив распахивает глаза и первым делом бьет. Прямо по центру кажущейся тонкой и хрупкой стены. Она пружинит под ударом и отбрасывает его футов на десять. Могла бы и дальше, но за спиной — другая стена.

— Вижу, вы очнулись, капитан, — слышится откуда-то сверху, и Стив молчит в ответ.

Да, очнулся. И если кому-то хочется звать его капитаном, то черт с ним — пусть будет капитан.

Они приходят впятером. Затянутые в уже знакомую серо-зеленую броню без единого знака на ней, с небольшими — но Стив уже видел их в действии — излучателями, способными раскрошить человеческую плоть на атомы. Судя по всему, переговариваются через коммуникаторы внутри шлемов, потому что нападают слаженно и одновременно, едва переступив порог. Стива на несколько секунд парализует удушливым газом — глаза слезятся, а гортань немеет и не может протолкнуть воздух в легкие, и путы — примитивные на вид, но очень прочные — стреноживают его по рукам и ногам прямо поверх бронежилета, который никто не решился с него снять. О, эти твари точно знают, к кому пришли и на что он способен.

— Не стоит оказывать сопротивление, капитан Роджерс, — трещит внешний динамик одного из врагов, — мы не причиним вам вреда. Мы не заинтересованы в вашей смерти, рассчитываем всего лишь на временную нейтрализацию или вашу добрую волю.

Стиву не нравится ни то, ни другое, и он отчаянно пытается разорвать оковы, пока пришедшие наблюдают за ним, и он поклялся бы — на глухих безликих шлемах мелькают ироничные усмешки.

— Я не веду переговоров с низшими по званию, — наконец хрипит он. — Ведите меня к своему командованию.

— У нас совершенно другие указания на ваш счет, — динамик оживает и тут же отключается, а Стива в десять рук тащат куда-то по пустому длинному коридору, пока не бросают в очередной бункер: узкий — ровно на ширину его плеч — глубокий колодец с гладкими холодными стенами.

— Мы зафиксировали подозрительную ментальную активность, — слышится сверху. — Наш долг — обезопасить вас от чужого влияния, а тех, кто прибыл с вами — от наказания за неподчинение. Приятного отдыха, капитан.

Белая лампа где-то высоко вверху выглядит как звезда, которую, если верить Баки, можно увидеть со дна колодца. Он не может ни пошевелиться, ни дернуться, ни даже дышать полной грудью, и крышка люка плавно задвигается, отнимая у него последний луч света. Откуда-то из стенки вдруг прорываются аккорды, и знакомый голос захлебывается в «Саммертайм».

Спустя пятнадцать повторов Стив понимает, что если сейчас в колодец начнут нагнетать отравляющий газ, навязчивое «Твой папа — богач, а мама — красотка» будет последним, что он запомнит в этой жизни. А если выживет, то поклянется никогда больше не включать Луи Армстронга, который все еще почему-то популярен в этом веке.

1944

Виттория была… ладненькой. Так сказал Баки, но Стив подобрал бы другие слова — яркой, как небо юга Италии, острой и пахнущей розмарином, как здешняя кухня, высокой, с мягкими округлыми бедрами, тонкой талией, гривой блестящих черных волос и такой улыбкой, будто здесь, неподалеку от Бари, никогда и не было войны. А в том, как она танцует, как идет волной подол длинной юбки, взлетая и открывая взору носки старых туфель, смуглые колени и совершенно неожиданно и резко — белоснежную кромку белья; в том, как она смотрит, не отрывая глаз, с того самого момента как они вошли в остерию, и как смеется, закидывая голову и прикусывая яркие губы, Стиву видится странная, почти болезненная печаль.

Вряд ли он к этому привыкнет, но женщины — медсестры, машинистки и шифровальщицы, официантки, бывшие студентки, продавщицы в лавках и почтенные матери семейств — давно не обходят его своим вниманием.

— Да потанцуй же с ней, — подначивает Дум-Дум, пьяный от дешевого легкого напитка, который с трудом можно назвать вином, но в такой жаркий августовский мирный вечер лучше него не сыскать.

А еще Виттория значит «победительница», и одобрительный свист Баки перекрывает музыку, когда Стив легко кладет ей руку на талию, тут же наступая на ногу и бормоча: «Скузи, сеньорита». Она льнет в танце, какой-то странной смеси вальса, свинга и тарантеллы, где Стиву только и нужно, что правильно отсчитывать такт и время от времени то прижимать партнершу, то отпускать ее. Можно было бы выкрикивать «Ола!», как делают это остальные, но на взгляд Стива это уже чересчур.

— Вы хорошо танцуете, капитан, — неожиданно чисто выговаривает она английские слова, а труба, гитара и аккордеон вдруг откликаются знакомой, вновь ставшей популярной несколько лет назад мелодией.

Виттория покачивает бедрами, крепко держа его за руку, подпевает, выдыхает:

— Женщине нужен мужчина, у мужчины должна быть подруга…*** — и тянет за собой из круга танцующих, а Стив растерянно ищет глазами Баки — якорь, за который можно зацепиться. Тот растягивает губы в ухмылке и легкомысленно машет рукой — «ступай, никаких проблем», но глаза — злые, уставшие, бесконечно далекие от всего, что творится вокруг. Стив все еще слегка одурманен происходящим, когда Виттория прижимается к нему, закидывает руку на шею и шепчет сбивчиво и жарко:

— Красивый, ты такой красивый и сильный. И волосы светлые. Мой муж был таким же. Американец, голубые глаза, все обещал увезти меня к себе в Омаху. Не успел, та самая бомбардировка в порту. А я ни с кем после… пойдем… может, повезет, и ребенок будет немного похож на него…

Стива пригвождает к месту невидимым китобойным гарпуном.

Ноги врастают в пол, шум вокруг превращается в глухую, мертвую тишину, а он видит перед собой лишь черные провалы умоляющих глаз и чувствует влажные пальцы, что все еще гладят его кожу. Кажется, он хочет сказать «простите, мэм», «нам не следует, мэм» или что-то в этом роде — язык не слушается, а в груди собирается липкий комок ужаса и сочувствия, и он не может пошевелиться и ответить, даже когда его касается знакомая, родная ладонь, стряхивает невидимые пылинки с плеча, хватает под локоть, а после бьет по спине прямо промеж лопаток.