Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

— Что? — Джеймс тряхнул головой и как голодный зверек втянул нижнюю губу, глотая с судорожным всхлипом.

— Думал, это я псих, ан нет, не один такой. — Слегка разжал объятия Ким, давая ему немного простора. — Постой, не дёргайся, я сам.

— А... мне... Ким, плохо... — Джеймса снова начало колотить, он как-то странно посмотрел на Кима, будто через толстое мутное стекло, неловко сдвинулся, похоже, не знал, куда деть руки, его ступни стали ледяными.

Ким привстал, опираясь на локоть, и словно лапами подгрёб Джея под себя, прижимая сильно, но бережно, уложил его голову себе на сгибе руки. Свободной рукой решительно взялся за член своего солдатика, поднял, разминая и обводя закрытой складками кожи головкой по лобку и бёдрам.

— Щас будешь по стойке смирно! И салют! Надо кончить, надо, такой приказ, солдат.

— Да-а-а.

Ким нагнул голову над пахом Джея, его длинные растрёпанные патлы тяжело упали тому на живот, холодя разгорячённое тело.

«Что я делаю? — подумал он, беспорядочно целуя Джеймса в промежность, во внутреннюю часть бёдер, в ореол пупка, под «солнышко», вжимаясь носом в нежную кожу. — Нахуй такое? Я же люблю его. А чего он психует? Ведь неспроста. Такой, как он, — не слабак, а истерит больно сильно. Будто ломается в нём что-то, а он не поймёт, держать изо всех сил или помочь быстрее оторваться».

— Что с тобой? Джей, кончи, давай, кончи, для меня. Ну отпусти нахер тормоза! — Ким понял, что его мальчик что-то доказывает, с чем-то в себе ещё борется, боится... не его, Гуля, это понятно... но близость для него сейчас — как шаг в пропасть, крушит в себе переборки какие-то... вот такая опять дурацкая ассоциация с кораблем... — Дай себе утонуть во мне! Это страшно только сначала, я знаю, обещаю, я дам тебе дышать, это — не зло, это и есть — ты! — Гуль почти рассвирепел и начал остервенело, со злостью, ну уж явно не лаская, дрочить Джеймсу. Член в его кулаке моментально раздался в объёме, выпрямился, твердея, кожа на нём натянулась, рельефно проявляя все выпуклости и венки, уздечка натянулась короткой стрункой, венчик набух бугристым полукольцом, головка округлилась, яички напряглись перед эякуляцией.

Джеймс, до этого лежавший почти в позе эмбриона, ахнул и, сжавшись, вдруг расправился, как выстрелил из арбалета, вытянул ноги, потянулся всем телом, судорожно схватился за Гуля, глубоко загоняя ногти ему в кожу, царапая до крови. И тут же болезненно выдохнул, громко выругался матом.

«Гадко, — подумал Ким, — но естественно. Хоть так, лишь бы он не держал себя в такие моменты».

Перед самым финалом, уже чувствуя между пальцами липкую влагу, Ким направил джеев член ему на живот и не переставал дрочить, выдавливая и выдавливая головку, пока последняя капля спермы не вытекла наружу. Тело Джеймса расслабилось волной. Когда ствол в ладони Кима стал мягким, он поцеловал его у основания и провёл языком к головке. Продолжил двигаться губами по животу, перемазанному густым семенем, по груди, по шее, подбородку, остановился на губах Джеймса, принявших его спокойно и уверенно. Кажется, Джей Эс разрешил себе это наслаждение и теперь без сопротивления погрузился в него.

Их сердца, сначала бившиеся вразнобой, быстро подстроились друг под друга и застучали в одном ритме.

Ким Мормо Мартинсен, через некоторое время оторвавшись от губ любимого, не смог сдержать искреннюю победную улыбку. Только вот, кто кого победил, он сейчас внятно не объяснил бы даже самому себе...

...........................................................................

