Как я провела лето (СИ)

Совсем не до смеха стало через несколько дней. Уже ночь была, слышу - машина подъехала. Пошел глянуть, кто. Смотрю, Влад идет, только странно как-то. Шатает его всего. Я еще думаю, пьяный, что ли. Иду навстречу и вижу, что он за руку держится и на землю темное что-то капает из рукава. Я к нему, потащил его к дому. Он еле шел. Я ему: «Кто?». Он:

- Толком не видел, рустамовы вроде, одного положил, двое свалить успели.

Потом добавил:

- Позовешь Доцента, и смотри, чтобы никто, кроме него, не знал.

В общем, если бы кто узнал, большой шум бы вышел. Это было нарушение всех договоров, в свое время большие бугры добазарились, что друг в друга, типа, не стрелять. Драться там, пером пырнуть куда ни шло. А если стрельба начинается, то это уже война.

Доцент из него пулю когда вытаскивал, Влад книжонку какую-то в труху в руке раздавил, только чтобы не орать. Потом Доцент говорит: «Лечь ему нужно, рана не смертельная, но крови много потерял». Потащили мы его в спальню. Я когда свет включил, Сашка не сразу проснулся, потом, смотрю, сидит на краю кровати, в простыню замотался и глядит, как мы Влада укладываем. Он спросонья не понял ничего.

Доцент хотел Владу обезболивающий укол ставить, но Влад сказал, что не надо. Потом, уже когда мы выходили, я дверь закрывал, слышу, Влад говорит: «Иди сюда». По его голосу я понял, что это не мне.

Белый где-то с неделю отлеживался в Вязниково. Сашка ему на скрипке играл, и не грустные всякие песенки, а что-нибудь повеселей и покрасивше, стервец этакий. Я потом у него на руке синяки увидел, это Белый ему, видно, руку придавил в первую ночь после ранения, когда от обезболивающего отказался. Вообще, Сашка от Влада почти не отходил, то на скрипке играл, то просто рядом сидел. И спал с ним, Влад его здоровой рукой к себе прижимал, и никакое обезболивающее ему не нужно было. Он Сашку и трахнуть ухитрился, потом говорил, что пацан ему руку больную поддерживал в процессе.

Белый не хотел, чтобы кто-то знал о ранении, и так уже все слишком шумно становилось. Поднялся он быстро, видно, нагляделся на своего скрипача да музыки наслушался.

Они по саду вместе гуляли. Говорили они о чем или нет, я не слышал. Один раз видел, как Влад малому телефон сотовый показывал, объяснял, какие кнопки нажимать. Телефоны эти только появились, мало у кого были, здоровые, с антенной. Белый за большие бабки одним из превых его достал. Долго они тогда с этим аппаратом разбирались. Потом Влад встал и зачем-то в дом пошел, а Сашка опять ему вслед этим самым странным взглядом смотрит, потом увидел меня и уткнулся опять в телефон, давай кнопки какие-то нажимать.

Белый чуть оправился, рванул опять в Ильичевск. Не задалось то лето с самого начала. В июне где-то на дальних выселках непонятки начались.

Влад забил стрелку с Рустамом, две бригады два часа друг против друга стояли, пока они там посередине заброшенной трассы между собой терли. Вид у обоих был - вроде как сейчас начнут друг другу морды бить. Вот была бы бойня. Тачек с каждой стороны штук по десять было. Бойцы молодые, в основном необстрелянные. Одно слышно - предохранители щелкают. Я нашим пацанам: «Спокойно, стоим, не дергаемся. Они должны добазариться». Хотя до чего там было добазариваться? Что, Влад должен был Сашку Рустаму отдать, хоть и на время? Рустам типа: «Пидор – не баба, можно и поделиться». На принцип у них пошло, кто кого переупрямит. Там, в общем-то, и не из-за Сашки все было. Дело с рыбхозяйствами тянулось у них давно, но вяло, а тут, блин, нашли причину! У Рустама фишка появилась, типа «пусть тогда никому не достанется».

Говорят, давно уже из-за бабы такой же сыр-бор был, сколько народу тогда по такому случаю положили, никто не помнит, но драка тоже изрядная была. Слыхали, бабу это прирезали потом от греха.

После той стрелки вроде тихо какое-то время было, потом опять на дальних конопляных делянках шум пошел. Рустамовы бойцы на наших наезжали. Матюху Фролова подстрелили, не сильно, правда, но Доценту повозиться пришлось. Не дело это было. Отпустить мальчишку никак было нельзя. Никому он не должен был достаться. Это в одном только случае могло быть. И Влад это понимал, и лицом темнел с каждым днем.

