Две души Арчи Кремера (СИ)

Арчи покивал головой.

– Не сомневаюсь, – тихо сказал он. – Спасибо. А чем занимаешься ты, раз ты не в проекте?

Пифий пожал плечами.

– Я приношу свои глубочайшие извинения, дражайший Арчи. Но сейчас у нас три ночи. Давай ты заглянешь в гости, и я расскажу, покажу и прочее, – широко улыбнулся он. Арчи с любопытством смотрел на него, склонив голову к плечу. – Домашние роботы-андроиды.

– Оу… – Арчи округлил глаза и замогильным голосом спросил: – Хелена..?

Пифий захохотал.

– Ни в коем разе! – затряс он головой. – Но она тоже участвует в разработках.

Арчи посмеивался, Пифий успокаивался.

– Ты невероятно изменился, Арчи Кремер, – сказал он, посерьезнев. – Невероятно.

Арчи сам ощущал это. Например, когда болтал с Пифием о самых разных вещах, подчас совсем пустяках – он сам удивлялся, как это, оказывается, легко и интересно. Время от времени что-то, смахивающее на Арта, давало о себе знать: оживлялось, уточняло, почему так и так, но это было мимолетным, незначительным и не требовало развернутого ответа от Арчи – обходилось контекстом. Или пассажиры на крейсере, которых Арчи не пытался избежать; или команда, члены которой, казалось, жаждали поболтать с Арчи о том о сем. Он сам так изменился, или человечество?

Месяц реабилитации пролетел как-то незаметно. Арчи мрачно отмечал, что ничего не успевает: земные сутки были короче марсианских на целых сорок минут. И сама адаптация давалась ему сложней, чем он ожидал – привычен был к тому, что все проблемы, связанные с телом, решаются просто и без его особого участия; тот же переходный период на Марсе прошел вполне легко, а возвращаться в земную силу тяжести, в земную же насыщенную атмосферу и к обильнейшей микробиосфере оказывалось непросто. Настроение было отвратительным, да еще и ученые дорвались до любимой игрушки: Арчи снова оказался объектом бесконечных обследований. И надо сказать, спокойствие давалось ему нелегко; Арчи отрешался от этих дурацких вопросов, новых процедур, еще процедур, пытался занять себя чем-то худо-бедно полезным, благо к его услугам была вся мировая сеть, это вроде как получалось, но ученые решали, что кое-какие вещи требуют уточнения, а кое-что нуждается в экспериментальной проверке, и Арчи снова оказывался в лаборатории. Радовало одно: никто не пытался забраться ему в голову – проверили органическое вещество, убедились, что никаких новообразований, аномалий и прочего, проверили биохимию и вернулись к инженерным штукам.

Эта пытка наконец закончилась. Курьер доставил приглашение от Аронидеса – на официальное мероприятие, которое должно было состояться тогда-то и там-то, а перед этим на приватную беседу лично к начальнику штаба, и собственной рукой Аронидеса приписка: бояться не стоит, никаких формальностей не будет. Этому юноше-курьеру было навскидку столько же лет, сколько и Арчи; он смотрел большими глазами, удивлялся, поди, что за честь такая сопляку Кремеру, и почему не ему эта честь выпала. Кстати, тоже лейтенант, но из штабных. Арчи быстро написал записку, в которой благодарил Аронидеса за приглашение, отдал ее курьеру и выставил. У него было целых три дня свободного времени. Нужно было озаботиться одеждой, едой, развлечениями. И ничего из этого Арчи делать не хотел. Он вдруг страстно возжелал еще пару обследований: они давали возможность отвлекаться от невеселых мыслей, костеря на чем свет стоит умников, эти обследования проводивших. Какое-никакое, а развлечение.

Арчи зашел в фойе дома, в котором снял квартиру – и замер: на диване сидел Максимилиан У. Кронинген собственной персоной и читал газету. Одну из тех, которые портье каждое утро раскладывал на столике. Это мог быть эротический журнал, газетка о продаже антикварных ценностей, листовка с бесплатными объявлениями, и Максимилиан У. Кронинген читал бы ее с тем же брезгливым любопытством, наверное. Заметив Арчи, он бросил газету на стол и встал.

– А, тебя наконец выпустили. Пригласишь в гости? – холодно поинтересовался он.

– Ты уверен? – усмехнувшись, неверяще спросил он.

– Нет, – помедлив, ответил Кронинген. – Но рассчитываю. Я ждал тебя пять гребаных часов и вправе рассчитывать хотя бы на чашку кофе.

Арчи не о том спрашивал. Он хотел знать, уверен ли Кронинген, что им нужно подниматься наверх, оказываться наедине друг с другом, возможно, говорить; Арчи допускал, что и до скандала дойти может – учтивого, ядовитого, обжигающе-ледяного скандала. Что Кронинген на него был способен, Арчи не сомневался. Что он сам будет вести себя так же – подозревал.

Максимилиан У.Кронинген вышел из-за столика, остановился в паре метров от Арчи. Тот – смотрел на него, не отводя глаз. Хотел сделать шаг навстречу – а просто потому, что он наконец видел этого проклятого вампира, высосавшего из него что-то необъяснимое, оставившего пустоту в груди – и боялся. И Арчи безумно, невероятно желал хотя бы на пару минут позаимствовать у себя-ребенка обычные человеческие глаза. Чтобы Кронинген, мать его, Максимилиан У. увидел в глазах то, что Арчи никому – абсолютно – не сказал и даже себе боялся признаться. Свои-то глаза едва ли что-то такое позволят выразить.

Правда, долго стоять в фойе было не совсем удобно.

– Без проблем, – ответил Арчи, опуская глаза. – Боюсь только, что в квартире может не оказаться кофе.

Кронинген стал перед ним.

– В таком случае предлагаю поехать ко мне. Я, знаешь ли, в своей квартире живу уже который год, а не въезжаю в нее впервые, – сухо произнес он.

Это значило бои на его территории. Почти гарантированная победа, не иначе. Глупо было бы соглашаться.

После неприлично долгой паузы Кронинген процедил:

– Ар-р-рчи?

Тот кивнул в ответ.

– Хорошо. Вполне здравая мысль.

Кронинген коснулся рукой его предплечья – как током ударил. Мимолетно погладил, отвел взгляд, тихо выдохнул: «Идем». Прошел мимо Арчи. Оставил его стоять с пульсирующей в висках кровью. Если подумать – неплохая замена лихорадочному сердцебиению.

В автомобиле Арчи сказал:

– Ты, наверное, последний человек, которого я ожидал увидеть. Особенно учитывая, что я снял квартиру всего пару дней назад.

Кронинген раздраженно дернул уголком рта.

– Ты забываешь, где я служу. И не поверишь, сколько интересного можно узнать о человеке, который не стремится скрываться, – холодно ответил он, глядя по сторонам. – Я узнал о тебе немало любопытного. Любишь нарушать режимы передвижения, э? Летать там, где положено передвигаться по поверхности?

Арчи припомнил пару случаев: ему занятно было испытать новый автомобиль во всех стихиях. В воздухе в том числе. По легкомыслию своему он совершил это не на испытательном полигоне, а на федеральной дороге и был неприятно удивлен, получив уведомление о штрафе. Наука была усвоена. А еще что?

– С другой стороны, – продолжал Кронинген, – ты ведешь отвратительно законопослушную жизнь. Это крайне подозрительно. Ты, наверное, первый человек, который практически ничего и никогда не нарушал. Ты служишь в армии – и при этом неагрессивен. На фоне красавчиков, накачанных адреналином и зависимых от него, это – патология.

Кронинген злился. Пытался себя контролировать – и злился еще больше, потому что у него не выходило. Потому что Арчи Кремер сидел рядом, неподвижный как сфинкс, смотрел перед собой, и потому что он, которого ублюдки из генштаба лишили всего, начиная с детства и заканчивая возможностью заливаться румянцем, просто не обладал рефлексами, которые подсказали бы Кронингену, что он думает и что чувствует – и чувствует ли. А ведь могло быть и такое: кто его знает, что за штука эта любовь, вдруг это гормоны и ничего более, а гормонов Арчи лишен давно и основательно, что в случае с Максимилианом Улиссом Кронингеном и их отношениями может значить полное, абсолютное, андроидное безразличие. Не хотел бы он допрашивать такого подозреваемого – никогда; и к своей отчаянной беспомощности именно это ему и предстояло делать, а зависело от успешности Максимилиана Улисса Кронингена в этом скользком предприятии нечто значительно большее, чем банальный успех процесса, пусть бы он и сотню миллионов стоил.