(1) Супница

====== 25-3 ======

«Зачем он мне? — думал Гуль, накрывая полусонного Джеймса одеялом и пристраиваясь рядом. Возбуждение сменилось расслаблением, но не ушло совсем: насытиться этим человеком вдоволь было, наверное, просто невозможно. Тело отзывалось на легчайшие касания к телу любимого гулом нервов, вновь готовых на сексуальные подвиги, поэтому, дабы не дразнить самого себя и дать Джей Эсу немного передохнуть (у того даже щёки впали и под глазами выступили тени — это было хорошо видно при дневном свете, вот же блин!..), Мартинсен плотнее прижался к нему — никакого трения, зато энергия просто физически струится и всасывается напрямую. — Зачем мне этот парень? У меня были и мальчики, и девочки, сладкие пупсики, развратные твари, бляди, целочки, свирепые жеребцы и пони с ресничками, и даже, скажем так, шикарные во всех смыслах особи постарше, иногда вообще неопределённого пола; я много чего умею в сексе и могу в принципе всё, так зачем мне именно этот солдатик? Нет, это не сомнения, нифига, решил я всё окончательно, душой, сердцем; умом тоже хочется понять, разложить для себя: зачем? Симпатичный, ладный, но, в общем-то, среднестатистический Джеймс Поттер, неглупый, с характером, по сути ещё мальчишка, зачем он мне? Не только ведь для секса. Был бы он, например, девчонкой, разве я отказался бы от него или чувствовал к нему меньше любви? А вдруг? А что если это лишь феромоны и стечение обстоятельств? Ну, фишка так легла? Не, не может быть, иначе не ощущался бы вот этот стальной трос, который вживлён одним концом в моё нутро, а другим — в Джей Эса... Это больше, чем желание, больше, чем капризы тела, это моя суть — хотеть его. Не люблю весь слюнявый пафос, но именно так чувствую: если моего солдатика почему-то вдруг не станет... ну, всякое случается, жизнь — та ещё сучара... я без него, конечно, не вскроюсь и колёсами не нагружусь, с крыши гулять — тоже не моё, под поезд — вообще бр-р-р (читал про русскую мадам Карьенину, фигнёй тётка страдала), но и жить ведь тоже не смогу, буду просто дышать, просто жрать и пить, может быть, даже трахать чьё-то очко, и, может быть, даже на Линде тренькать... только захочу ли? Поэтому вывод: надо сделать так, чтобы мой солдатик был всегда, со мной и вообще...»

Его солдатик (блин, привязалось же, но вроде нестрёмное погонялово, лишь бы Джей Эс не обижался на него, а так ведь занятное имечко, да и образ стойкого, верного парня из олова, умеющего любить, красиво ложится на сказки, песни, на мечты о чём-то настоящем... Правда, и плавится вояка в горячих руках, будто олово или даже воск, и это ж просто с ума сводит!)... так вот, его солдатик спал не больше четверти часа, зато как убитый. Сам Гуль глаз не сомкнул — прислушивался к его дыханию, едва заметной вибрацией отзывавшемуся через позвонки — для обычного человека было бы не слышно, но Мормо Мартинсен улавливал этот процесс легко, а ещё мог бы на счёт сказать, сколько раз за это время ударило сердце Джей Эса — семьсот тридцать восемь... 739, 740…

«Как же мне повезло, что встретил тебя сейчас, когда мы оба молоды и у нас есть время всё разрулить, притереться качественно и полноценно насладиться друг другом, — беззвучно прошептал он в спину Джею. — А то бы могли встретиться на закате жизни, оба — старики, блядь, как же это грустно... А сейчас привыкай ко мне сколько угодно, времени полно — целая жизнь впереди. Наша... Интересно... — некая мысль, непонятно откуда явившаяся, поразила Гуля, — ...интересно, а вот все люди именно так любят, чувствуют похоже? Пиздец, никогда не задумывался об этом. Но взять тех же Свечку с Андрисом — ну кобелины же оба, пробы ставить негде, а поди ж ты — вместе, пара и уже, походу, месяца два или больше (вечность!) спят только друг с другом. А смотрят иногда друг на друга как? Так, что прям завидно. Или та же Матильдочка. Пигалица безмозглая, голь нищебродная, почти безродная, дворняжка приблудная, казалось бы, что в любви понимать может? Она этой любви сроду не видела, хорошо, если за секс её хоть кормили и рожу не портили синяками — вот и вся любовь. А смотрите, какая лебёдушка выросла из гадкой утки — красавица, душа аж звенит, добротой переполненная, благородством каким-то удивительным, прыгать в штаны мужикам и думать не думает (ёбт... даже я её ни разу не попробовал, и с Саем они взаправду друзья, а не любовнички... диво...); а ещё и втюрилась в кого-то по уши, вот повезло мужику, лишь бы серьёзным и заботливым оказался, не тупым. Потом тот же Сольвай, неужели и у него, у этого, по сути, молокососа, вот так же в сердце щекочет от любви, в животе копошится что-то хорошее, а в голове — мысли придурочные, навроде этих самых?.. А отец с мамой? И они любят так же, как и я? Нифига себе...» Гуль, слегка прибалдевший от подобных размышлений и сопутствующих им образов, замелькавших перед глазами, ещё плотнее закутался в одеяло и накрыл с головой Джеймса — так диковинная реальность не била в глаза дубиной утреннего солнца. «Эх, спрятаться бы с моим солдатиком, от всех и от всего, пожить на необитаемом острове, чтобы только он и я... Хотя охереем же быстро, без музыки, без друзей, без работы. Вот устаканится всё, церемонию брака проведём, что бы всё чики-пуки, — и устроим себе медовый месяц в каком-нибудь медвежьем углу, только не в тропиках, ну на хер ихнюю жару и всяких кровососов натуральных; лучше на севере, как викинги жили, сами себе берлогу построим и завалимся в спячку на зиму... За оконцем будет реветь вьюга, в очаге — жаркое пламя, а мы в лохматых тёплых шкурах и кормим друг друга мясом с ножа... Блядь, чего-то из меня романтика прёт. Да, надо потом как-нибудь ещё про любовь подумать, интересная тема. Только не сейчас». Джеймс, вероятно, от недостатка воздуха закопошился — организм Кима моментально сообщил: «Эгей! По второму разу? Ну давай, я готов, е-е-е!»