Из года в год (СИ)

На первый этаж замка Амелл поднимается как в бреду. В него едва не попадает стрела ожившего мертвеца – Алистер отталкивает его и вскидывает щит. Этот толчок приводит мага в чувства. Злость на себя, на собственную бесхребетность вырывается наружу, и не особо действующие против этих врагов заклинания стихии холода замедляют их, а тяжёлые, всё ещё не очень умелые удары меча усмиряют вовсе. Внутри всё дрожит от гнева, пока Амелл прорубает себе путь в главный зал.

Они пытали его. Пытали по приказу Изольды, что теперь убивается горем, просит спасти одержимого сына. А Виконд борется с отвращением, с желанием уйти, оставить всё как есть. Так, как она заслуживает. Так, как требует его внутренний голос.

Это навсегда испортит отношения между ним и Алистером, но Амеллу на это плевать. Он не считает королевского бастарда своим другом, он не имеет права зваться чьим-то другом после того, как поступил с Йованом.

Йован. Он хотел здесь всё исправить. Виконд не дал ему даже попытаться, прогнал, опасаясь за его жизнь. И меньшее, что может сделать Амелл – исправить его ошибки. Если, конечно, это вообще возможно. Если нет – умрёт, пытаясь. Это станет его искуплением.

После того дня всё становится только хуже. Амелл, хоть и спасает Коннора, не чувствует себя лучше. Он вымотан. Он устал. Ему нужно отвлечься. Ему нужно… поговорить. Ему нужен друг. Но кто знает, где сейчас Йован? Да и станет ли он вообще разговаривать с ним, после того, как узнает правду? Нет, конечно же, нет. Говорить с кем-то из спутников кажется плохой идеей. Лелиана и Винн слишком обеспокоены его состоянием, чтобы помочь забыть; Стэн, как и сам Амелл, не разговорчив; с Огреном завязать разговор сложно из-за отсутствия общих тем; Морриган… Морриган с ним больше не говорит, если на это нет крайней необходимости. Всё вышло крайне неловко, если он вообще верно понял её слова. Предложение разделить ночь на двоих…

Виконд отрывается от записей в дневнике и смущённо, почти виновато смотрит в сторону ведьмы, о чём-то говорящей с Лелианой. Морриган ему нравится. Но несколько в ином плане. Он восхищается её мастерством, сочувствует её прошлому, необъяснимо для себя тянется к ней, но понимает, что доверять ей нельзя. Что-то странное есть в её словах и действиях, нечто неуловимо странное, что не даёт покоя Амеллу, заставляет быть чрезмерно осторожным с ней. Куда более осторожным, нежели с остальными.

Он слышал, как после отказа Морриган назвала его «бесчувственной ледышкой», не в лицо, конечно, за глаза. Но сути это не меняет – она права. Виконд Амелл не тот, кого может интересовать подобное. Но сейчас, именно сейчас ему хочется говорить с Зевраном, скрывающим своего интереса к нему. Даже не столько говорить, сколько слушать его. Это успокаивает. Отвлекает. Виконд цепляется за него, как за замену Йована, хоть и понимает, что замены не выходит и никогда не выйдет: слишком они разные.

Но хуже всего, что все спутники по неясной причине уверены в их с Зевраном… романе?.. Само это слово звучит до невозможного абсурдно и заставляет задуматься о здравомыслии окружающих.

Да, ему нравится проводить время с Антиванским Вороном, равно как и узнавать от Стэна новое о неведомом доселе устройстве чужого народа, слушать Лелиану, чьи истории, хоть и являются вымыслом, завораживают. Но никто из них не вызывал и не вызывает лишних, неправильных мыслей. Все они – почти друзья, но никак не более того.

Вот только его мнение словно бы никто и не замечает. Лелиана всё чаще смотрит на него с «понимающей» улыбкой. Морриган почти всегда кривится при разговорах с ним, то и дело бросая недовольные взгляды в сторону эльфа. Винн укоряет, говорит, что сейчас не время. Пёс ластится к Зеврану едва ли не чаще, чем к своему хозяину.

Не зная, как реагировать на это, Амелл пытается избегать Зеврана. Глупо, это ни коим образом не решит проблемы, а лишь усилит её, убедив окружающих в том, что их выводы небезосновательны. Но ему самому так немного проще. Совсем немного и только до того момента, как наступает ночь его дежурства, и он надолго остаётся наедине с собой, своими мыслями и ошибками.

- Я в порядке, – в очередной раз повторяет Амелл, когда Винн подсаживается к нему у костра. Она даже не успевает задать свой вопрос, но он и без того знает, какой должен быть ответ.

- Молодой человек, вы пытаетесь врать целителю, – вздыхает Чародейка, внимательно вглядываясь в его лицо.

- Сейчас нельзя сбавлять темп. Мы должны найти Урну, исцелить Эамона, а после отправиться в Денерим и выступить против Логейна. Если я буду себя жалеть, кто поведёт отряд? И ты, и я прекрасно понимаем, что кроме меня на это никто не способен. У всех свои проблемы, они лишь перессорятся, не в силах прийти к компромиссу, следуя за собственными целями.

- Ты их недооцениваешь. В этом твоя главная проблема. Ты привык видеть вокруг себя либо врагов, либо тех, кто беспомощно ждёт спасения. Присмотрись к ним повнимательнее. Тебя удивит то, что ты увидишь.

Голос Винн звучит плавно. Она говорит искренне, желая помочь, и Виконд почти верит ей. Почти – всё же он знает, что её суждения ошибочны.

- Взгляни на них как я, – тихо возражает Амелл. – Ведьма, одержимая желанием отомстить матери, преследующая свою, пока не ясную мне цель. Бард, бегущая от прошлого и сомневающаяся в себе. Ведомый храмовник-недоучка, который не выдержит ответственности. Пьяница-гном без цели в жизни, некогда бывший превосходным воином королевской армии. Кунари, идущий ради написания рапорта о Море и способный хладнокровно зарубить мечом каждого из нас. Или ты? Ты не выглядишь способной вести отряд. Ты даже не жива.

- Ты и сам не создаёшь впечатление бодрого весельчака. Особенно сейчас, когда так вымотан, – вновь давит на него Винн, и Амелл нехотя соглашается с ней. Да, будь ситуация хоть немного иной, он взял бы небольшую передышку. Но сейчас это может погубить их всех, погубить весь Ферелден, а может, и весь Тедас. Нельзя останавливаться ни на день, иначе они могут опоздать. Быть может, они уже опоздали, и все эти их барахтанья в трясине проблем лишь оттягивают неизбежное. – Зеврана ты выделил намеренно?

Отвечать на этот вопрос не хочется. Амелл не любит говорить о том, чего не понимает, в чём совершенно не разбирается. То, что он чувствует по отношению к Зеврану, несколько отличается от того, что он чувствует к остальным. Пожалуй, он даже может назвать Ворона своим другом. Или же, всё это лишь наложение одного образа на другой?

- Я не знаю, – твердит он и вслух, отводя взгляд от Чародейки. Он запутался, он жаждет простого решения, но понимает, что его не существует, а потому терзается снова и снова. – Но я знаю, что остальные ему не доверяют, хоть и решили довериться мне. А ведь я сам куда более сомнительная личность… – Виконд невесело усмехается, когда воспоминания о собственных нелицеприятных поступках услужливо напоминают о себе. – Мне многое не нравится. Я – настоящий я – предпочёл бы убить Коннора и оставить Изольду жить с этим. Но «я-лидер» этого не сделал. Я спас их, спасу их всех, хоть и не считаю, что они это заслужили. Только не после того, что сделали с Йованом, – голос вдруг хрипнет, и Амелл смолкает. Он обхватывает колени и долго смотрит в пламя костра, борясь с желанием выговориться. У него нет права на то, чтобы жалеть себя. Он не должен ныть, ведь остальным вокруг не лучше, чем ему. Но в то же время он всего лишь человек, не лишённый эмоций. Людям нужно говорить, иначе они начинают гнить изнутри. – Ты не видела его, тебя не было там. А ведь в том, что случилось с Редклифом, он виноват не больше той суки.

- Следите за языком, молодой человек! – полушутливо журит его Винн. Дышать становится легче. Как будто некий ощутимо душивший его всё это время ком вдруг исчезает. – Ты слишком одержим прошлым, Виконд.

- Нет. Уже нет. Он отпускает меня… С тех пор, как я отпустил его.

Это срывается так просто и безболезненно, что Амелл удивлённо замирает, не в силах понять, действительно ли он так считает, или фраза произнесена в качестве попытки избавиться от продолжения разговора. Нет, лжи в ней нет. Но и сам, просто так, он не стал бы откровенничать с кем бы то ни было.