Он в то время пацана своего трахал просто непотребно, словно на целую жизнь вперед. Таскать его с собой везде начал. Малой и сам чувствовал, что не так все идет, улыбался реже. Человек искусства, так сказать, они же все чувствуют сильнее, да и обрывки разговоров слышал же, благо, слух-то у него был неплохой. Влад бесился иногда, орал на него, отрывался типа, а потом целовать бросался, да так, что пацан аж пищать начинал.

Я, конечно, не спорю, что когда под тобой такой змееныш синеглазый извивается и в судорогах под тобой бьется, трудно, конечно, пистолет поднять и, глядя в глаза эти синие, в него выстрелить. Знаю, трудно. Но можно же со спины финкой под сердце, чтобы не мучился сильно, да и не понял ничего. По-разному же можно.

И вижу, что Влад бесится сам по себе, и никак это ему не по душе. Жалко, конечно, было, как не жаль, я же не зверь какой-нибудь. Но бойцы дороже. Влад попереживает, конечно, не без этого, слишком он к кукленку своему прикипел, но что делать, всегда нужно выбирать, и выбор не всегда приятный бывает.

Но ребята уже самые уважаемые стали говорить, что вообще никак это не годится.

Влад переругался с ними конкретно, но вид у него был, как у старика, которому лет сто исполнилось.

21. 

В конце концов его Антибиотик к себе вызвал. Я в коридоре сидел, слышно хорошо было.

Антибиотик издалека не стал заходить.

- У нас на днях сходняк был. Прости, что тебя не пригласили. Ты знаешь, о чем мы терли. Я тебе должен огласить решение сходняка, для тебя это будет не новость.

Влад молчит.

- Непонятки, Влад. Серьезные люди передают, что нужно, чтобы вся территория до Заозерского водохранилища была под нашим контролем, а Рустам с солнцевским объединяется. Это будет большая сила, и придется с ним по-хорошему договариваться до тех пор, пока не сможем его оттеснить. Мне передавали, что у вас с заозерскими стрельба началась, ты знаешь, что это нарушение давнего договора, и уже не важно, кто первый начал и из-за чего. Мы не знаем, что вы с Рустамом между собой не поделили, но не это главное. Именно сейчас война между районами никому не нужна.

Молчание.

- Решение такое: пидорка надо убирать, и ты это знаешь. Думай, Влад, времени мало. Очень мало. И притом он должен исчезнуть не просто так. Должны быть похороны. В открытом гробу. Лицо чтобы было видно. Рустам должен там быть. Надо, что бы при вас обоих его закопали, и вопрос будет навсегда закрыт. Можете поплакать вместе на могилке… У тебя же дети, Влад.

- Не начинай.

Таким голосом, что я подумал, Антибиотик ему уже в печенку нож загнал.

Потом долго тишина стояла.

- Когда? – Белый тем же голосом спрашивает.

- Давно, давно уже надо было. - Потом, видно, на Влада посмотрел. - Неделя, Влад, неделя – это крайняк. Если самому трудно, я понимаю, мы поможем, все мы люди...

- Сам!

Влад вышел от Антибиотика черный как туча, дверью так хлопнул, словно хотел, чтоб на того потолок обвалился. Я к нему в тот день лезть боялся.

А тут еще тесть названивает и в истерике орет, что вокруг дочкиного садика мордовороты какие-то трутся, и на ихнюю машину, когда он внучку из сада забирает, нехорошо глядят. Типа: «Что происходит, Влад?!»

Если бы ты видела охоту на волков. Когда матерого зверя загоняют в западню, в какой момент он понимает, что все, выхода нет? Я такого у волков не замечал. До последнего вожак ломится из западни и даже под градом выстрелов готов до последнего рвать глотки. И убить его не так просто, если только в сердце попасть, ну это еще ухитриться надо.

Влад тянул долго. Намного больше недели, очень намного.

Почти до осени это продолжалось. Помню, мы сидели как-то в гостиной в этой, день к вечеру клонился, солнце за озером садилось, облака красные были такие, к ветреному дню. Сашка у окна стоял, в сад смотрел и на закат за озером. Влад по трубе трандел, что недавно купил, с Маринкой сначала про предков терли, да про дела всякие, потом слышу: