Рядовой (СИ)

Дверь хлопнула так, что я чуть не слетел от неожиданности с кровати. Дядька выругался:

— Ить, сбежал сразу, даже не послушал, как я сам его гнать начну. Ирод проклятый! — сказал он в сердцах, и наступила неловкая тишина. Я чувствовал всеми фибрами тела, что дядька так и стоит в прихожей. Чувствую, как ему неловко сейчас, и виновато спрашиваю:

— Зачем он вообще здесь? — спрашиваю сонно, не понимая, что сейчас творится в сердце дядьки. Может бесцеремонно, но хочется поддержать его, слышу его удаляющиеся тихие шаги и мысленно переживаю за него, так что сердце заходится. Зову его негромко: — Дядя Путиш? — шаги приблизились, и я похлопал рядом с собой. — Прошу, посиди со мной. Мне так одиноко…

Кровать прогибается от его веса, и чувствую, как он трогает мою кисть. Он насмешливо спрашивает:

— Чувствуешь, как я покалываю твою кисть?

Киваю с улыбкой, покалывание идет в локоть и затем в плечи. Смеюсь, дергая плечом.

— Чувствую, чувствую, только не тыкай меня больше, — вспоминаю, как не чувствовал ног, и все тело передергивает от ужаса.

Голос дяди тихо спрашивает:

— О чем ты подумал? Тебе неприятны мои прикосновения? Прости… не подумал.

Мотаю отрицательно головой.

— Да нет же, он не тронул меня, как ты думаешь… я другое хотел сказать… как ты вообще пустил его на порог? Ну, этого нага? Ведь он…

Голос дяди отозвался не сразу. Но когда он заговорил, я пожалел, что вообще поднял эту тему.

— Я, когда стал ротным в полном понимании этого слова, назначал внеплановые построения и обсуждал с воеводой план нападения на чупановцев, думал, вот как же мне нравится эта должность. Мы и знать не знали, что наги внаглую просто зайдут и в наши казармы в качестве дополнительной роты. Их было очень много для нашей казармы даже. Больше трех сотен, все они очень крупные и размещать их не было возможности. Там где наших было по двенадцать человек, их было пять, максимум. А некоторые индивиды… как этот вот… Аулин. Тот вообще комнату может занять. И начались у нас проблемы. Мы их не приняли, они начали угрожать, один за другим солдаты начали защищаться, а те их намеренно выводили из себя. После драки появились убитые парни от руки нагов. Потом нам также сообщили, что после пиршеств, что они затевают, там, де, насильничают над парнями. И мало кто выживает после этого. Я даже не верил в каком-то смысле, пока на моих руках не умер паренек один с другой роты. А потом один из нагов вдруг прижал к стене замвова, я услышал это случайно… проходя мимо одной из казарм. И к моему ужасу я не увидел…

Он замолчал, и я, наконец-то, понял, что же случилось на самом деле. Не своим голосом переспрашиваю:

— Так его не казнили?

Дядя мотнул головой и, посмотрев мне в глаза, спросил ровным голосом:

— Ты осуждаешь меня?

Мотаю быстро головой.

— Нет, но ты не скрывай этого от меня, ладно? Я тебя не осуждаю и никогда бы не осудил.

Он медленно погладил меня по голове и вздохнул с укором.

— Все его родственники сказали, что самое лучшее, это сказать всему свету, что он… что, якобы, его казнят. Я тогда пытался к тебе пробиться, но всюду получал отказ. А когда до меня дошла вся суть того, что пытаются его родственники приписать ему… осерчал сильно. И тут у дома на меня кидают петли, сетки, веревки. Думал сразу их порешить, но дал трем уйти. А потом вот этот вот хлыщ пришел. Упал в ноги, говорит, не уходи с армии. А мне-то что… мне даже лучше, что ушел. Я его… ладно… скажу… он говорит, что влюбился. А я думаю, что смерть Циате, это его рук дело. Я так и не нашел того, кто это сделал. Он говорит, что он сделал, но иносказательно. Типа, был бы рад тому, что у него не будет соперников.

