Я, мой фамильяр и жизнь в Нью-Йорке (СИ)

Волк плотно закрыл глаза, тяжело втягивая воздух в легкие. Он еле смог приоткрыть глаз, когда брюнет, мягко целуя его в шею и висок, утробно заурчал как трактор. Божество, нежно улыбнувшись, поддалось на ласку, и их короткие катания по кровати закончились тем, что постель закончилась, и люди упали на пол. Пока Стивен смеялся, Росс, ругнувшись на родном ему языке, вскинул руки над головой, выкрикнув:

— В этом храме есть кровати побольше, черт тебя дери?

Стрэндж содрогаясь от смеха, уткнулся лицом в чужие ключицы то и дело фыркая носом, еле сдерживал подступающий хохот. Когда же его наконец отпустило, мужчина поднял голову, и масляно улыбнувшись, выдал:

— У нас перед ногами весь мир, мы можем выбрать любую кровать в этой вселенной. Скажи, какая тебе нужна, и я ее тебе достану.

— Тогда к черту кровати, — глаза его загорелись довольным огоньком, — Ты путешествовал, был везде. Покажи мне самое райское место на этой земле.

Брюнет цокнул языком и вздохнул:

— Боюсь, что это Санкторум. Однозначно Санкторум.

— А там же сейчас никого нет, так? — он довольно оскалился, — Дом пустой. Ни богов… ни Вонга. Никого. Никого. Понимаешь?

Стрэндж расплылся в довольной улыбке. Они могли творить все, что захотят; все, что угодно:

— Так, мой гений, — он подхватил Эверетта на руки, взял свое кольцо, — Я говорил, что обожаю тебя?

— Нет, не говорил, — бог войны довольно ощерился, не шибко сопротивляясь такому обращению с собой, и сложил руки на груди. Стрэндж быстро проделал портал и Эверетт усмехнулся. Они будто никуда и не уезжали.

Дом был пуст, и мужчины, словно двое подростков оставленных на выходные, переглянулись. Храм был в их полном распоряжении. Стивен как юнец разогнался на паркетном полу в кухню и скользнул в ящик за бутылкой, на что Росс лишь громко рассмеялся и прошествовал следом. Они безмерно радовались жизни, пили жидкость из горла, танцевали голыми в гостиной, вальсируя по огромному коридору, плавали в купальнях, отмываясь от сандала и курили. Стрэндж так и вовсе затягивался даже не вытаскивая сигарету из-за рта, пока плыл на спине по длинным линиям. Когда они обсохли, то снова вернулись на кухню и Стивен, надев фартук на голое тело, сделал блины, как давно и мечтал.

— Смотри как умею! — маг подкинул блин, и тот, пролетев мимо сковороды плюхнулся на пол под смех Росса.

— Это было великолепно, — Эверетт утер слезы на глазах и театрально похлопал, — Интересно, этот трюк предполагал, что я буду ржать как гиена?

— Этот трюк предполагал, что этот ублюдок упадет на сковороду, — Стивен улыбнулся, однако небольшая стопка блинов у него все же получилась.

Его походы к физиотерапевту давали определенные плоды, и сейчас он сверкал как начищенный до блеска чайник. Поставив перед своим любимым блины, чародей поглаживал травмированные руки и присел на соседний табурет.

— Видишь, как я старался для тебя? — улыбнулся мужчина.

— Ты ходил ко врачу, чтобы приготовить блины? Для меня?

— Разумеется, а зачем мне это еще было нужно, идиот? — Стрэндж приподнял бровь.

Росс подпер рукой подбородок, закрывая пальцами рот, и полуприкрыл глаза. Он выдохнул:

— Это, наверное, лучшее, что ты мог сделать для меня, Стивен. Правда. Ни один покупной подарок не сравнится с этой стопкой блинов.

— Ну что ты начинаешь, это ведь просто блины! Может, они вообще не съедобны, — тут же отмахнулся мужчина.

— Ох, Стивен, — блондин нежно улыбнулся, прихватывая угощение, и болезненно наморщил брови.

— Что, настолько невкусно, да?

— Нет, они очень вкусные. Гораздо вкуснее всего того, что я когда-либо получал в дар, — он сжал пальцами переносицу и выдохнул, явно боясь растрогаться. Он всегда до ужаса боялся растрогаться больше, чем того требовалось.

Стивен терпел боль, Стивен перематывал руки, перебарывал себя, занимаясь на тренажерах, он наверняка матерился на сеансах и рычал, заставляя себя через силу растягивать пальцы. Его супруг готов был для него на столь колоссальные жертвы. Что там смерть ради него, что там жизнь ради него. Все это даже рядом не стоит с тем, что чародей каждый божий день боролся с собой и своей травмой ради чертовой стопки блинов, ради него. Было ли у Эверетта хоть что-нибудь столь же весомое, что он мог предложить Стрэнджу? Сейчас он ел, закрывая глаза и до одури боялся, что может пустить скупую слезу. Все из-за этих долбанных блинов.

— Не, ну я понимаю, у меня практики не было как минимум двенадцать лет, но так расстраиваться…

— Я же сказал, — шепнул блондин, — Они потрясающие. Я не вру.

Маг коротко хохотнул, не шибко веря в сказанное, но бог вдруг дернулся со своего стула, отчего тот даже упал, а в следующую секунду он обхватил чужую голову руками, прижимая мужчину к себе. Последующие слова Росса заставили Стивена недоуменно приподнять бровь:

— Однажды я докажу прежде всего самому себе, что я заслуживаю всего этого. Что я заслуживаю эти чертовы блины. Однажды ты будешь мной гордиться так же, как сейчас я горжусь тобой. Я заставлю тебя растрогаться так же сильно, как сейчас растроган я, Стивен.

— Эверетт, — он мягко улыбнулся, — Я и так горжусь тобой. Всем тем, что ты сделал и еще сделаешь, уверяю тебя.

— Да, — он ответил кивком, — Но это не тоже самое… однажды наступит день, когда ты действительно будешь наполнен гордостью за меня. Вот тогда я буду точно знать, что заслужил все это по праву. День, когда ты будешь плакать, Стивен, от переполняющей тебя гордости.

— Я не плачу, Эверетт, — он нежно улыбнулся, — Ты ведь знаешь. Больше в мире нет ничего, что могло бы заставить меня открыто плакать, тем более, отчего я бы растрогался до слез.

Росс нежно погладил его по щекам и нежно коснулся лба, трепетно улыбаясь:

— Будет, однажды будет. Я уверен, настанет день, когда ты будешь рыдать от счастья; как рыдали все те, кто принял твой урок; как рыдали боги, когда ты вернулся. Этот день настанет, и я буду счастлив как никогда в своей долгой, бесконечно долгой жизни.

Они улыбнулись друг другу, и Росс первым увел разговор в сторону. Стивен забыл об этом разговоре на долгих десять лет, а сейчас он был счастлив до беспамятства, играючи воюя со своим супругом в спортивном зале, весело жуя попкорн у телевизора. Наконец, под утро они завалились в бар без дверей, перед этим одевшись и упившись до зеленых чертей настолько крепко, что вырубились на лестнице в храме, а проснулись лишь от легких пинков Кали, что вернулась в храм первой. Богиня Хаоса поставила все свои руки в бока и тихо хохотнула:

— Моя сладкая парочка, ну что вы будете делать, алкоголики мои.

Бог войны недовольно забормотал и махнул рукой, уткнувшись Стивену в грудь. Он ничего не хотел, и яркий дневной свет его ослеплял до ужаса.

— Ох, — сказал Стрэндж, оглядываясь, — Где мы?

— Спите на лестнице твоего храма.

— Ой, ма, — он нехотя разлепил глаза и прижал руку к ступеням.

Ему не нравилось сейчас общество богини, ему сейчас вообще ничто не нравилось, но он знал, кто может их реально сейчас защитить, а не подшучивать, он позвал на помощь сердце и его корни, раздвигая паркет в стороны, спустились вниз. Стивен нежно огладил спустившийся корень, и вот эта качель, обняв их, потащила мужчин наверх, к себе.

— Это между прочим не честно, — усмехнулась Кали.

— Мне сейчас все равно, моя милая, сейчас я пьян и ленив. Имею право хоть раз использовать свои полномочия в личных целях, — забормотал Стрэндж удобно устраиваясь в коконе из корней.

Дерево, ласково втащив их к себе, свило для этой парочки своего рода гнездо. Сердце обвило Стрэнджа за лоб и грудь и крепко прижало к нему Эверетта, давая делить один сон на двоих, пока сердце святилища лечило своего милого, но иногда такого беззаботного стража и его сильного, могущественного спутника, который так же иногда позволял вести себя неподобающе богу, правда исключительно в обществе своего любимого супруга. Стивен нежно заурчал, оплетая Росса руками и ногами, прижал к себе, пока божество, уже успев уснуть, крепко сопело, уткнувшись ему в шею. У них перед ногами был весь белый свет, но они всегда предпочитали собственный храм, потому что это было то место, что способно излечить всякого. Любой мог получить тут искупление, покой и счастье, пока Стивен управлял храмом, а Эверетт прикрывал его и закрывал собой.