Там, где мы есть (СИ)

Adam Lambert — There I Said It

— Брандон с рождения был непохож на других детей, но родители, несмотря на то, что они врачи, не замечали аутичных признаков, а может — не хотели замечать или думали, что Бран перерастет свои страхи и замкнутость. Но когда брат пошел в школу, его нетипичным для детей поведением заинтересовались уже школьные психологи. Но Бран был настолько нетипичным, что диагноз ему поставили, когда он отучился год в начальной школе. И именно из-за его нетипичности родители решили, что ему вполне под силу учиться с обычными детьми. И, в общем, он оправдал их ожидания, — Холли, рассказывая о брате, все так же задумчиво водила кончиками пальцев по краям блюдец, а Робби как загипнотизированный молча следил за ее монотонными движениями. — Первые проблемы начались, когда Брандон перешел в среднюю школу. Одноклассники взрослели. Ну знаете, все эти подростковые увлечения, интересы, проблемы… А Брана пугали эти метаморфозы, которых он не понимал, и он все чаще стал уходить в себя. Ему был куда интереснее собственный внутренний мир. Иногда, когда у Мэта получалось, как он сам выражался — «разыскать Брана в его подсознании», а мне удавалось разговорить его, то он мог часами рассказывать об удивительных и волшебных Мирах с их правилами и законами, и в которых ему довелось побывать. О людях, с которыми он знакомился. Он утверждал, что и я, и Мэт тоже существуем в его подсознательных Мирах. Он сочинял целые истории как о своих похождениях, так и о наших совместных, и так живо их рассказывал, что, в конце концов, я поверила во все эти фантастические Миры, которые просто были обязаны существовать на самом деле. Пусть только в подсознании Брана. Может, он обладал даром убеждения… Но своими фантазиями он заразил и меня, и в какой-то момент я начала видеть в своих снах удивительные Миры. Просыпаясь, я зарисовывала то, что могла вспомнить из своих сновидений, показывала Брану, и по его улыбке понимала, что в своих снах видела то, о чем он рассказывал. Бран и сам рисовал, как он их называл — картинки из своего подсознания. Иногда цветные, но в основном — черно-белые гравюры с массой мельчайших подробностей. Хотите посмотреть?

— Конечно, — и Робби, и Питер только слышали о других Мирах, а теперь их можно было и увидеть.

Холли вытащила телефон и, немного повозившись, повернула экраном к собеседнику. Картинка хоть и была черно-белой, но была так подробно прорисована, что почему-то казалась цветной: у девушки, стоящей на носу корабля, явно темно-каштановые волосы; по сторонам каждого борта — полупрозрачные стены, за одной из которых отчетливо видны огромная серебристая луна и карликовое золотистое солнце, а за другой — россыпь разноцветных звезд, образующих невероятной красоты созвездия; радужные сполохи, тянущиеся от полупрозрачных стен друг к другу, образуя огромные арки радуг… Робби была хорошо знакома эта иллюстрация из чужого подсознания — Колин как-то описывал ему прохождение узкого перешейка между двумя соседствующими Мирами: Верлией и Сурфидией, нестабильность границ которых и порождала радужные тяжи, сплетающиеся в причудливых танцах.

— Вот еще одна зарисовка, — картинка на экране сменилась, а Холли заинтересованно наблюдала за реакцией своего собеседника, изогнутая левая бровь которого явно говорила о его изумлении.

— Это… — монохромный рисунок поражал мельчайшими подробностями тщательно прорисованных зданий, кораблей и даже замка, что виднелся на заднем плане. Нарисованный Мир был очень даже узнаваем — Колин в своих коротких сообщениях как-то описал и Листерию. Но увидеть ахроматичный Мир с его двумя солнцами, наползающими друг на друга и рождающими «живую серость», завладевающую Листерийским портом и поглащающую подробно прорисованные, вплоть до кручения швартовых тросов, корабли — все это было… — Потрясающе…