Смотрю на дядю жалобно, и не выдерживая слезы начинают катится из глаз. Самому стыдно за свою слабость и постоянно мокрые глаза. Дядин силуэт четко вдруг вырисовывается передо мной, и я вскрикиваю, начинаю рыдать уже от счастья и обиды за него. Он такой огромный и сильный, в его словах скрывается такая сила духа и воли. Я знаю, что он едва держится без Циате. Когда я вспоминаю его и Циате мирно строящими дом, я тогда еще заметил, как они понимали друг друга без слов, дополняя лишь какими-то непонятными обрывками свой разговор. Со стороны было и не понять, о чем говорят. Как он сейчас без него… я тоже вдали от дяди мечтал быть со своей семьей, с ним и Циате. Слышу изумленный голос дяди.

— Ты видишь?!

Киваю со слезами на глазах, захлебываясь в рыданиях, и он снова гладит меня по голове.

— Ну вот, видишь. Все рано или поздно встает на свои места. Главное, что ты дома, и мы вместе.

Смотрю на него и охаю. Его пряди седины на висках так явно видны. Видно, сильно его подкосила смерть Циате. Он как-то виновато смотрит на меня словно спрашивая взглядом: «Ну что, как я тебе, сильно постарел?»

Скрываю вымученно жалость к нему, уводя взгляд, и разглядываю комнату, в которой лежал, а вот и он, приступочек. Дядька хлопает себя по лбу.

— Забыл, сказали, что дощечки можно снимать. Но руки не утруждай. Понял?

Киваю, быстро глядя на свои руки, и пытаюсь сжать кулаки, то, чего я так боялся сделать. Дядька пояснил:

— Ты тогда у Лорда… когда в бреду был. Ломал себе руки по тем же местам. Словно не хотел, чтобы они срослись-то у тебя. А сейчас, видишь?

Он аккуратно снимает бинты с одной руки и с другой и смотрит на меня. Я настороженно поднимаю обе руки и рассматриваю, как будто мне пришили только-только их. Киваю медленно.

— Мне снилось тогда, что этот зверь нападает на меня, и я отталкиваюсь от него как могу… изо всех сил, — говорю тихо и медленно, рассматривая каждый палец.

Еще бы вот пойти нормально. Я чувствую ноги, знаю, что пойду. Но я боюсь, что Лорд это узнает и, не дай боги, увидит. Это отрезвило меня, у этого Шиату своя армия, и он может творить, что угодно. А у нас пока жители, которые не защищены ни от чего. У нас одни работяги. Даже огромного забора нет, как в других деревнях, где люди более или менее защищены своими хозяевами от страшных набегов. Головокружительное ощущение ответственности за других, накрыло меня полностью, и я, всхлипнув, спросил дядьку, боясь заранее того, что он может от меня отказаться.

— А Лорд может напасть на нас?

Тот, немного подумав, мотнул головой и добавил:

— Это земли короля, хотя уже нет. Это мои земли, — сказал он, рассуждая. — Значит, может. Но мы в близости от главного города, и я думаю, что король не допустит, чтобы на нас напали. Война между Лордами давно закончилась, и Лорды это те люди, которые… — он замолчал, и я, кивнув, добавил:

— Да, он зверь, они, наверное, все звери. Потому они и Лорды. А еще мне сказали, что здесь никого не было тогда, до нас. Тогда этот Шиату тут и появился. Я боюсь навлечь на нас беду. Он может навредить нашей деревне, в которой мы стали хозяевами.

Тот кивнул и, вдруг тронув меня за руку, сказал тихо:

— Не спеши с выводами, я знаю, что он не пойдет на это. Он не такой плохой, как кажется. В нем что-то меня подкупило. Я видел, что он искренне жалел о содеянном. А еще я думаю, что он не станет волновать тебя снова. Он убедился, что ты не понарошку ослеп. Прости, что так говорю. Но думаю, что ты ему нужен зрячий. Поживем, увидим. И если он откроет вражду между деревнями, то не всем это понравится. Войны вновь начнутся. Никто не будет ждать своей очереди. Он и так много лет собирал подать, а не справлялся о делах деревни. Другие себе новые дома строили и пашни развивали еще дальше к лесу. А наш даже ни одного золотого на пустил на помощь после пожаров. А домов много тогда задело. И много жителей ушли в иной мир, — он хлопнул себя по коленям и, приподняв меня за талию, сказал грубо: — Давай, теперь уже можно ходить и не надо бояться показывать, что ты выздоровел. Ладно?

С глубоким выдохом киваю потеряно и неуверенно шагаю под заботой дядьки. Впервые дошел до стола и, там сев, посмотрел на улицу. Вот она наша речка. А вон ребятишки сети поставили и сейчас развели костер. Дядька деловито улыбнулся мне и, кивнув, предложил: