Стой за моим плечом (СИ)

Я наблюдаю за дорогим другом со стороны – мы с Азизом, одетые в самые простые кафтаны, стоим поодаль. Азиз сначала с интересом вертит головой, а потом ему надоедает смотреть на неспешное действо и он утягивает меня прочь.

- Пойдем-ка лучше, кинем пару монет на содержание Птичьего дома!

У меня во дворце немного птиц – мне кажется кощунственным заключать этих прекрасных созданий в клетки. Что может быть более жестоким, чем отнять небо у того, кто только им и живет? В некоторых покоях сохранились большие золоченые клетки. Когда-то к ним были приставлены специальные люди, все обязанности которых заключались лишь в уходе за пернатыми обитателями. После того, как мой дорогой брат скончался, и я стал очередным властителем, всех крылатых узников выпустили на свободу, так что сейчас клетки пустуют. Надеюсь, молва не врет и в Судный день души отпущенных мною птиц будут свидетельствовать о совершенных мной добрых делах!***

Один из ближайших Птичьих домов расположен на площади прямо напротив бедестана. Сюда приносят покалеченных сов, аистов и голубей, чтобы несчастные пичуги могли немного передохнуть и оправиться. Старик в драной чалме с благодарной улыбкой принимает наше подношение – на него он купит своим подопечным корм.

У Азиза прекрасное настроение и мы некоторое время просто гуляем по улицам, выбирая, впрочем, наименее людные. Я, наплевав на свою обыкновенную осторожность, взял с собой только Азиза и теперь наслаждаюсь редкой непринужденностью – никто меня не узнает, никому я не интересен. Просто два небогато одетых мужчины идут по каким-то своим делам. Забавное такое ощущение. Кажется, я начинаю понимать тех халифов, из сказок, что рассказывала мне на ночь тата. В сказках великий государь всенепременно, хоть на пару дней, сбегает из дворца, чтобы посмотреть, как живут простые люди. Ну, ничего неожиданного для себя я не высмотрел, однако развлекся. Сегодня достаточно жарко и, утомленные зноем, мы поворачиваем обратно во дворец.

После душных улиц желается освежиться, я веду Азиза в купальню, а потом, наскоро смыв пот и пыль, сажусь за непросмотренные записки. Нынче меня заваливают сметами, почти на всем начертал «закупай» и только пару бумажек отложил в сторону.

Танзиль возвращается только к позднему вечеру. На красивом лице печать усталости, и я отсылаю его отдыхать. Завтра отчитается.

* Все гос чины в Осм. Империи назначались на определенный срок. А потом султан лично просматривал списки на назначение и продление, и либо продлевал службу, либо – нет.

** Небольшая справка: «Предложения великого визиря султану, называемые запиской или резюме, передавались правителю через канцелярию. Записки были различных видов: телхис, мюстакиль телхис. Составление этих документов было обязанностью реис уль-куттаба (должностного лица, ответственного за все отделы, действующие в Диване, и за всё делопроизводство). После составления записки, она переписывалась крупным насхом, простым слогом с чётко обозначенным смыслом (это делалось для того, чтобы не утомлять султана) и отсылалась во дворец. Ознакомившись с документом, правитель записывал сверху резолюции краткое послание, вроде «ознакомился», «пусть быть отдано», «отдал», «закупай», «не время», «счастья тебе», «невозможно», и записка возвращалась великому визирю, который отдавал распоряжение об исполнении воли султана. Все пожелания, письма и тому подобные документы от великого визиря передавались правителю в виде таких телхисов»

*** прочитала об этом в интернетах: вроде бы турки очень любят птиц, настолько, что даже в зданиях делают специальные места под крышей, чтобы пернатые вили там гнезда. А на могильных плитах можно увидеть выемку – во время дождя там скапливается вода и животные потом могут утолить жажду. Выходить больное животное считается богоугодным делом, а отпущенные птицы… ну, об этом в тексте сказано)

**** утишаю от слова тишь! Исправлять не надо!

***

Недавно наблюдал любопытную сценку: Танзиль выторговывал у Азиза одного из наложников.

- Да зачем Сулейману в серале этот пятнистый ушан? – Танзиль ткнул перстом в сторону неподвижно застывшего Захи.

На этом месте мне захотелось вмешаться – какой же Захи «пятнистый»? Он веснушчатый! И очень даже милые у него ушки… надо же, а ведь за всеми этими делами я про него совершенно забыл. Более того – те планы, что я лелеял ранее, ныне поменялись, ведь появился Азиз, быстро занявший все мои помыслы. В первое время я еще приглядывал за привлекшим меня парнем – так, вполглаза. Один из многочисленных слуг получил «секретное» задание и иногда заходил, рассказывал мне, как в беседах Захи вздыхает насчет прогулок. Ну, я и разрешил гаремным выходы в город. В конце концов ничего совсем уж странного в том нет – помню, в детстве, маменька иногда выезжала в паланкине и меня с собой прихватывала. Под ее руководством был построен госпиталь для бедняков, и мама приезжала туда проверить на месте, как идут дела. Конечно, с ней были и евнухи, и стражи, и служанки – целая толпа, а сама она особенно тщательно заворачивалась в платки, скрываясь от нескромных взглядов. Подготовка к этому событию занимала несколько дней, все волновались и говорили непривычно громкими голосами, а после гарем будто вымирал на несколько дней – утомленные женщины отлеживались в личных покоях. И происходили подобные выезды нечасто. Но все-таки совсем уж безвылазно в Доме Радости она не сидела, как и другие женщины с высоким положением.

Получив возможность выезжать за ворота сераля, Захи моментально успокоился, оживился и, как мне докладывали, начал почти каждый день после занятий совершать долгие прогулки за чертой города. Уж не знаю, что за удовольствие ковылять по каменистым склонам и сбивать ноги о твердую землю. Но Захи был рад, и я повелел не чинить ему препятствий. А янычарам, вынужденным ежедневно таскаться за парнем, выписал прибавку к жалованию – чтобы предупредить возможное недовольство. Устроив Захи вольготную жизнь, я переключился на другие вопросы и вот уже много лун не вспоминал о нем.

Так зачем же рыжий мальчик понадобился Танзилю? Любопытство заставило меня оставаться на месте, то есть, за плотным пологом. Азиз знал, что я присутствую в покоях, а вот Танзиль зашел сюда, когда я уже скрылся за узорчатой решеткой и занавесил проем тканью. Я сбежал в кабинет Азиза, желая немного полежать в полутьме на мягкой кушетке, дать отдых спине, а потом уж снова садиться за бумаги. В моем собственном кабинете подобное было невозможно – меня бы в два счета обнаружил секретарь, подсунул бы мне кофе и вежливо, но непреклонно погнал бы работать.

О моем секретаре нужно сказать особо: Садик расторопен и умен. Быстр и работоспособен. Но… вот уже не полагал, что буду когда-нибудь на это жаловаться! Садик совершенно не раболепен. Он бестрепетно пережидает мои вспышки раздражения, невозмутимо пожимает плечами на угрозы, с мнимой покорностью склоняя голову и… спокойно сообщает, что намеченное еще невыполнено. Садись-ка, султан, работай! Вот так-то. И я сажусь. А что еще делать? Иногда не выдерживаю и – султан я или нет? – тихо сбегаю. Вот, как сегодня. Прячусь у Сирхана или Азиза. К ним Садик не смеет соваться. Сирхана мой несгибаемый секретарь побаивается, а с Азизом они в некотором роде дружны – Азиз частенько помогает мне с бумагами, Садик смотрит на это благосклонно. Иногда они обсуждают что-то вполголоса, пока я читаю и ставлю резолюции. Видимо, Садик полагает невежливым вторгаться на территорию Азиза, потому я нахожу здесь временное прибежище.