— А это последнее, что Бран нарисовал, — Холли провела пальцем по экрану, и у Робби перехватило дыхание, потому что он узнал в черно-белых штрихах свой Неверлэнд: кромка леса; песчаная полоска пляжа; утес, выдающийся далеко в океан; силуэты двух волков, сидящих на краю утеса, и… Феликс с Питером, наблюдающие за приближением корабля с раздувающимися белыми парусами. — Последний год из-за спазмов рук, Брандон почти не брал в руки карандашей, — девушка положила телефон на стол и замолчала, но Робби чувствовал, что они подошли к тому моменту, который стал переломным. Холли тяжело вздохнула и снова заговорила, уставившись в одну точку. — Примерно год назад у Брана начались внезапные приступы непроизвольных сокращений мышц. Все началось со спазмов ног, потом рук, а потом и всего тела. Он мог неожиданно упасть от очередного приступа, который то вытягивал его тело в струну, то скрючивал, выворачивая суставы, а Бран даже кричать не мог из-за спазма связок, а только хватал воздух ртом. Сначала мы думали, что это эпилептические припадки, которые могут случаться у аутистов. Но после проведенных обследований ему поставили диагноз — синдром мышечной скованности. Малоизученное заболевание, от которого пока нет излечения. Родители перерыли всю информацию об этом синдроме, разговаривали с коллегами, пытались даже как-то лечить, но болезнь довольно быстро прогрессировала. От этих непроизвольных сокращений мышц тело Брана будто одеревеневало и сковывало мучительной болью. Иногда это длилось минуты. Иногда — часы. Бывало, что за день случалось несколько приступов. Невозможно было предугадать ни сами приступы, ни их длительность. Со временем Брандон стал бояться яркого света, громких звуков и даже обычных прикосновений, — Холли торопливо рассказывала, в чем именно выражалась болезнь, а Робби слушал ее и ловил себя на мысли от том, что именно год назад в другой реальности Листерия отметила Хеллиона как своего Верховного Мага, и почему-то Роб улавливал связь между двумя событиями в разных реальностях… — Брандон почти все время неподвижно лежал в своей комнате в абсолютной тишине и практически в темноте. Боялся, что малейшее движение, звук или свет спровоцируют очередной спазм. Но это не помогало, и сокращения мышц становились все чаще и сильнее настолько, что у Брана рвались связки и ломались кости… — девушка зябко передернула плечами, а на ее глазах выступили слезы. — Пара ребер, ключица, левое запястье… Он старался терпеть, но как можно вытерпеть такие мучения? Он страдал от невыносимой боли и мучался от бессонницы, — Холли подняла глаза на Роба и смахнула со щек слезы. — Постепенно комната Брана превратилась в больничную палату. Сначала родители привезли специальную кровать с подъемниками, чтобы можно было менять положение Брандона. Потом появилась автоматическая капельница для внутривенного ввода обезболивающих и еще одна — со снотворным, которое погружало Брана в медикаментозный сон, чтобы он мог хоть немного отдохнуть. Но иногда, когда болезнь «забывала» о нем и не мучила изнуряющей болью, он становился прежним Браном. В один из таких моментов он и увидел как-то тот самый сериал, в котором вы, Робби, играли своего Питера Пэна. Мама что-то смотрела по телевизору и уснула, а Брандон увлеченно просмотрел серию и даже попросил найти в интернете предыдущие. В общем, он так проникся Питером, Крюком, пропащими мальчишками и Феликсом, что в его рассказах о путешествиях по Мирам собственного подсознания появились все эти сериальные персонажи. Я говорила ему, что под действием препаратов, на которых он вынужден находиться, может и не такое присниться. «Сны. Это все лишь ничего не значащие сны», — говорила я. Брандон же только загадочно улыбался. Он называл свои сны — изнанка сознания, или другая реальность, в которой живет подсознание, или как он любил говорить: «Там, где мы есть и всегда будем». И однажды мне удалось увидеть другую реальность Брана. Он уснул после очередного приступа, а я не захотела уходить, взяла его за руку и уснула… — пальцы Холли вцепились в края блюдец, и нарисованные кофейные портреты одновременно развернулись к Робу. — Оказалось, что по ту сторону сознания Бран оставался ребенком — мальчиком по имени Хелли. Иногда, правда, он важничал и именовался Хеллионом. В его снах Мэтью был Бенджамином или Беном, а я — Сидни или как ему больше нравилось — Сид, — девушка подвинула Робу поближе чашку с портретом Хеллиона, давая ему понять, как именно выглядел Брандон в другой реальности. — Это Хелли. На самом деле его и в семье так называли, потому что на свое настоящее имя Бран откликался очень неохотно и даже злился.