Как я провела лето (СИ)

Саша в последний раз посмотрел на лежащего перед ним человека, повернулся и зашагал прочь по дороге.

Ему все время казалось, что он услышит сзади знакомый голос.

Но только ветер шумел в вершинах деревьев и рвал полы его плаща.

Небо было серым. Чуть с голубым. Льдистым. Холодным.

Собиралась гроза.

Саша знал, что всегда трудно сделать несколько первых шагов. Когда, кажется, что не удержаться, и ветер собьет с ног. А потом становится легче, и понимаешь, что можешь идти, потому что впереди - дорога, а все дороги обязательно куда-то приводят.

Через пять минут после звонка в милицию бойцы Белого уже искали Макса, чтобы сообщить ему плохую новость.

Почти в это же время Рустам разговаривал со своей бригадой.

- Все, Рустам, Белого положили и водилу заодно. Правда, они, суки, двоих наших убили, Рашид ранен.

- Белого положили - это хорошо, а мальчишка, что с ними был, где?

- Какой мальчишка? Там больше никого не было. Сваливать пришлось быстрее. Шума было много, они же отстреливались долго, пока Армен с тыла не зашел.

Рустам жутко заматерился:

- Какой мальчишка?! Глаза синие, волосы длинные, кудрявые, как у бабы, и сам на бабу похож. Я же сказал, без него не возвращаться! Бегом обратно. Аккуратно там обшарьте все. Если менты пацана мертвого не нашли — перекрыть подходы к трассе, он, если живой, первым делом туда побежит. В деревне следить, если объявится, но это вряд ли. Короче, пацана, живого или мертвого, тащите ко мне. Вопросы? Тогда бегом! Времени мало.

И времени было действительно мало. Это чувствовал даже Саша, когда шел по безлюдной дороге. Он понял, что до сих пор несет в руке телефон, только когда тот зазвонил. Саша машинально ответил.

Он услышал знакомый голос с еле заметным акцентом:

— Где ты, маленький? Тебе холодно, страшно? Скажи, где ты. Я заберу тебя оттуда. Все будет хорошо. Только не клади трубку, скажи мне что-нибудь, малыш.

Саша от всей души грохнул телефон об асфальт. И, теряя драгоценные секунды, добросовестно его растоптал.

Потом вылил себе на голову воду из бутылки, которая у него оставалась в другой руке. И уже легко и быстро понесся по бегущей под ноги дороге, хотя по щекам его текли мокрые дорожки, и глаза застилала пелена, так это, наверное, от ветра…»

На этом записи обрывались. 

Алинка закрывает глаза и взяв ручку, пишет на обороте последнего листка: 

«Мы имеем право на то, чтобы оплакать свое прошлое. Каким бы страшным оно нам не казалось, будущее еще страшнее, потому что мы ничего о нем не знаем. И даже если дорога словно сама ложится под ноги, и в сжимающееся горло с трудом проталкивается свежий ветер, бьющий в лицо, мы имеем право оплакать и себя, и других, и идти дальше, хотя иногда это очень трудно.

А в раскрытые ладони бьется ветер твоей новой свободы, и кажется, если раскинешь руки и сильней разбежишься – сможешь взлететь.

Ведь любая дорога - это начало пути, и рано или поздно она нас куда-то приведет. Просто надо идти и не останавливаться. А еще нужно надеяться и верить».

Прошли года............................

( Сиквел)

Максим Сергеевич, известный в городе бизнесмен пребывал в отличном настроении. Он ехал на официальный банкет по поводу избрания его друга, депутата Владимира Андреевича. На банкете обещали быть участники одной довольно известной рок-группы. Точнее, она была довольно известна старшему сыну Максима Сергеевича, Данилке, который чуть не выскакивал из машины от нетерпения увидеть своих кумиров. И была совершенно неизвестна самому Максиму Сергеевичу, поскольку он ничуть не заморачивался на этом «долбеже», как он выражался. Данилка, который всеми правдами и неправдами увязался за отцом, время от времени ныл:

- Вот, блин! Опять красный! Пап, а ты им скажешь, что я твой сын?

