Как я провела лето (СИ)

- Так. Хватит про это нудить, дай мне Леху, что у него там?

Потом уже с сыном:

- Так, кто первый начал? Славка? Ну и правильно ты ему ввалил, не будет первый лезть. Деду помогай, ему нельзя тяжести таскать. Да…

Потом еще они что-то терли, напоследок он с Лизочкой говорил, у него аж голос менялся, когда он с ней разговаривал, любимица как-никак.

- Скоро уже. Скоро приеду, я тоже скучаю, маленькая, уже недолго осталось…Да, и на море поедем, я тебе настоящие корабли покажу…

Потом он как говорить перестал, глянул в сторону окна. Сашка на закат все так же смотрел, и непонятно было, слышал он Белого или нет. Только я смотрю, он весь как облитый этим красным светом, отблесками этими от заката.

Белый только глянул на него, у него в глазах что-то поменялось:

- Отойди, - говорит, - от окна. Весь свет загородил.

Сашка вздрогнул, вроде как проснулся, пошел к креслу своему у камина, где привык сидеть. Пока шел, на Белого глянул, вроде, ему Влада отчего-то жалко было. Только Влад этого не видел, он как раз в телефоне что-то разглядывал.

Тянулось это все пока другого бойца, Илюху, не подстрелили, я уж и не говорю, что Рустамовы ребята. На этот раз тяжело. Доцент матом орал и из центра вертолет вызывал, старшие бойцы Белому в глаза все сказали, что думали.

И Влад сказал:

-«Завтра».

Я Белого с вечера предупредил, что не поеду с ним, я, говорю, всегда с тобой рядом был и потом буду, но в этот раз, извини, езжай без меня. Я вас до околицы провожу.

- Хорошо,- Влад говорит, – другого водилу найдешь.

Он вроде как все понимал, а с другой стороны, вроде как внутри себя голос какой-то слушал. Он на тебя и смотрит, но ясно, что не тебя видит.

Белый тогда всю ночь над Сашкой просидел. Тот уснул, а Влад уже, как над гробом, над постелью сидел и в лицо Сашке смотрел, не отрываясь.

На следующий день он к мальчишке, сказал: «Одевайся».

Тот все понял, наверное, давай одежонку свою напяливать, а в руках у него ничего не держится.

«Поедем, - Влад говорит, - на дальние делянки, посмотрим».

Ветрено в тот день было и пасмурно. Солнце вообще из-за туч не показывалось. Серые дни иногда бывают перед осенью.

Саша оделся молча, не просил ни о чем. Влад мне глазами показывает, мол, к нему домой сначала. Да, думаю, правильно, пусть со своими попрощается.

Но лучше бы мы к ним не ездили. Пацан всю дорогу крепился, а как свой двор увидал, так затрясло его аж. А когда Ленка к нему выбежала, он на коленки упал, схватил ее, плачет, так что душа на части рвется. Ленка тоже давай реветь. Он ее целует, к себе прижимает. Наглядеться на нее не может. Потом на руки ее поднял, пошел, мать обнял, отчима. Что он им говорил, не слышно было, но потом, как они его обнимать начали, я понял, что он у них прощения просил.

Потом слышу, он матери: «Я в Белоречье уезжаю, и оттуда уже не вернусь. Не переживай, пожалуйста, у меня все будет хорошо. Леночку берегите». Мать давай Сашку за руки хватать: «Да куда же ты, Сашенька, не ездий с ними, останься, что же делается такое….» Пацан ей: «Поздно мама, ехать нужно, за Леной смотри, я тебя прошу».

Смотрел я на это все, и у меня аж внутри где-то защекотало. На Влада я и глядеть боялся, хотя и знал, что он тоже на все это смотрит.

Потом Саша Ленку отдал матери, пошел к машине, а ноги его не несут. Однако подошел, сел сам. Влад ему дверь открыл.

Мать Сашкина долго на дороге стояла, крестила вслед.

Я и до околицы не доехал, говорю бойцу, что за водителя сел: «Останови».

- Ну, все, - говорю Сашке, - пока, бывай здоров, - а у самого в голове: чего я несу?!

Но Сашка не хуже Влада не понимал, по-моему, уже, что ему говорят, так что он вряд ли обиделся.

Обратно я пошел пешком, и как представил, что сейчас вернусь и увижу флигелек и розовые кусты за ним, сразу свернул и пошел к пруду, залез в камыши подальше, чтоб меня не видели.

В тот день так никто и не вернулся».

22. 

…Алинка всхлипывала, уткнувшись лицом в колени. 

Зачем оно все так. Как хочется, чтобы это было неправдой 

Смотрит на последний листик, там написано, торопливо, без дат и имен, почему-то карандашом: 

«Белый вышел из машины и сказал «пойдем», они уходили все дальше от дороги. Саша шел впереди и понял, что нужно остановиться, когда перестал слышать шаги Влада за собой. Последние мгновения уходили прочь, как вода в песок. Он сжал на груди руки и пытался читать про себя «Отче наш». Только от ужаса все слова последней молитвы вылетели из головы. Ему послышалось щелканье курка...

Смерть так безжалостна. Она уносит с собой наши мечты, несыгранную музыку, неизведанные дороги, щебет птиц и зелень леса. Как страшно умирать, когда в душе проснулись надежда и вера. И этот клен словно машет тебе на прощание своей желтой ладошкой, и хочется смотреть на него долго-долго, считать свои последние вздохи, сколько их еще осталось…

Он не знал, через какое время очнулся. Он не сразу понял, что с ним. На миг ему показалось, что он все еще на краю мира, когда душа рассталась с телом и осыпалась золотой пыльцой с легких облаков на зеленое, волнующееся море под обрывом. Тогда он открыл глаза и понял, что до сих пор лежит на куртке, которую Влад кинул под них, прикрытый собственной одеждой, а Влад сидит рядом и жует травинку, глядя на зелено-синий простор впереди, а в глазах его отражается небесный свет. Они потом долго смотрели друг на друга.

Ему и сейчас показалось, что Влад на него смотрит. Саша поднялся, оглянулся по сторонам, голова сильно кружилась, никого рядом не было. Первая мысль была, что надо скорее идти - судя по тому, как он замерз, пролежал он довольно долго. Саша поднялся. Перед глазами все плыло.

А потом вернулась память, резко, как удар: шум машин на дороге, выстрелы. Он решил, что пойдет к Рустаму, и Влад его не удержит, он к кому угодно готов был пойти, главное, чтобы Белый остался жив. А потом - пусть стреляет в спину, если хочет.

Саша шел к дороге быстро, насколько мог. Его слегка шатало. После обморока он видел все предметы словно размытыми, лишенными четких очертаний. Только бы успеть…

Но уже издалека увидел, что опоздал.

Влад лежал возле машины весь в крови. Саша понял, что Белый мертв; водитель, тоже мертвый, лежал неподалеку. Кругом валялись стреляные гильзы, было много кровавых следов.

Саша долго стоял и молча смотрел на них. Ему было трудно собраться с мыслями. Потом он почувствовал, что его мутит от запаха паленого железа и крови, еле успел отойти на несколько шагов, и его скрутил сильный приступ рвоты. Как тогда, в первую ночь.

Потом он пошел к машине, взял бутылку с водой. Плеснул воды себе в лицо - стало немного легче. В машине он взял сотовый телефон. Влад как-то показал ему, как с ним обращаться, а еще показал номера скорой и милиции. «Хотя они тебе вряд ли понадобятся»,- сказал он тогда.

Саша не был уверен, что здесь будет связь, но, на удивление, до милиции он дозвонился. Сказал, что на тридцатом километре от Вязниково в направлении Красногорска была перестрелка, есть убитые. Он никогда потом не мог объяснить себе, зачем он тогда в машине смотрел на дорожные указатели. Наверное, было важно знать, где именно он умрет. На вопрос: «Кто вы? Представьтесь» - нажал кнопку отбоя.

Саша чувствовал, что нужно отсюда уходить. Еще ничего не понимая, чувствовал: в воздухе пахло опасностью, и словно какой-то голос кричал внутри: «Беги!»

То же сказал ему Белый несколько минут назад, когда послышался первый выстрел с дороги: «Беги к трассе. Пробирайся в Красногорск, я тебя там найду». А Саша повернулся к нему и твердо сказал: «Нет! Я останусь с тобой». Потом он не понял, что произошло, кажется, Влад замахнулся…

Возвращаться в деревню нельзя. Нужно идти вперед по дороге до большой трассы. Можно поймать машину. Куда направиться потом - у него не было ни единой мысли.