- Нет, - ответствовал Максим Сергеевич, глядя на дорогу. – Я им скажу, что мне тебя подкинули.

Данилка тихонько и радостно ржал.

Весна все никак не могла разгуляться. Только вчера было солнечно и казалось, что почки скоро начнут лопаться, а сегодня опять пасмурно и ветер холодный. По дороге он гнал одинокий пластиковый кулек, который цеплялся к колесам машин. Трава только начала пробиваться.

Приемник, голосом привычных «Нау» выдавал:

Когда-то у нас было время, теперь у нас есть дела

Доказывать, что сильный жрет слабых, доказывать, что сажа бела.

Мы все потеряли что-то на этой безумной войне…

После банкета Максим Сергеевич собирался заехать к своему спичрайтеру. Он в свое время с трудом выучил это слово. Риточка рыжеволосая красавица, недавняя выпускница филфака писала ему потрясающе умные речи. Благодаря им, он в свое время избирался в депутаты.

С Риточкой они частенько ездили в рестораны для обсуждения его будущих речей. Она привлекала внимание молодых людей, у нее было много поклонников. Часто смеялась и шутила.

- Молодая, а умная какая уже, - частенько подумывал Максим Сергеевич.

Он испытывал странные чувства к этой девушке, словно рядом с ней и сам становился моложе. Однажды, когда они сидели и разговаривали в парке, он взял ее за руку. Она руки не отняла.

Он решил, что позвонит ей после банкета, и они съездят куда-нибудь за город. Может быть, просто побродить по траве, послушать птиц, полюбоваться на закат. А потом, если она захочет, можно и рассвет вместе встретить.

Максим Сергеевич теперь относился к этому вопросу гораздо спокойнее и более философски, чем в молодости.

Банкет против ожидания был шумный и веселый. Оказывается музыканты этой самой офигенной рок-группы сыграли для публики, потом спели какую-то забойную песню. У народа поднялось настроение. К величайшей Данилкиной досаде, они приехали уже к концу этого представления.

У невысокой эстрады царил легкий беспорядок, молодые девицы и парни брали автографы у участников группы. Данилка ужом пролез в толпу и вынырнул оттуда совсем уже ошалевший от счастья:

- Мне сам Громушкин расписался!

Глаза у Данилки были просто на лбу, от счастья.

- О! Сам Александр Великий! - приметил Данилка очередную жертву и рванулся в атаку. По пути он просветил отца, что Александра так прозвали за те риффы, которые он выдает на своей ритм-гитаре, когда бывает в особо хорошем настроении.

Максим Сергеевич почувствовал легкую скуку и с интересом посмотрел на стол. Хорошо покушать, он любил. Они оказалось рядом с небольшим людским водоворотом, в центре стоял высокий мужчина в черной косухе, наклонив голову, он старательно подписывал фотографии, диски, все, что ему совали под руку. Лица его было не видно, на него свешивались длинные темные кудри.

- Поотращивают патлы…, - неприязненно подумал Максим Сергеевич. – Рокеры…, - подумал он более примирительно.

Данилка тем временем подсунулся к Александру Великому с фотографиями и дисками, тот терпеливо ему их подписывал, рядом крутились нарядные девицы:

- Александр! Вы ведь позвоните?…

- Обязательно, - отвечал Александр, старательно орудуя фломастером.

- Вот ведь везет, как на них телки-то вешаются, - позавидовал про себя ему Максим Сергеевич.

- А это мой папа! – выпалил от прилива чувств Данилка, получив автографы для себя и половины своих друзей, второй половине предстояло дико завидовать первой, более везучей.

Максим Сергеевич очень захотел залепить Данилке хорошую затрещину, но не успел.

- Да? Очень прия…, - начал тем же тоном, как и обещал позвонить девицам, Александр.

Потом он поднял голову, и они замерли оба, вместе с Максимом Сергеевичем.

Они уставились друг на друга, вокруг толкался народ, неизвестно, кто из них пришел в себя раньше.

- А мы уже знакомы. – сказал Александр. – Всего доброго!

И повернулся, что бы уйти.

- Саша! – негромко окликнул его Максим Сергеевич. Тот оглянулся.